Время любить
Шрифт:
Григорий Елисеевич Дерюгин уже спал в соседней комнате, оттуда слышалось негромкое посапывание. После двух кружек хорошо заваренного чая Андрей разомлел, глаза стали слипаться. Он с трудом сдерживал зевоту. Ноги приятно ломило, – давно он таких больших переходов не совершал, пожалуй, только в армии…
– Двадцать три километра – это чепуха, – говорил Казаков. – Помню, я раз за ночь прошел пятьдесят километров, когда работал мастером на железной дороге… Да и сейчас, когда пойдут грибы, двадцать – тридцать километров для меня пустяк!
Федор Федорович не хвастал. В лес он ходил каждый день, даже когда грибов-ягод
Старики в основном жили мирно, но иногда за столом вспыхивали мелкие ссоры: полковник в отставке любил подтрунить над бывшим начальником дистанции пути. Сам он в лес ходил, лишь когда поспевали грибы, а ежедневные лесные прогулки Казакова почему-то выводили его из себя.
– Ходит и ходит как заведенный… – ворчал он. – Ну чего в лесу летом делать? Ладно бы охотник был, глядишь, зайца или рябчика в сумке принес бы, а то идет в лес пустой и возвращается пустой. Одна трата времени.
– Ходите и вы, – усмехался Федор Федорович. Он до сих пор называл полковника в отставке на «вы». – В лесу столько всего удивительного! А как пахнут на солнце сосны!
– Деревья да вороны там, – хмыкал Григорий Елисеевич. – А лес лесом и пахнет.
– Для вас все птицы – вороны, – парировал Казаков. – Вы воробья не отличите от овсянки.
– Птица, она и есть птица, – возражал Дерюгин. – Вредная тварь! Я бы их всех пугнул отсюда, да не знаю как… Вишню клюют, яблоки на деревьях портят, семена из грядок выковыривают. Ну чего жмутся к человеку? Лесов да полей им мало.
– Напрасно вы так! – вступался за пернатых Федор Федорович. – Скворцы склевывают в огороде вредителей, синицы – тоже, даже серый воробышек уничтожает разную ползучую дрянь.
– Что-то я не замечал.
– Они это делают, когда мы не видим, – улыбался Казаков.
За лето они изрядно надоедали друг другу; уж на что терпеливый и покладистый Казаков, а и тот иногда жаловался Вадиму Федоровичу, что больше в Андреевку не поедет, возьмет путевку в дом отдыха железнодорожников «Голубые озера» – ему предлагают даже бесплатно… Но уже зимой начинали оба скучать по Андреевке, писали друг другу теплые письма, поздравляли с праздником, днем рождения. А ранней весной снова съезжались вместе.
– Андрей, кто тебе будет эта… Мария? – осторожно осведомился Федор Федорович.
Андрей давно заметил, что дед гораздо деликатнее Дерюгина – тот вообще ко всем молодым родственникам относился несколько свысока.
– Хорошая знакомая, – с улыбкой ответил Андрей.
– В наше время…
– А в наше время, – не совсем вежливо перебил Андрей, – знакомая может поехать с тобой хоть на краб света, и ничего тут удивительного нет.
– Но ты же спал с ней на сеновале! – вырвалось у Казакова.
– Я думал, никто этого не заметил…
– Мне кажется, Мария – хорошая девушка, – мягко проговорил Федор Федорович. – Ты не обижай ее, Андрей. Тебе скоро двадцать четыре,
– Женюсь на Марии, привезу ее сюда, – стал фантазировать Андрей. – Кстати, когда я шел из Климова в Андреевку, на полдороге обнаружил в лесочке небольшую брошенную деревню. Вот мы с Машей и осядем там капитально. Заведем коров, лошадей, боровов, птицу всякую и будем жить себе поживать да в город на своей лошадке возить солонину в кадушках, битую птицу и мед, если я ко всему прочему и пасечником заделаюсь…
– Захотел, приехал, завел… Думаешь, все это так просто? – усмехнулся Федор Федорович. – Смешно некоторые люди рассуждают: случись неприятность какая в жизни – и начинают мечтать, что поедут в деревню, обзаведутся хозяйством и все такое… А ведь деды наши и прадеды, что Россию хлебом кормили, потом землю поливали, чтобы вырастить урожай, сберечь скотину… Сельский труд, Андрюша, не отдых от шума городского, а тонкая и сложная профессия, которой нужно учиться и учиться… Пасечником заделаюсь! Пчелы – это целый мир! Чтобы стать пасечником, тоже нужен, внучок, немалый талант. Так что не относись с такой легкостью к сельскохозяйственному труду. Это самый древний и благородный труд… Ты стихи пишешь…
– Уже не пишу, – вставил Андрей, заинтересованно слушая деда. – Перешел на прозу.
– Трудно дается? Я в молодости сочинял всякие прибаутки… Был мастером-путейцем, начальником дистанции пути, а вот дай мне сейчас на руки колхоз или совхоз – я бы отказался. Не потому, что не люба мне эта профессия, а потому, что не справился бы. Любовь к земле должна быть с малолетства заложена в человеке, тут нахрапом да наскоком ничего не сделаешь. Помню, после войны посылали председателями колхозов руководителей городских организаций, партийных работников… Ну тогда люди в деревнях нужны были, так что польза от этого несомненная, но навсегда на селе остались только те, у кого была в крови крестьянская жилка… Остальные рано или поздно вернулись в город. Некоторые не подняли разрушенное войной хозяйство, а окончательно его загубили… Читал, наверное, в кино видел, как жили после войны колхозники? Как менялись председатели? Так что, Андрюша, никогда в таком тоне не говори о деревне… Все в этот век кинулись в город, но дай срок, и снова вернутся в деревню. И снова она будет кормить русским хлебушком всю Европу. Машины машинами, а людям хлеб, мясо нужны. Может, и додумаются делать еду из ничего, но химия есть химия и выросший на земле хлеб никакой химией не заменишь…
– Скажи, дедушка, ты, наверное, думаешь: вот, мол, в наше время были молодые люди! – заговорил Андрей. – Не чета нынешним! Так ведь?
– Я не думаю так, Андрей, – серьезно ответил Федор Федорович. – Ив наше время были и хорошие, и плохие люди, и сейчас такая же штука наблюдается. Это верно, старики ворчат: вот-де мы были молодцами, а теперешняя молодежь – тьфу!
– Григорий Елисеевич так думает?
– Ваше поколение раньше взрослеет, больше знает нашего, а случись беда – я думаю, не подведет и на поле брани, – продолжал Федор Федорович. – Вам жить, а нам умирать… Обидно, конечно, чувствовать себя лишним на земле… Я где-то читал, что есть такие племена, где молодые своих стариков отводят в лес и оставляют там с запасом еды на несколько дней, а были и такие дикари, которые убивали дряхлых стариков и старух, чтобы не обременяли…