Время любить

Козлов Вильям Федорович

– Нравишься, – ответил он. – Ты мне всегда нравилась.

– Тогда в чем же дело?

– Я люблю Марию.

– А может, себя?

– Не будем больше об этом? – попросил он.

– Спасибо, Андрей, за откровенность, – поднялась Ася из-за стола. – Не принимай все это всерьез.

– Я так и понял, что ты пошутила, – спокойно ответил он.

Усевшись на тумбочку, она долго надевала и застегивала на липучки свои модные серые туфли. Длинные ноги ее елозили по паркету, черные ресницы вздрагивали, на губах играла легкая улыбка. Когда он помог надеть ей пальто, она притянула его к себе, крепко поцеловала в губы, потом легонько оттолкнула. Он без улыбки смотрел на нее своими

серо-зелеными глазами. На поцелуй он не ответил.

– Это был дружеский поцелуй, – сказала она.

– Ты все-таки порви с ним, – сказал он. – Или посоветуй ему порвать с подпольным бизнесом… – Он улыбнулся, на минуту вышел в другую комнату и принес оттуда книгу в темно-синем переплете – «Уголовный кодекс РСФСР».

– Случайно два экземпляра купил… Сама почитай и дай почитать несостоявшемуся миллионеру…

– А ты злой, Андрей!

– Я думаю, Валере это понравится, – сказал он, а в глазах заплясали зеленые чертенята.

– Прощай, Андрей!

– Зачем же «прощай»? – улыбнулся он. – До свидания, Ася!

Глава семнадцатая

1

Солнечный зайчик, оторвавшись от лобового стекла черной «Волги», ослепительно стрельнул Оле Казаковой в глаза. Она зажмурилась, а когда снова открыла глаза, то увидела большой красивый автобус с длинными надписями на боку на финском языке. Автобус был насквозь пронизан солнечным светом, водитель в своей кабине сидел будто в радужном мыльном пузыре, а туристы, выглядывавшие в огромные чистые окна, походили друг на друга, потому что все были в солнцезащитных очках. Казалось, автобус парит над асфальтом, как диковинная стрекоза без крыльев. Улица Чайковского звенела и пела от частой капели. Все тротуары были огорожены, ветерок трепал маленькие красные тряпки. Прохожие шли, держась подальше от зданий, с которых свисали остроконечные сосульки. То и дело с какой-нибудь крыши рабочие сбрасывали оледенелый снег и лед. С пушечным грохотом разбивались об асфальт желтые глыбы. В городе давно снега не было, остался он лишь на крышах да набился в водосточные трубы, зевы которых обросли мокрыми волнистыми бородами. Небо над Ленинградом сине-зеленого цвета, солнце такое яркое, что глазам больно. Бывает, весна приносит в город дожди, слякоть, холодные ветры с Финского залива, а в этом году она пожаловала с солнцем, теплом, необычайной прозрачностью воздуха. Юноши и девушки уже ходили без головных уборов, на смену зимним пальто и меховым курткам пришли легкие пальто и плащи. Транспортное движение стало еще гуще: на улицы выехали автолюбители. Некоторые машины были заляпаны шпаклевкой – видно, подготовили их к ремонту; на станциях технического обслуживания выстроились огромные очереди. Одним словом, в Ленинград пришла настоящая весна с ее хлопотами, суетой, непостоянством погоды. После теплого солнечного дня к ночи мог ударить некрепкий мороз, а утром тротуар превращался в блестящий каток. Дворники чуть свет посыпали асфальт песком; часто случались автомобильные аварии, о чем регулярно сообщали по радио.

Оля шла по улице Чайковского к кинотеатру «Ленинград», где демонстрировался какой-то американский фильм с длинным названием. Ей утром позвонил Глеб Андреев и сказал, что фильм потрясающий, он с трудом взял два билета. Было воскресенье, и Оля с удовольствием отправилась в кинотеатр. С Глебом они виделись теперь часто. Инженер-конструктор иногда встречал ее на Моховой у института, они ходили в театр, не пропускали ни одного нового фильма. Билеты всегда доставал Глеб. У них в НИИ был на удивление активный культорганизатор – запросто добывал

билеты даже в БДТ.

На углу улиц Чайковского и Чернышевского Оля увидела у газетного киоска высокого худощавого человека в драповом старом пальто с поднятым воротником, на голове косо сидела рыжая потертая зимняя шапка, изможденное лицо давно не брито, руки человек держал в карманах. Он скользнул равнодушным взглядом по лицу девушки, отвернулся. Оля прошла немного вперед и вдруг остановилась: это был Родион Вячеславович Рикошетов! Но как он изменился! Глаза потухшие, под ними мешки, острый нос опустился к верхней небритой губе; только сейчас она заметила грязные пятна на полах его пальто и огромные резиновые сапоги на ногах.

Не колеблясь, девушка подошла к нему, поздоровалась. Рикошетов поднял на нее мутные глаза, облизнул потрескавшиеся губы и хрипло сказал:

– Кто вы? Я вас не знаю…

– Патрик… То есть ваш Пират у меня.

В глазах Рикошетова появился некоторый интерес. Он еще раз посмотрел на девушку, страдальческая улыбка искривила его обметанные губы.

– Еще не попал Пират под машину? – равнодушно осведомился он.

– Как вы можете, Родион Вячеславович! – огорченно воскликнула Оля.

– Как вас…

– Оля. Оля Казакова.

– Девушка, у вас не найдется трешки? – умоляюще заглядывая ей в глаза, попросил он. – Я отдам, ей-богу, отдам! Когда-нибудь еще встретимся, и я вам верну.

Оля раскрыла кожаную сумочку, отыскала там один рубль бумажкой, второй – металлический и выгребла всю мелочь.

– Это все, что у меня есть. – Она протянула ему деньги.

Рикошетов воровато оглянулся, вытащил грязную руку из кармана и проворно схватил деньги.

– Спасибо, Оля! – радостно забормотал он. Глаза его оживились, на смену обреченной неподвижности пришла суетливость. – Ох выручили вы меня! – Он повернулся и быстро зашагал в сторону пивного бара. Обернувшись, повеселевшим голосом спросил: – Значит, жив Пират? Передавайте ему привет от бывшего хозяина! Как вы его назвали?

– Патрик…

– Что за дурацкая кличка… – пробормотал он и скоро исчез в толпе прохожих.

Расстроенная этой встречей, Оля смотрела ему вслед и видела перед собой его протянутую худую руку с мелко дрожащими пальцами, на которых отросли длинные, с черной каемкой ногти.

* * *

Они стояли у подъезда ее дома. Фильм был про любовь, играли известные американские артисты, конец фильма был трагический: он и она погибают в автомобильной катастрофе. Красивая жизнь, великолепные автомобили, роскошные виллы с прислугой. А конец такой печальный…

– Когда мы снова увидимся? – спросил Глеб. И в голосе его прозвучала безнадежность.

Рослый, без шапки, в черной куртке с капюшоном и полуботинках на каучуковой подошве, он стоял как раз под самой огромной сосулькой, свисавшей с крыши. Лицо его было задумчивым.

Оля потянула его за рукав к себе, он ошалело захлопал глазами, подумав, что она хочет его поцеловать. Нагнул свою большую голову с длинными русыми волосами, но девушка легонько отстранила его от себя и показала смеющимися глазами на сосульку. Он тоже посмотрел, усмехнулся:

– Пожалела?

– После такого жуткого фильма… А вдруг она упадет тебе на голову?

– Обидно будет – погибнет молодой, подающий надежды конструктор…

– Ты от скромности не умрешь!

– Так говорит мой шеф, – рассмеялся Глеб, но тут же лицо его стало озабоченным. – Может, плюнуть на все и уехать в Новосибирск? Меня туда приглашает наш бывший директор.

– Поезжай…

– А ты? – Он в упор смотрел на нее. Глаза у него сейчас голубые, ясные, в них затаилась глубокая печаль.