Время библиомантов. Начало пути
Шрифт:
– Даже если ты и права, я всё равно прослежу, чтобы всё здесь осталось как прежде. Ты и Вэкфорд… – Она запнулась, потому что вдруг поняла, что Паулина печётся вовсе не о своей работе.
Что-то особенное витало в воздухе, какое-то ощущение перемен. Когда после лета приходит осень, другими становятся не только погода и цвет листьев. Меняется воздух, меняется даже свет солнца. Похожее ощущение появилось сейчас здесь, в резиденции. Как будто враз выкрутили все лампочки в доме, и коридоры стали темнее, а тени глубже.
– Всё меняется, – сказала Паулина. – Такова жизнь, таково
Обе они усмехнулись, словно эта мысль показалась им абсолютно нереальной.
– Он забудет свой нелепый клоунский грим, а ты станешь настоящей женщиной. Так и должно быть. Но я чувствую, что это ещё не всё. – Она резко замолчала, не решаясь продолжать. Затем взяла себя в руки и заговорила снова: – Однажды у меня уже было подобное ощущение. Десять лет назад, когда…
– Когда умерла мама?
– Да.
Внутри у Фурии всё сжалось от боли, но она заставила себя улыбнуться, отодвинула миску и обняла Паулину. Та обняла её в ответ.
– Мне не следовало этого говорить. Ты меня не слушай. Наверное, я слишком часто брожу в одиночестве по холмам.
– Возьми с собой Вэкфорда, – предложила Фурия. – В следующий раз, когда соберёшься, пригласи его.
– Ты действительно думаешь, что это хорошая идея?
– Конечно.
– Он скажет, что у него полно дел. – В уголках глаз Паулины появились крошечные морщинки, которые проявлялись, лишь когда она улыбалась. – Какой же он всё-таки застенчивый…
Они снова улыбнулись друг дружке, и Паулина поцеловала Фурию в лоб.
– И не позволяй отцу распоряжаться собой. Он очень любит тебя и гордится тобой. Возможно, у него не очень получается это показать, но ему…
– Нужен преемник.
Паулина покачала головой:
– Дело не только в этом, ты и сама всё прекрасно знаешь.
Фурия снова обняла её и сделала несколько шагов к двери холодильной камеры.
– Кажется, мне надо поторапливаться. Интересно, что у него на уме на этот раз.
– Конечно.
Голос Паулины был всё ещё задумчивым, но уже не таким грустным. Несколько секунд кухарка наблюдала за девочкой, а затем медленно повернулась к кипящему котлу.
На крючке у входа в холодильную камеру висели две мягкие варежки. Фурия надела их и взяла из ящика молоток и зубило. Затем нажала на ручку двери. Та с шипением отворилась, и на кухне повеяло арктическим холодом.
Фурия подставила под дверь подпорку и проскользнула внутрь. Продуктов на полках было совсем немного, они вполне могли бы поместиться в обычном холодильнике. Но этот холодильный блок являлся частью резиденции точно так же, как и библиотека, и римские развалины в парке. И пока в нём хранился кусок льда из замороженных чернил, охлаждение в камере не выключалось никогда.
Иссиня-чёрный куб стоял в самом дальнем углу, на грубой деревянной раме. Когда-то эта была огромная ледяная глыба размером с кубический метр. Но на протяжении многих лет от него с левой стороны откалывали кусок за куском, и теперь этот куб уменьшился почти на треть. С виду он был похож на чёрный карьер.
С помощью молотка и зубила Фурия отколола пару кусочков льда и положила в миску. Если их растопить, то получится несколько ложек невидимых чернил.
Когда Фурия вышла из холодильной камеры, закрыла её и положила на место молоток, зубило и варежки, Паулина даже не повернулась. У порога кухни девочка оглянулась:
– Я не уйду, Паулина. Никогда.
– А вот следовало бы. И подальше, чтобы Академия тебя не нашла.
– Я её не боюсь. Никто не может сказать наверняка, ищут ли они нас вообще. Столько лет спустя.
– Твой отец в этом уверен.
– Мой отец уверен во многих вещах…
Фурия просто не могла больше говорить об этих, как она считала, навязчивых идеях своего отца, которые не имели никакой связи с реальностью. Поэтому она лишь пробормотала что-то неразборчивое, пожала плечами и добавила:
– Здесь всё останется по-старому. Так было и будет всегда.
Паулина отвела взгляд и кивнула. Фурия нервно улыбнулась, а затем развернулась и побежала наверх по лестнице, в кабинет своего отца.
Глава седьмая
А в это время за тысячи километров от резиденции, на другом конце планеты, в книжной столице мира одна почтенная дама размышляла о том, как бы раз и навсегда уничтожить своих врагов, которые скрываются в Англии.
Буэнос-Айрес в то утро был таким же шумным и многолюдным, как и большинство крупных городов Южной Америки, но даже в нём остались тихие уголки. Одно из таких мест – «Атенео Гранд Сплендид», самый большой и красивый книжный магазин Аргентины.
Бывший театральный зал венчал расписанный фресками купол, вокруг зала шли галереи, украшенные изящными скульптурами. В прежнем амфитеатре перед резными латунными перилами стояли кресла, обтянутые коричневой кожей.
За окнами гудели в пробках автомобили, авеню Санта-Фе пересекал неиссякаемый поток прохожих, а в магазине царила благоговейная тишина, все разговоры велись молча – между книгами и их читателями.
Сидя в уютном кресле, далеко от лестницы, госпожа Антиква сделала глоток горячего чая, наблюдая поверх латунных перил за тем, что происходило в читальном зале. Это была седая женщина со строгими чертами лица, худая, почти костлявая. Красный цвет любых оттенков ей очень шёл, и она об этом знала. Элегантный костюм цвета зрелого вина отлично сочетался с обувью, рубинами в строгих серьгах и тёмными тенями на веках. Волосы её поседели прежде времени – таков был результат бездумного обращения с библиомантикой. Ей было за что благодарить магию книг, но пришлось также пойти на немалые жертвы.
Городские книжные магазины уже давно стали её настоящим домом – как огромные дворцы, вроде «Атенео Гранд Сплендид» и «Этерна Каденция», с массивными люстрами и тихой джазовой музыкой, так и крошечные лавки на боковых улицах, отходящих от Авенида-де-Майо. С раннего утра и до полуночи она бродила по магазинам, напитываясь энергией книг. Даже ночью она блуждала по сумеречным антикварным лавкам, чьи владельцы, казалось, спали не больше, чем она сама, либо дремали прямо над раскрытыми фолиантами.