Времена негодяев
Шрифт:
Никогда он не узнает, кто и зачем воздвиг эти столбы, с непонятной досадой подумал Виктор. На необозримых землях во все стороны от Хором столько тайн и загадок, что не хватит и девяти жизней, чтобы их разгадать, его же время уходит на дела простые, но без которых на землях этих воцарится хаос.
Он пнул машинку, а та, словно в ответ, с мягким жужжанием выдвинула деку, в которой радужно блеснул диск. Виктор чуть не расхохотался. Вся техника давно сгнила, а вот эта с идиотским упорством предлагает воспользоваться своими услугами. Интересно, какой там фильм? Нагнулся, чтобы прочитать надпись на диске. В тот же миг над головой щелкнуло, от столба отлетела щепа, и только после этого он услышал свист второй пули.
Защелкали выстрелы. Никого из дружинников не задело.
— Мы что, сюда отдыхать пришли? — спросил вдруг Мартын своего хранителя, вскочил и кинулся на вершину, а за ним с молодецкими криками и уханьем двинулись бойцы.
Пиратов было немного, они сгрудились у огромного валуна и встали насмерть. Заряды кончились, в ход пошли мечи. Стрелки могли их расстрелять издали, но Мартын движением руки велел опустить арбалеты. А затем он хищно оглядел стайку пиратов и, увидев вожака, осклабился.
Когда Виктор оказался на вершине, Мартын уже бился с вожаком. Пират ловко крутил копьем, делал молниеносные выпады то в голову, то в пах, но Мартын увертывался и шел на ближний бой, размахивая своим огромным двуручным мечом.
Дружинники окружили их кольцом, а связанные попарно пираты вертели головами, пытаясь разглядеть, как идет поединок.
Маршал сел на бревно и залюбовался тем, как Мартын крутил мельницу, уводил копье восьмеркой, а затем обрушивал меч сверху, заставляя противника скакать из стороны в сторону. Потом неуловимое движение рукояти — сталь волной пошла вверх, вниз, вбок — и голова вожака отлетела далеко в сторону, а тело на миг уперлось было копьем в траву, но тут же грузно покатилось с холма.
Виктор подошел к валуну и подобрал разбитый бинокль. С сожалением повертел его в руках, заглянул в пустые дырки и швырнул его вслед обезглавленному туловищу. Мартын воткнул меч в землю и уселся рядом.
— Чуть не вспотел, — сказал он.
Когда они вернулись в городище, рыбаки уже высыпали на берег. Дружинники принесли факелы, и смельчаки полезли на баржи. Оттуда вдруг раздался крик и плач, по сходням потащили кричащих и отчаянно отбивавшихся женщин, за них цеплялись дети. На песок полетели узлы, свертки, котлы. Заблеяли овцы, которых по сходням гнали вниз.
— Морской народ, — сказал кто-то из дружинников и покачал головой.
До московских пределов иногда доходили жуткие истории о пиратах, владычествующих на дальних и ближних водах. Говорили, что морское племя скитается со всем своим скарбом, безжалостно истребляя жителей побережья. И будто бы они не просто морские бандиты, а обреченные до поры на скитания безумцы, которых гонит непонятная сила, мешая осесть на любом берегу.
Прибежал сотник Харитон и доложил, что на барже обнаружили полонян, а среди них и его пропавший племянник сыскался.
Через два дня дружина снялась и ушла на запад. Наместник дал проводников и просил далеко в леса не забираться, а еще лучше — вообще туда не идти. Проводники шли неохотно. Дружинники, напротив, после разгрома пиратов приободрились.
Сразу же за Вологдой начались густые леса. Хорошие дороги незаметно рассыпались тропами. Фуры оставили на сохран у землепашцев в деревеньке, название которой забылось тотчас же.
Шли узкими просеками, а на редких полянах немедленно разбивали лагерь и ждали до утра. Зверь в чащобе встречался непуганый. С каждым днем все меньше встречалось даже звериных троп. А когда вдруг и птицы исчезли, проводники вывели дружину к большой, поросшей хилой травой пустоши и повернули обратно, не слушая уговоров и посулов. Карты этих мест были старые, негодные.
Сотники начали поговаривать, что пора, мол, назад поворачивать. Молодые бойцы спрашивали у Виктора, кой черт их сюда занес, да где враг, против которого они выступили? Виктор отвечал уклончиво, а то и вовсе не отвечал. Мартын же хитро улыбался в усы, сочувственно поддакивал дружинникам и сетовал на Сармата. Намекал, что и сам бы рад хоть сейчас вернуться, да указ Правителя… Один из подвыпивших сотников загнул в адрес Сармата коленце, а Мартын только погрозил ему пальцем, но выволочки не учинил. Тогда другой сотник вполголоса сказал, что, пока они здесь в глуши топчутся, в Хоромах небось пьянка идет вусмерть, и совсем тихо, но слышно добавил что-то о старых кобелях, коим неймется. Мартын и его не осадил.
На следующий день они вышли к гари.
Одна за другой сотни подходили к невысокому обрыву. Там, внизу, ничего не росло — до самого горизонта тянулось черное пространство. Несколько обугленных стволов сиротливо торчали вдалеке, и от них вид черной пустыни делался совсем унылым и жутким. Слабый порыв ветра поднял облако пепла и рассеял его над лесом, подступившим к обрыву.
Молча стояли ратники, глядя на безмолвные поля смерти. Казалось, здесь прошелся огненной косой сказочный великан и ничего, кроме пепла, за собой не оставил.
Пахло старым затхлым дымом.
Мартын долго смотрел вдаль, нюхал воздух, а потом громко выругался и сказал:
— Вот ради этого дерьма он нас сюда загнал!
Сотники понимающе переглянулись.
Разъезды никаких признаков человеческого жилья не нашли — только леса тянутся по обе стороны обрыва, а внизу — мертвое поле. В паре километров обнаружили далеко уходящие в лес языки пепелищ.
— Я знаю, что это такое! — вдруг объявил сотник Дежнев и закашлялся.
Виктор глянул на него. После вынужденного купания под Бастионом сотник простудился, долго лежал и сильно сдал в последнее время. В поход, однако, пошел.
— Лесной пожар, вот что! — проговорил наконец сотник.
С чего бы это гореть лесам, не сухие же дрова, задумался Виктор. Он никогда не видел лесных пожаров — сырость, влага, чему там гореть? Но Мартын одобрительно похлопал Дежнева по плечу.
— Дело говоришь! — зычно сказал он. — Давненько не было лесных пожаров, но и сырость не всегда стояла. Раньше, я помню, леса часто горели.
Старые дружинники закивали, соглашаясь, по рядам прошел говор. Виктор отметил про себя, что и это лыко будет Сармату в строку. Одно дело — идти в бой на злобное чудище, другое — стаптывать сапоги на лесных пепелищах.