Время галактики
Шрифт:
Пусть Первая экспедиция наделала ошибок, но не заметить какой-то третий разум в системе «Друзей» она не могла в принципе.
Да, разум бывает разным, но… Прежде всего, разум — это самоосознание, а значит, давление на ПАЛЕ-поле. Какой угодно разум — гуманоидный, гретоноидный, рекротивный. Да хоть мыслящая вода, хоть разумная полевая субстанция, если, конечно, где-то в мире такие есть. И чем разум совершенней, тем давление на ПАЛЕ-поле значительнее. Но ни один датчик «Солнечного луча» неопознанных форм ПАЛЕ-давления не зафиксировал. Правда, в самом конце похода, в день катастрофы, измерители ПАЛЕ-полярного натяжения на
Багровой выделили лучшего в секторе робота-дешифратора. Он обладал уникальными программами и архивами, но заодно и непомерным своеобразием.
Бывало, пускался в пространные рассуждения или, наоборот, торопился с выводами. И кличку сразу получил соответственную — «Великий враль».
Пламя двигателей уходящего к сериоскафу шатла удалилось, сжалось в фитилек догорающей свечи. Шет стояла одна на открытой верхней палубе четырехэтажного корпуса робота-Резидента. Перед ней была раскрытая шлюзовая камера лифта, ведущего вниз, в жилой отсек. Стояла себе и стояла. Рассматривала незнакомый красивый космос. Любовалась соцветием красок «Планетного Веретена». Разгадывала пантомиму «небесных сфер». Интересно, о чем сейчас пытаются предупредить ее звезды?
Необъяснимые события: пропажа проходчиков, спешка, общая нервозность, даже беспокойство Багровой — не сумели бы выбить Шет из колеи. Из необъяснимого и опасного состояла вся ее жизнь, и Виктория настолько, насколько возможно, разучилась бояться смерти. Но когда дело касалось жизни, нормальной человеческой жизни, Шет трусила. Да, она являлась лучшим специалистом АП КОРМ по Контакту и хорошо умела работать с инопланетянами. Но жить-то ей приходилось с людьми. А для овладения этой специальностью у Шет не осталось сил. Только горькое понимание «несложившейся личной жизни» и изуродованной работой психики. Когда ты нужен не одному человеку, а всем — перестаешь быть в числе людей. Будто сам превращаешься в инопланетянина.
У проходчиков этот «комплекс» назывался «Слезами русалки» и был широко распространен. Обойтись без него в целевых походах удавалось редко. «Русалкам» трудно среди людей. А больше деваться некуда.
И здесь, в пустоте, между звезд, на берегу «бесконечной» планетной реки, Шет почувствовала такую удушающую боль одиночества, какую не испытывала даже на Земле. Потому что там, на Земле, просто не надо было никому верить. А это куда легче, чем не верить самой себе.
Виктории захотелось по-детски баловаться и капризничать, а потом по-детски, наивно и слезно, просить у кого-то прощения. Все равно у кого. Все равно за что. Лишь бы только простили.
Еще она подумала, что все дело в возрасте, а не в щекочущем грудь «вокзальном» чувстве расставания. Ведь она и раньше не раз заливалась «русалочьими слезами». Но вот теперь… теперь она почему-то никак не могла их унять.
Хотя стоит ли жизнь таких глубоких переживаний? Такого расстройства? Даже если и стоит, то настоящую цену себе уж точно не знает. Так давайте ее обманем? Давайте ее «задешево»…
Шет поежилась и шагнула в темноту открытого пара-шлюза.
Как будто вошла в склеп.
Каждый догоняющий Вторую экспедицию луч связи приносил пакет догадок и обобщений ученых. «Враль» догадки «обдумывал» и иногда делился ими с людьми. Но космонавты быстро перестали воспринимать версии всерьез. Все равно ни подтвердить, ни опровергнуть их было пока невозможно.
Зато Багрову робот не раздражал. Она проводила в беседах с ним много времени и возлагала на дешифратор особые надежды. Снова и снова проверяла отчеты комиссии, расследовавшей трагедию «Солнечного луча». Ведь роботы не устают и могут работать часами, днями, неделями. Лена надеялась, что, может, однажды, пусть даже в самую последнюю секунду… Почему-то думала: только б успеть!
Командующий еще раз тоскливо посмотрела на спутник. Потом опустилась за столик каюты и вызвала неутомимого собеседника. Вспыхнул экран.
— Здравствуйте, Ком, — приветствовал Лену робот.
Он мог здороваться помногу раз в день, всегда, когда его вызывали.
— Здравствуй, — улыбнулась Багрова. — На чем мы остановились? Робот-дешифратор заполнил монитор материалами. На сноске очередного файла стояла метка: «Обратите внимание». Но таких пометок сотни. А самих рабочих файлов десятки тысяч.
— Слушай, — спросила Лена робота, — если мне не везло до сих пор, сколько шансов, что повезет именно сейчас?
— Мало, — честно признал «враль». — Дать процент?
— Не надо. Давай работать.
— Обычный порядок?
— Давай работать, — повторила Лена.
Робот промолчал. Иногда он мог себе такое позволить. Багрова выбрала на мониторе один вариант. Наугад. На удачу.
— Четыреста двенадцатая тема: вопрос аналитика комиссии к экзоботанику следственной группы?
— Четыреста двенадцатая тема: вопрос аналитика секторальной комиссии к экзоботанику следственной группы: «Опорные» ревапторные составляющие филогенеза биоформ Сервитора?
— Дешифратор — фильтрация!
— Перечисление реварторных составляющих…
— Продолжение темы?
— Отсутствует.
У Багровой в горле возник противный комок. Она его проглотила:
— На каком этапе аналитик прекратил расспросы?
— Перечисление растений для отчетной справки. — Дешифратор, а зачем аналитик задал ботанику этот вопрос?
Фильтрация вариантов.
— Фильтрация недопустима. — Хорошо, что бы ты предпочел сам?
— Вопрос задан с целью поиска преимущественных отличий ряда форм…