Время Черной Луны

Лещенко Владимир

Черная нить

Инферно. Дворец правителя.

Тайдор и Сахина не поднимали глаз на Властелина, как-то велел этикет.

Правда, полированный гранит Зала Силы отражал силуэт Черного Трона и такое же черное марево над ним – но даже от этого отражения оба демона старательно отводили взор.

Они чувствовали себя маленькими и жалкими – и в самом деле, с высоты Трона казались не больше двух мышек.

Хоть трехметровый, если переводить на людские мерки Тайдор, чья угольно черная кожа сверкала, отражая огни зала, а сложенные крылья казались двумя сгустками мрака, хоть белокожая Сахина – небольшая и изящная; скромная демоница девятого ранга, крыльев не имевшая, и по виду ничем не отличающаяся от обнаженной юной человеческой девушки.

Слова Господина Инферно падали как камни.

– Набур, ваша предшественница на этом пути, – вещал голос, – сестра твоя, Сахина, – не предусмотрела всего людского коварства, и была сражена подлым ударом оружия, которое мы считали забытым.

Один из наших древних врагов подло обманул ее, связав клятвой, и использовал в сражении с себе подобными тварями, все жизни которых не стоят капли ее чистой огненной крови.

Месть за нее – дело чести для нашего великого народа. Но даже и эту месть нужно будет отложить, дабы закончить то, что задумала и начала делать отважная Набур…

Итак, внемлите и запоминайте…

– Что скажете, дети мои? – осведомился хозяин Инферно закончив речь.

– Мы исполним повеление, Государь! – в один голос ответили демоны, не поднимая взор.

И звонкий голос Сахины звучал также грозно и твердо, как могучий рык Тайдора.

– Ступайте, – я благословляю вас!

* * *

Грузный человек в старомодном длинном парусиновом плаще, чуть не подметающем полами тротуар, шел по московской улице.

Откинутый капюшон давал всем возможность рассмотреть его лицо, хотя вряд ли кто-то испытал от его созерцания большое удовольствие.

Мертвенно серое, изрытое шрамами от старых язв, с тонкими бескровными губами, так не вязавшимися с тяжелыми грубыми скулами и нависшими надбровными дугами.

И даже чистая зелень глаз смотрелась как-то нехорошо на этой маске смерти.

А шесть шрамов на обвисшей складками бурой шее – тонкие, извилистые длинные, как от удара когтями, много чего могли сказать знающему: с кем и с чем этот человек встречался в своей жизни. Точно также как старые шрамы от цепей на запястьях, или выжженное между лопаток клеймо раба некоего царства, которого никогда не было на этой Земле.

Он шел, смотрел в синее небо и думал.

Итак, этот этап великой игры почти целиком за ним и за теми, кому он служит.

Вампиры почти разгромлены, и им не до всяких пророчеств. Священная Дружина практически сметена – руками все тех же вампиров. Даже некстати влезшие в драку демоны тоже остались с носом.

Но было кое-что, почти обесценивавшее все эти победы, и ставившее под угрозу и этот мир, и множество других.

Ведь все строилось на том, что у Старых Хозяев не будет тут, в этом мире никого, кроме слуг-людей. И вот теперь они своими руками подарили победу не кому-то, а их аватаре.

Ситуация становилась опасной. И идущий сейчас по Москве человек очень хорошо понимал – насколько опасной. И не знал: что с этим делать. Пока не знал…

Погруженный в размышления он не заметил, как плащ зацепился за ветку аккуратно подстриженного куста, и из кармана выпала пачка долларов, так и забытая им со времен последней встречи с магистром Ночного Народа Дмитрием Бобровым, приключившейся три дня назад.

Повелитель Стай

Он шел куда-то по длинному зеркальному коридору то прямому, как рыцарское копье, то прихотливо извивающемуся, то вдруг сворачивающему под невероятным углом, и идущим с наклоном то вверх, то вниз. Ни ламп, ни окон – но в коридоре почему-то было светло.

Иногда стены отражали его так явственно, что видно было, как справа и слева шагают по бесконечным светлым тоннелям его бесконечные двойники. Иногда прозрачность стекла сменялась полированным черным нефритом (в природе не существующим), и тогда казалось, что рядом с ним шествуют призраки. Черный камень, в свою очередь, сменяло древнее серебро – и лишь подойдя вплотную и прижав лоб к ледяному металлу, можно было разглядеть свое отражение.

Время от времени сплошную стену сменяли ряды зеркальных панелей – то в тяжелых золотых рамах, усеянных грубо отшлифованными самоцветами, то в оправах из литого стекла с узорами, наводящими на мысль, что наносили их не совсем человеческие руки, а иногда и просто замурованные в древний камень стен.

В некоторых зеркалах Градов не отражался, а были и такие, в которых его облик очень отличался от реального.

Это был человек в разнообразных мундирах – чаще всего в лазоревом с золотыми аксельбантами и выложенными бриллиантами маленькими звездочками на узких погонах (количество звездочек то увеличивалось, то уменьшалось), а на поясе то появлялся, то пропадал меч или шпага, иногда соседствуя с пистолетом, вид которого заставлял вспомнить киношные бластеры.

Это был элегантный господин в белоснежном смокинге с яркой розой в петлице.

Это был хмурый и сосредоточенный тип в высоком колпаке и расшитом звездами плаще, опиравшийся на посох с сияющим набалдашником.

Это был благообразный священнослужитель в одеждах неведомого культа.

Это был некто, облаченный в пышную и цветастую одежду, словно скопированную с парадных портретов придворных эпохи Возрождения. Иные были людьми в годах, иные юнцами, бритые головы соседствовали с сильно поседевшими шевелюрами, но всегда черты были узнаваемы.

Но все это Андрей видел лишь краем глаза. Стоило ему повернуться, как на него смотрел Андрей Градов собственной персоной, в спортивных штанах и футболке – рядовой москвич начала ХХI века.

Потом Андрею начали попадаться двери: одни почти неотличимые от зеркал, другие нарочито выделяющиеся среди блеска отражений.

Мощная проклепанная броня с вытертой прикосновениями ладоней кремальерой – как вход в бомбоубежище или бункер.

Массивные дубовые брусья, сбитые литыми бронзовыми накладками и оснащенные позеленевшими медными рукоятями – ведущие куда-нибудь в средневековый кабачок или лавку.

Обшарпанные двери обычных квартир – с номерами, порезанной обивкой и даже нескромными надписями и рисунками.