Время иллюзий. Третий глаз (сборник)
Шрифт:
«А что дальше?» – размышлял он.
Николай Константинович чувствовал свою ответственность за несостоявшегося работника и, к тому же, не мог забыть резкие слова Альберта Иосифовича в свой адрес. Внутри скребли кошки, будто сам он получил «от ворот поворот».
«А что, полагаю, что это тоже возможно…» – подумал спокойно он.
Он прекрасно знал непреложное правило: если ты необходим, то и востребован.
«Но остается очень важный вопрос: кому ты нужен и зачем? Как это ни прискорбно, но ведь именно для этого я и работаю здесь, зная, что нужно им… значит, работаю, в сущности, как бессловесный раб…»
Николай Константинович получил в свое время неплохое техническое образование, мысли его были часто рядом с передовыми идеями науки. Например, теория большого взрыва, объясняющая расширение вселенского космического пространства, наполненного галактической материей и реликтовым светом.
Непревзойденное по гениальности уравнение Эйнштейна подтверждает факт, что дающая нам жизнь энергия зависит от массы и скорости света, причем последняя находится в квадратичной зависимости. Являющееся частью пространства время здесь косвенно связано лишь со скоростью света.
До большого взрыва пространство было заключено в нечто, что физики определили и назвали всепоглощающей черной дырой. Трудно представить эту самую черную дыру, которая уничтожает все, в том числе и время. Все замирает, никакого движения.
Даже идея божественного создания вселенной при этом напрочь разрушается, ибо у Бога не было ни капли времени, чтобы произнести хотя бы: «Да будет свет!»
Загадка зарождения и смерти человека очень близка к этому научному описанию мироздания. Рождение и взросление человека или расширение и размножение клеток организма, накопление энергии, старение и вплоть до смерти, казалось бы, обязательно должны сопровождаться свечением или, как говорит нам религия, святым духом.
Так вот это свечение и интересовало Николая Константиновича.
«Может быть, вся суть жизни, о причинах зарождения которой так долго не могут договориться философы, лежит в простой истине, что материя и дух или свет души, по существу, не могут существовать друг без друга», – думал он, – «Вот Эйнштейн… Тоже Альберт… С виду шкодник и проказник, с усмешкой относящийся к серьезным вещам, а по восприятию жизни – гений. И Альберт Иосифович, невеселый, молчаливый, резкий в оценках, хотя, в общем, тоже не лишен достоинств, но жизни не чувствует, плодит рабов для своего обогащения. А богатства-то эти накоплены предыдущими поколениями…»
Николай Константинович позвонил Всеволоду, сообщил, что подписан приказ о его увольнении и просил зайти.
Всеволод был предупрежден задолго до этого, но надеялся, что все образуется и в глубине души считал это недоразумением. Он говорил об этом со своей начальницей. После того, как Римма Леонидовна спокойно и почти ласково объяснила, что она не в курсе и это решение руководства, связанное с выявленными нарушениями режима службой безопасности, он даже успокоился.
Но после звонка кадровика Всеволод был необычно растерян. Он, еще не понимая до конца, что произошло, спустился на второй этаж и зашел в кабинет.
Почувствовав его волнение, Николай Константинович был немногословен.
– Проходите, Всеволод Петрович.
Всеволод безропотно сел, с надеждой глядя на кадровика.
– Николай Константинович, для меня все-таки осталось непонятным решение об увольнении.
Кадровик попытался еще раз объяснить:
– Пожалуй, надо было вам согласиться со мной… и перейти в производственный отдел.
– Но я думал, что Римма Леонидовна сможет меня защитить.
– Странный вы человек, Всеволод Петрович. Работаете у нас совсем немного, советы не слушаете, людей совсем не знаете… здешних взаимоотношений не понимаете.
Всеволод поднял глаза.
– Что же вы посоветуете мне теперь делать?
Николай Константинович проникся сочувствием – так много в них было наивного разочарования.
– Но вы же не хотели меня слушать. А сейчас уже советы не помогут…
«Что же мне ему посоветовать? Быть осторожней? Но это в мои пятьдесят с хвостиком будет понятно. А в тридцать? …А ведь он слабый и… не самостоятельный».
Николай Константинович сухо произнес:
– Вот, распишитесь в приказе.
Всеволод расписался, не глядя.
– Вы даже не читаете, по каким причинам вас увольняют.
– А какая разница?
– Просто надо быть внимательней к себе, к своей жизни…
– А что можно изменить, если приказ подписан?
– Вы правы… сейчас ничего уже сделать нельзя. Хочу вам объяснить. В течение испытательного срока вы получили предупреждение, потом – нарушали дисциплину: не раз отсутствовали на работе более 4-х часов.
Всеволод вспомнил о поездках в рабочее время.
– Но это же с согласия Риммы Леонидовны, – тихо произнес он.
«Совсем как маленький», – подумал кадровик.
– Вы знаете, Всеволод Петрович… Меня интересует один вопрос: зачем вы посещали митинги протеста?
– Откуда вам известно? – спросил он и тут же вспомнил прищуренные глаза полицейского офицера.
– Зачем вам все это? – продолжал Николай Николаевич.
– Да это просто так…
– Просто?
«До чего же он не серьезен… Как же я просмотрел», – кадровик отвернулся к окну.
«Хотя можно было заметить… амбициозный, умеренный в поиске, слабой воли и не способный реально оценивать ситуацию. И вовсе не случайно его музыкальное пристрастие к року».
Кадровик знал, что лирическая музыка воспитывает романтизм и реальную самооценку, а любовь к классике ведет к широкомасштабному мышлению, усиливает глубину мысли и силу характера. И логика его была предельно проста: во времена классики, в которой осталось лучшее, люди были чище, честнее, сильней. Со временем появился джаз, рок и, наконец, попса.