Время легенд (сборник)
Шрифт:
— Не очень-то я обольстительна, — произнесла она, стараясь придать своему голосу непринужденность.
Он протянул ей бокал с шампанским.
— Ты прекрасна, Фрэн, — сказал он низким голосом. — Даже прекраснее, чем я ожидал.
— Ты правда так думаешь? — спросила она недоверчиво.
— Если бы это было не так, я бы не сказал этого, — ответил он, глядя, как быстро она пьет вино. Она напоминала маленького испуганного зверька, когда протянула ему пустой бокал и попросила налить еще. Он налил, медленно потягивая шампанское из своего бокала. Когда она во второй раз протянула ему пустой бокал, он отставил его на ночной столик.
— Хватит,
Двумя пальцами он ласково взял ее сосок, когда невесомая ткань соскользнула с ее плеча, и привлек ее к себе. Его губы двинулись от ее шеи к обнажившейся груди, Фрэн затрепетала. Она ерошила и гладила его волосы, не уверенная, нужно ли ей делать что-нибудь еще в этот момент. Волна горячей дрожи пробежала по ее телу, когда он взял ее сосок в губы и стал слегка посасывать его. Внезапно он сел на постели, не выпуская ее из объятий, и принялся раздевать ее, покрывая оголявшиеся места поцелуями. «О, Фрэн», — прошептал он, срывая собственную рубашку. Она взглянула на него, теперь совершенно голого, и увидела, как поднялся его член. Он вернулся к ней, нависая сверху, и шептал ей на ухо ласковые слова, поглаживая ее обнаженное тело и заставляя его вспыхивать от своих прикосновений.
— Люби меня, Джим, — прошептала она, когда он накрыл ее своим телом.
— Ты так прекрасна, — пробормотал он в темноте, лаская ее руками, губами, языком. — Фрэнни, любимая моя…
— Я люблю тебя, Джим… Я хочу, чтобы ты был счастлив, — простонала она, когда его рука, блуждавшая по ее телу, скользнула ниже, наполняя ее желанием.
— Я счастлив… очень счастлив. — Наконец он решил, что пора, и проник в трепетную теплоту между ее ногами. — Ты просто расслабься, солнышко… расслабься…
Фрэн закусила нижнюю губу в мгновенье, когда он овладел ею. Она чувствовала ужасную боль от пронзавших ее толчков, но старалась изо всех сил не показать этого, лишь крепко впилась ему в плечи ногтями. А он проникал в нее — все глубже, все быстрее, со страстным нетерпением. Через какое-то время она ощутила, как его тело внезапно напряглось и дыхание стало прерывистым. «О, Джим!» — вскрикнула она от мучительно-сладостного головокружительного ощущения, пронизавшего все ее тело. Он бессильно обмяк, спрятав лицо у нее на груди.
Долгое время они лежали в темноте, не шевелясь, в полном безмолвии. Потом Линд приподнялся на локте и со странным блеском в глазах стал пристально всматриваться в нее. Затем он слегка наклонил голову и нежно-нежно поцеловал ее. «Все хорошо?» — спросил он мягко. Она кивнула.
— Знаешь, такого странного ощущения у меня никогда не было, — начала она медленно. — Все тело как будто закачалось, а комната завертелась…
— Это называется оргазм, моя дорогая, — улыбнулся Линд, целуя ее снова. — Честно говоря, я удивлен, что ты смогла закончить. Ведь ты так волновалась, да и потом…
— Я люблю тебя, — просто сказала она. — И когда я с тобой, весь мир вокруг меня начинает кружиться. — Она слегка коснулась его щеки. — Надеюсь, я не очень разочаровала тебя?
Он чмокнул ее в кончик носа.
— Наоборот, — сказал он.
«Да и как же можно быть разочарованным», — подумал он.
Так или иначе, а этот брак, похоже, обещает быть счастливым.
Вернувшись в мае из свадебного путешествия, Фрэн сияла, как в день свадьбы Париж был потрясающим, доложила она родителям, но ее муж был еще замечательнее. Счастливее ее нет никого на свете, твердила она по дороге на Лонг-Айленд, в их новый дом.
Пока Фрэн блаженно погрузилась в домашний мир с новыми для нее заботами, Линд принялся вживаться в свою новую роль члена правления фирмы тестя. Он приучал себя к непременным ленчам в два часа дня с другими банковскими служащими, с обязательным мартини и непременными разговорами мужчин о своих долгах, о своих детях или возлюбленных, которых они в отсутствие жен тайком принимали на Манхэттене. Мысль завести любовницу казалась Линду весьма привлекательной, он ценил в сексе разнообразие, но он знал, что даже попытка будет самоубийственной. Колби немедленно разнюхает, и тогда он погиб. Гаррисон Колби был бизнесмен до мозга костей, он готов был понять и оправдать его частые отлучки из дома ради дела. Но появление у зятя любовницы… нет. Линд понимал, что, женившись на Фрэн, он выбрал себе амплуа примерного супруга. В конце концов он решил, что все не так уж плохо: Фрэн обворожительна, и она обожает его.
Линд показал себя превосходным работником, так что Колби не мог на него нахвалиться. «Ты великолепно ведешь дело, Джим, — не раз говорил ему Колби, — держи так и дальше, и скоро ты станешь полноправным партнером». Для Линда не было тайной, чего хочет Колби. У него не было сыновей, и как и его собственный тесть много лет назад, так теперь и он искал себе достойного наследника. Линд видел Колби насквозь. Партнерство? Разумеется, суть была в другом. Колби видел в нем своего преемника. Отлично, думал Линд. Значит, он доверяет мне.
В конторе Колби рассуждал о сыновьях, которых родят Фрэн с Линдом, как о давным-давно решенном деле, ожидая появления двух, а то и больше внуков. Дома Фрэн вела нескончаемые разговоры об очередном ребенке очередной подруги, сетуя, что у нее нет собственных детей. Но Линд не хотел иметь детей. Хватит того, что он женился на женщине, которую не любил, ради дела; с беззаботным эгоизмом он показал, что для счастливо найденной «крыши» дети не так уж обязательны. Да и что это за отец, которого почти никогда нет дома, который вечно в разъездах. Для ребенка нет ничего хуже, чем иметь отца, который вовсе не жаждал его появления на свет, — уж кто-кто, а он знал это лучше многих. Будь у него другое прошлое, другое детство, может быть, он сейчас испытывал бы совсем другие чувства. Но теперь было поздно думать о том, что могло бы быть. Теперь ему оставалось уповать только на то, что его частые отлучки не позволят Фрэн слишком скоро забеременеть. Не говорить же ей в самом деле, что он не хочет иметь детей. Следовало вести себя так, как все от него ожидали.
Хотелось бы ему иногда знать, не слишком ли велики их ожидания.
Нью-Йорк, август 1954
Гаррисон Колби приподнялся, улыбаясь Фрэн, приближавшейся к его столику в ресторане «Эль Морокко» летним солнечным днем.
— Как хорошо, что ты пришла! — сказал он, усаживая ее рядом с собой. — Но что привело тебя на Манхэттен?
— Я была у доктора, — тихо сказала она.
— Да? — Его брови приподнялись в недоумении. — Надеюсь, ничего серьезного?