Время любить
Шрифт:
– Чудо произошло этой ночью! – только и сказала она.
Наступило короткое молчание, которое довело до предела смущение и замешательство Катрин.
– Ах так! – в конце концов сказал Жосс. – Тогда отправляемся в путь.
Он вышел из комнаты, оставив Катрин заботам служанок.
Через час у нее в комнате появился дон Алонсо. Он казался еще более нервным и возбужденным, чем когда-либо. Хозяин дома высказал молодой женщине красноречивые и многословные извинения.
– Это печальный инцидент,
– И я тоже хотела бы уехать завтра.
– Как? Уже? А ваш слуга?
– Он вполне в состоянии продолжить дорогу вместе с нами. Я вам многим обязана, монсеньор! За вашу доброту, щедрость…
– Ну-ну! Это уж вы оставьте…
Какой-то миг он смотрел на молодую женщину. Одетая в черный бархат, который закрывал ее до подбородка, она была воплощением достоинства и изящества.
– Ну что же, летите дальше, прекрасная птица! Но я буду скучать по вашему обществу! Ваше присутствие привнесло солнечный свет в этот суровый замок… Я прослежу за подготовкой вашего отъезда.
– Монсеньор, – смущенно произнесла Катрин, – вы так добры!
Катрин скользнула на колени и с уважением поцеловала перстень архиепископа. Фонсека был растроган. Он быстро совершил над ней знак благословения, потом, положив руку на склоненную голову, сказал:
– Не знаю, куда именно вы едете, дочь моя, и не спрашиваю вас об этом. Но интуиция говорит мне, что вы идете навстречу погибели. Если испытания, что ждут вас, будут слишком тяжелы, помните, что здесь у вас есть всегда друг и дом.
Шурша пурпурной парчой, его преосвященство архиепископ Севильи удалился, объявив, что они встретятся двумя часами позже для того, чтобы вместе откушать.
Только он исчез, как Катрин устремилась в башню. Ей не терпелось увидеть Готье, и она испытывала разочарование, что сам он до сих пор не удосужился прийти к ней. Может быть, он все еще спал? Обеими руками приподняв платье, она взлетела по крутой лестнице, толкнула дверь, которая не была закрыта, и оказалась лицом к лицу со своим другом. Он сидел в ногах кровати, обхватив голову руками, спрятав в ладони лицо. Вид у него был такой удрученный, что Катрин почувствовала себя совершенно сбитой с толку.
Она встала на колени около гиганта, схватила его большие руки.
– Готье! Что с тобой?
Он поднял к ней расстроенное лицо, а в его серых глазах сквозили неверие и отчаяние. Он смотрел на нее, словно она была не совсем реальна.
– Так это… – медленно прошептал он, – не сон! Это именно вы… Мне не приснилось!
– Что?
– Ночь… невообразимая ночь! Я не стал жертвой бреда? В моей голове уже с давних пор происходили такие странные вещи… столько невероятных вещей! Теперь я не знаю, что было в действительности, а что мне просто приснилось.
Катрин вздохнула с облегчением. Она боялась, что болезнь вернулась.
– Нет! Этой ночью ты стал самим собой. И… ты стал моим любовником, – тихо произнесла она.
Он
– Почему? Но почему вдруг вы пришли в мои объятия? Что произошло? Как же мы до этого дошли? Я вас оставил в Монсальви и вот нахожу вас… да, кстати, где мы находимся?
– В Коке, в Кастилии. У архиепископа Севильи дона Алонсо де Фонсека.
Он стал повторять словно во сне:
– В Коке… в Кастилии! Как же мы сюда попали?
– А что ты все-таки помнишь?
– Мои последние воспоминания – это сражение. На бандитов из леса Ока, которые держали меня в плену, напали альгвасилы. Солдаты подумали, что я тоже – разбойник. Мне пришлось защищаться. Меня ранили… потом… потом – ничего! Ах нет, однако… Помню, что мне хотелось пить, мне было холодно… Последнее, что я помню, это сильный ветер, бесконечный и непрерывный…
«Клетка», – подумала Катрин, но не стала напоминать ему об ужасной пытке. Но все же нужно помочь Готье полностью восстановить память.
– А те бандиты из Ока, – сказала она, – как же ты попал к ним? Тот флорентийский менестрель, с которым ты повстречался по дороге в Ронсеваль, сказал, что видел, как ты упал под ударами наваррских горцев… Не стану от тебя скрывать, я думала, что ты умер!
– Я был ранен. Они напали на меня, набросились, как рой ос. Потом они сняли с меня одежду и бросили в овраг, но деревце остановило падение. Я очнулся от холода, на мне не было никакой одежды, наступала ночь. Я цеплялся за ветки дерева и молил Господа о спасении.
Я все думал об этом, когда в долине подо мной я увидел, как зажглись огни. Это придало мне мужества. Думая, что это устроились на ночь пастухи или дровосеки, я принялся спускаться, медленно, цепляясь за камни и стволы.
– Пастухи приняли тебя и вылечили? – спросила Катрин.
– Да, но это не были пастухи! А люди одного сеньора и грабителя, который обосновался в том районе, сеньора Вивьена д'Эгремона.
Катрин нахмурила брови. Это имя она уже слышала. Его с ужасом произносили и монахи в Ронсевале, и крестьяне в Сен-Жан-Пье-де-Пор.
– Как же ты от них спасся?
– Вот именно я от них не спасся. Меня подлечили, конечно, а потом заковали в цепи. Когда я окреп, меня повели в цепях в Памплону, где этот выродок продал меня как раба, и очень дорого, уж поверьте! – сказал Готье с горькой иронией. – Меня купил епископ Памплоны для того, чтобы я присматривал за его псарней. В тот день, когда собакам отдали на съедение маленького мальчика, я убежал. Но я не знал страны, не знал их проклятого языка. Я встретил человека и заговорил с ним, но тот оказался одним из бандитов Ока. Он отвел меня прямехонько к своим собратьям. Я еще раз стал размышлять над тем, как бежать, и в этот момент нагрянули альгвасилы. Из-за моего роста, конечно, они приняли меня за главаря. Впрочем, я не понимал, что они там говорили. Меня оглушили, связали… И вы, конечно, знаете продолжение истории лучше меня…