Временные трудности
Шрифт:
Он повернулся ко входу в панцирь. Сифэн ойкнула, почему-то прикрыла руками грудь и забежала внутрь. Ксинг, чья злость до сих пор бурлила, направился следом.
Он злился так, как не злился со времён встречи с кланом Гао. И даже больше — если к уходу от мастера Гонга он был полностью готов, то теперь предстояло на лету корректировать планы и поспешно уходить в неизвестность. Если ранее он планировал заблаговременно договориться с каким-то из капитанов, собрать вещи и приготовить запасы, то теперь надо бежать вот так, как есть. Особо жалко было бросать панцирь черепахи — единственное
Он зашёл внутрь и захлопнул дверь с твёрдым намерением отловить Сифэн и вышвырнуть вон, уложив завершающим штрихом на избитую кучу членов её дома. Сифэн это намерение тоже уловила, так что взвизгнула и попятилась прочь.
Черепаха, конечно, была огромной, но лишь только по меркам живого существа. Дворцом с тысячей комнат она точно не являлась. Так что вскоре Сифэн упёрлась спиной в лесенку, ведущую на второй ярус, в комнату, где Ксинг хранил припасы и откуда не было выхода.
Он схватил её за волосы, и потащил прочь. Сифэн снова взвизгнула.
Не хотелось ничего говорить, лишь сплёвывать и ругаться. Теперь не имело значения, действительно ли он совратил и обесчестил красотку из благородного дома или же нет. После того как Сифэн вышла из его жилища в неподобающем виде, и это увидело множество свидетелей, вину Ксинга признал бы любой судья. Теперь выбора не осталось, придётся делать лишь одно — бежать прочь от Могао, где влияние дома Симынь так велико. Какая-то мысль вертелась в голове, колола острой занозой. И Ксинг даже остановился, усилив циркуляцию ци в верхнем даньтяне, чтобы её вернуть.
Открытие ошарашило. Ведь действительно, не имело значения, делал ли что-то Ксинг или не делал, надругался ли над Сифэн или нет. Более того, именно то, что он ничего не сделал, что приходится страдать ни за что, оказалось самым обидным.
Он ещё раз окинул взглядом Сифэн. Огромные широко распахнутые глаза, приоткрытый в удивлении рот, длинные стройные ноги, большие упругие полушария, проглядывающие сквозь съехавшие набок нижние одеяния. Как же она была хороша!
Ксинг попытался ухватиться за память о Мэй, напомнить себе, что стремиться быть героем. Это не помогло. Мэй давно осталась в прошлом, а что касается героизма… На текущем этапе целью Ксинга являлось не становление героем, вовсе нет. Поначалу он собирался стать таким, как учитель, а большего негодяя не сыскать в целом свете.
Ксинг рассмеялся, поднял ойкнувшую Сифэн на руки и потащил в комнату с широким окном и большой удобной кроватью, купленной, что придавало ситуации ещё большей пикантности, в мебельной лавке дома Симынь.
— Ксинг! Что ты… То есть, мастер! Учитель! Что вы делаете? — закричала Сифэн.
— Говоришь, накинулся, как дикий зверь? — засмеялся Ксинг. — Разорвал одежду… вот так?
Он вытянул руку, и тонкие потоки ци, вырвавшиеся из пальцев, коснулись остатков её одежды. Через мгновение маленькие кусочки шёлка осыпались на пол. Ксинг грубо привлёк Сифэн к себе, чувствуя под пальцами нежную гладкую кожу. Рука прошлась по стройной ноге, закончив путешествие на упругой ягодице.
— Мастер! Мастер, пожалуйста! — испуганно прошептала девушка.
— Когда я жил в Мыаньтао, — ухмыльнулся Ксинг, — то посещал Императорскую библиотеку. Тут, в Могао, я тоже прочитал немало свитков. И знаешь что?
— Что, мастер? — спросила Сифэн, пятясь до тех пор, пока её ноги не упёрлись в край кровати.
— Не все из этих свитков были с рецептами. И не все — с техниками. Хотя, знаешь, техники там всё-таки были, просто совсем не боевые. И действенность этих техник мы с тобой сейчас проверим.
Ксинг сделал ещё один шаг вперёд и Сифэн, ойкнув, упала, рухнув прямо на мягкий матрац.
???
Несмотря на имеющиеся оправдания, Ксинг чувствовал себя настоящим негодяем. Да, он стремился стать учителем, да, дом Симынь попытался его подставить, да, он отплатил за подлость и бесчестность той же монетой. Но всё равно, то, что Ксинг совершил, настоящий герой никогда бы не сделал! Во многих историях герои поддавались влиянию внутренних демонов, творили неприглядные поступки и даже настоящие злодеяния, чтобы потом преодолеть себя и вернуться на сторону справедливости и гармонии. Но при этом они никогда не совершали насилия над женщинами, а ведь ничем другим случившееся назвать было нельзя.
А Ксинг совершил! И не просто совершил! Он тщательно проверил на практике достоверность трактатов «Восемнадцать сливовых лепестков», «Нефритовая ваза» и «Плоды персикового дерева». Некоторые позиции, казавшиеся совершенно невозможными для человеческого телосложения, всё-таки удалось повторить с некоторыми неудобствами, для других — пришлось использовать ци. Ксинг совершенно не щадил Сифэн, не считался с её чувствами и желаниями, вымещал на ней своё раздражение, о чём теперь, когда эмоции поутихли, сильно жалел.
Отдельно злило то, что сейчас, когда всё закончилось, когда его одолевали сомнения и душевные терзания, она не выглядела особо несчастной. Наоборот, махнув рукой на уничтоженное бельё и надевая платье на голое тело, она соблазнительно изгибалась и пыталась представить свою красоту в самом выгодном свете. И это работало! Ксинг чувствовал, как было успокоившееся тело наливается жаром, поэтому злился на себя ещё сильнее.
— Ну что, дорогой, — прощебетала Сифэн, — ты действительно был, словно дикий зверь!
— «Дорогой»? — с подозрением спросил Ксинг. — Больше не «учитель»?
— О да, учитель! — тут же поправилась она. — Ты научил меня очень многому! И научишь ещё большему!
— Научу?
— Ну конечно же! Теперь, после того что между нами было…
— Я принудил тебя! Заставил! И ты говоришь, что тебе понравилось?
— Ну, было немного больно, и горло... пару раз я подумала, что задохнусь, но… Эй, ты чего?
Ксинг вскочил с ложа и принялся быстро одеваться. Получается, все эти терзания зря? Все эти сожаления, муки совести, ощущение себя грязным бандитом, типа главаря банды, которого он встретил, только покинув Дуоцзя — всё это беспокоило только его самого.