Время борьбы
Шрифт:
А сейчас мне грустно видеть, как племянник убирает из родительского шкафа русских писателей, одного за другим, ставя на их место «Анжелику» и «Эмманюэль». Да не просто ставит, а с некоей гордостью обладателя настоящего богатства. И, читая это, он, конечно, уверен, что приобщается к подлинной культуре. Так ему внушили. А на скептическое мое замечание по данному поводу отвечает с вызовом: «Пушкина, что ли, читать?» Это – дословно!
Мне горько, что во время проведенных юбилеев Есенина и Бунина (широко проведенных, что по нынешним временам – редкость) мало звучало само есенинское и бунинское Слово.
После бунинского концерта в Большом зале Московской консерватории, на котором, увы, было множество свободных мест, у меня состоялся разговор с такими замечательными артистами, как Сергей Юрский, Василий Лановой, Михаил Глузский, Ольга Остроумова, Анатолий Ромашин. Вопрос к ним был один: почему за последние годы так упал интерес к серьезному художественному слову со сцены? Ведь в свое время чтение лучших русских и зарубежных писателей Всеволодом Аксеновым и Михаилом Царевым, Дмитрием Журавлевым и Яковом Смоленским неизменно собирало большую аудиторию.
– Причину надо лечить, – ответил Лановой.
Литературоведы и публицисты с Запада, ставшие у нас вдруг самыми авторитетными, внушают: «Читать не для того, чтобы возвыситься душой, а ради удовольствия, развлечения, забавы».
Телевидение эту мысль утверждает по-своему, превращая в сплошное развлечение и хохмачество чуть не все свои программы, обращая их не к душе, а просто к глазу и уху, к утробе и прочим органам грешного нашего тела.
Кстати, как раз в дни есенинского и бунинского юбилеев на улицах в центре Москвы красовался огромный плакат с портретом популярного эстрадного певца: это рекламировался концерт в честь его 50-летия. О посвященных им вечерах и концертах сообщалось более чем скромно. Если вообще сообщалось.
Такой вот переворот в оценках! Сам собой он произошел? Нет, конечно.
Нельзя не замечать в этом совершенно определенной политики, направленной на отвлечение от серьезного восприятия ценностей отечественной культуры и даже охаивание и унижение своих мастеров сцены и превознесение западных.
«Шарон Стоун блестяща! – захлебывается „Московский комсомолец“. – В блистательном до пят золотом парчовом „манто“ проходит маленькой аллеей, ведущей в зал»...
Появление американского «секс-символа» в Москве было окружено таким ажиотажем прессы и телевидения, будто это новое явление Христа народу. Репортеры отслеживали каждый ее шаг. Подробно рассказывалось и показывалось, какая у нее охрана. Расписывалось меню.
А почему, собственно? Зачем? Кто же объяснит замороченной нашей публике, что поклоняется она совсем не выдающейся артистке?
Хоть бы частицу эдакого внимания и эдакой рекламы тем, кто действительно того заслуживает!
Почему не поет в Кремлевском дворце и на телеэкране воистину выдающаяся русская певица современности Татьяна Петрова?
Или талантливая Татьяна Жданова, чье исполнение русских романсов и песен по-настоящему захватывает сердце и поднимает душу? Может, если бы молодые слышали с телеэкрана ее и других таких же прекрасных певцов, слышали русскую и советскую песню, а не постоянный рок-грохот под завывание на чужом языке, что им усиленно навязывается, они бы в конце концов поняли разницу между подлинным искусством и мнимым.
Спрашиваю себя и других: что же, этот абсолютно неравноценный обмен уже необратим?
А он, оказывается, кому-то из деятелей нашей культуры в радость! И если упомянутая Нина Павловна Киселева в тревоге за внуков, что они мало читают или читают всякое барахло, то писатель Владимир Войнович считает, что все нормально. Даже хорошо.
Его спрашивают, почему упал у нас интерес к литературе, а он отвечает: «Советская жизнь располагала к чтению: на работе – скука, за границу не поедешь, по ТВ только и показывают, как Брежнева награждают...» В общем, читать перестали потому, что все это, слава Богу, кончилось. Да и пусть перестали: «Знаете, если для того, чтобы быть хорошими читателями, нам нужен тоталитарный режим, то пусть лучше люди не читают».
Вы не улавливаете шулерства в таком обороте? Как изящно связаны любовь к литературе и пресловутый «тоталитарный режим»!
Жванецкий недавно пошел еще дальше, заявив, что, если коммунисты придут к власти, «не будет продуктов и будет балет».
Выбирайте, дескать: балет или продукты.
А мне припомнилась сцена у театральной кассы. Женщина интересуется билетами на «Жизель» в Большой театр. Ей говорят: «25 долларов». – «Это сколько же в рублях?» – Услышав ответ, вздохнула: «Больше половины моей пенсии»...
Однако при такой пенсии, при аналогичных зарплатах и стипендиях недоступны не только балет или, скажем, хорошие книги. Недоступны для многих и продукты. Замечу: а было для них доступно и то, и другое, и третье.
Когда слышишь сегодня заявления, подобные вышеприведенным, больше всего удивляет, что звучат они именно из уст людей, относящихся к миру культуры. Писатели, актеры, режиссеры (определенного толка, конечно) с такой легкостью жертвуют этой самой культурой! Пусть люди не читают, пусть закрываются библиотеки и почти не издаются толстые журналы, пусть уже нет отечественного кино, которым мы могли гордиться, а большинство театров скатились на развлекательный препертуар или дышит на ладан...
Я ведь ничего не преувеличиваю! Характерная деталь: московскому Театру под руководством Олега Табакова была вручена почетная премия американского города Бирмингема... «за успешное выживание в трудных экономических условиях».
И давайте скажем прямо: такого кино какое у нас было теперь действительно нет. Не надо обольщаться названиями каких-то новых фильмов – их мало кто видит, а то, что иногда мелькнет на телеэкране под рубрикой «Наше новое кино», находится за пределами искусства. Не надо перечислять имена каких-то новых киноталантов – их никто не знает, кроме разве что родных и близких.
Странное впечатление производит интервью молодого и удачливого по сегодняшнему времени актера, с откровенной бравадой заявляющего: «Я уже тридцать три раза „наплевал“ в вечность». Это значит, снялся в тридцати трех фильмах. Но о чем говорить, если из всего названного известны лишь два фильма, да и те принадлежат советскому времени. Что же касается наибольшего театрального успеха, он тоже весьма показателен. «Спектакль этот наделал много шума, – говорит актер, – он идет на ненормативной лексике».