Время барса
Шрифт:
— …Не было?
— Да ты окстись, Жора! Кто в пятом часу утра по мусорникам да подвалам бегать станет!
— И через кухню никто не проходил?
— Во-первых, дверь на кухню заперта с нашей стороны. Еще с часу.
Во-вторых…
— Кончай умничать! Я ясно спросил: никто не проходил?
— Ну, никто.
— А без «ну»?
— Да чего ты докопался до меня, Жора? Я ж не карьер, а ты не экскаватор шагающий. Вот — первая машина пришла, за всю ночь, понял? Грузчики стоят ждут, а ты долбаешь своими вопросами, как дурной рыбачок — елдой прорубь! Чего стряслось-то?
— А ты не слышал ничего?
— Да
— И выстрелы не слышал?
— Где?
— В Караганде! Понял? Коз-зел!
— Что-о? Жора, ты кого козлом назвал, падаль? Ты думаешь, тебе, сявке стриженой, шпалер дали, так ты и при делах?
— Ладно, Косой, не гони…
— Что — не гони?! Да ты еще дрочил под одеялом, когда я зону топтал!
— Сказал, Косой, не баклань!
— За базар отвечаешь?
— Да пошел ты!.. Мурло, синяк гребаный! Раздался звук хлесткого удара, грохот то ли коваными ботинками, то ли сапогами по кровельному железу, звук падения тяжелого тела… Какой-то вскрик, хрипы… Потом неожиданно зажужжал электромотор ленточного конвейера, что доставлял в подвал туши. На конвейере ничком, на спине, лежал малый и судорожно дергался всем телом, суча ногами и руками. Над ним нависал, прижимая к ленте, другой: постарше, мосластый, с редкими, торчащими клоками волосиками, с сифилитическим носом на скуластом лице.
Он что-то шептал на ухо противнику, словно увещевая того прекратить конвульсии.
И тот действительно затих. Аля почувствовала, как разом свело желудок: голова лежащего на спине малого была почти отделена от туловища; кровавый надрез на шее, от уха до уха, походил на раззявленный рот рыжего арлекина… «Человек, который смеется».
По лесенке рядом с лентой спустился другой человечек: маленький, горбатый, лысый.
— Косой, ты что, с крыши съехал? Что теперь Гуне говорить станешь?
— Заткнись, Гном. Ты базар слышал?
— Ну.
— Если тебя козлом повеличали, ответка должна быть?
— Ну.
— Вот и весь базар.
— Гуня понятий не разумеет.
— Ниче. Припечет — поймет. А его щас вроде припекло. По самые яйца.
— Ну. Рому Ландерса завалили.
— Круто. Выходит, под Батю теперь пойдем?
— Выходит, так. Больше не под кого.
— Батя — человек с понятием.
— Известно.
— Помоги-ка, Гном.
— Куда его?
— К тушам, на ледник. Порубим — и в море. Скатам на корм.
— А работяги?
— Шофера?
— Ну.
— И че? Если толковище будет, они подтвердят. А до толковища Гуне еще дожить надо. Ну а на нет и суда нет.
— А ты, Косой, крут.
— А то.
Аля съежилась, превратилась в комочек и старалась даже не дышать. Но в коридор Косой и Гном не пошли. Горбатый деловито отомкнул какую-то дверь, они подхватили мертвя-ка, потащили. Девушке стукнуло: сейчас! Она перебежала ближе к выходу, запах свежей крови снова заставил желудок скрутиться жгутом, Аля задержала дыхание, зажмурившись, вбежала по бетонным ступенькам рядом с продолжающей двигаться лентой. Шум конвейера надежно заглушал ее легкие шаги.
Аля высунула голову: метрах в пятнадцати стояла крытая фура, но никого из работяг или шоферов видно не было. Прямоугольник ворот раскрыт. В будочке рядом — тоже никого: ну да, охранник сейчас был как раз занят освежеванием жмура с прижизненным именем Жора. Девушку снова замутило так, что серая мгла на мгновение заволокла мир. Аля кое-как перевела дыхание, ринулась к воротам. Никто ее не остановил и даже не окликнул. Оказавшись на улице, Аля вдохнула несколько раз пьянящий, напоенный ароматом трав и моря ночной воздух и ринулась прочь, словно спущенная с тетивы стрела.
Часть третья
ДЕВОЧКА И МОРЕ
Глава 15
Девушка бежала маленькими затененными улицами вниз, к морю. В сумраке утра она различала ряды домиков, все, как на подбор, одноэтажные, построенные лет тридцать-сорок назад, увитые виноградными лозами и отгородившиеся и от жары, и от мира решетчатыми ставнями. На каком-то заросшем чертополохом пустыре вспугнула стаю больших рыжих собак; за ней пыталась было увязаться мелкая пятнистая шавка, но лобастый вожак что-то рыкнул утробно, и стая покорно пропустила девушку. Испугаться она не успела, подумала лишь — как хорошо, что сейчас утро. Ночью эти бывшие друзья людей царили на улицах и порвать ее могли даже не по злобе или со страху — просто мстя своим бывшим хозяевам за все прошлые и нынешние обиды.
Девушка вылетела через безымянный проулок на взгорок. Море открылось внезапно. Оно плескалось далеко внизу в сонном величавом покое; лишь первые утренние волны тревожили маленький каменистый пляжик.
Вокруг — ни души. Аля пошла по взгорку, пытаясь найти хотя бы тропинку. И чуть не пропустила ее. Спуск к морю был вырыт местными почти отвесно, узенький, закрепленный деревянными штырями, как опалубкой. Постояла, восстанавливая дыхание; на востоке показалось солнце, вырывая из дымки все побережье. Девушка подошла к воде, умыла лицо, прополоскала пересохшее горло — и побежала снова, плавно, размеренно, по самой кромке воды.
Минут через сорок она обогнула мысок. Дальше были завалы камней и коричневой породы: видно, еще весной море подмыло почти отвесный берег, и груда весом в несколько тонн обрушилась, преграждая путь. Чертыхаясь, Аля с полчаса преодолевала каменный завал. Дальше был пляжик. Никакого мусора: ни отдыхающие, ни местные не забредали сюда. Кому охота ломать ноги о камни под палящим солнцем? Девушка огляделась: с другой стороны — такое же нагромождение камней.
По крайней мере, здесь ее никто не потревожит.
И тут Аля почувствовала дикую, смертельную усталость. Солнце только встало, едва прогревая воздух. Девушка нашла между россыпей камней сухое место, натаскала высохших водорослей, соорудила себе матрас. Потом разделась донага, еще раз огляделась — никого — и, осторожно Ступая босыми ногами, пошла к морю.
Вода оказалась достаточно теплой. Аля нырнула рыбкой в солоноватую влагу, сделала несколько гребков… Подошла легкая прибойная волна, кинув ей в лицо горькие брызги… И тут — словно какая-то пружина, державшая ее всю ночь, лопнула, из глаз покатились слезы, такие же соленые, как окружающее море. Другая волна потянула девушку к берегу, на мелкий песок, а Аля… Она уже ничего не видела и не слышала: просто свернулась комочком, напряженно обхватив колени руками, плечи и худенькая спина сотрясались в рыданиях… И не было никого рядом, кто бы мог пожалеть… Только море ласково, бережно касалось ее тела и будто шептало бурливыми пузырьками прибоя: «Все пройдет… Все пройдет… Все пройдет…»