Время лживой луны

Калугин Алексей Александрович

– Я плачу за пятьдесят километров пути. Время поездки меня не интересует. Такой вариант проходит?

Секунда, другая, третья…

На лобовом стекле горит все та же надпись с предложением уточнить адрес места назначения.

– Ну, в чем дело?.. Я просто хочу прокатиться!

Системе потребовалось почти полминуты на то, чтобы переварить эту информацию.

«Ваше предложение принято. Расстояние поездки – пятьдесят километров. Примерное время в пути – не определено. Стоимость поездки вместе с вызовом смарт-такси – одна тысяча уинов».

Я коснулся уин-перстнем контактной ячейки оплаты. И тысяча уинов разом покинули мой организм. Странно, но при этом я ничего не почувствовал. Совершенно ничего.

Даже жалости к себе, несчастному, так просто лишившемуся честно заработанных уинов. А может быть, прав майор Ворный, утверждающий, что вся эта система расчетов с помощью уинов – одна имитация, а на самом деле уины кишмя кишат в организмах всех, кто живет в зоне единого информационного поля? И мало того, что кишат, еще и делают там, что хотят, перестраивают по собственному усмотрению. Или, правильнее будет сказать, под собственные нужды? А что, нормальная государственная система: власть засирает гражданам мозги, преподносит, как подарки, то, что им, гражданам, и без того по праву принадлежит, а сама тем временем гребет под себя все, до чего только может дотянуться, хапает и объясняет это государственными интересами. Вот что самое противное – ничего в этом мире не меняется.

Машина катила по пустой улице. Мимо проносились темные дома и парящие над ними светящиеся шары.

Мы вечные странники на звездном пути…

Вот только звезд на небе не было.

– Как себя ощущаешь? – спросил Владимир Леонидович.

Именно «ощущаешь», а не «чувствуешь», как обычно принято говорить в таких случаях. Слово меняется на синоним – и фраза приобретает совершенно иной смысловой оттенок.

Я отвернул пробку с бутылки, сделал небольшой глоток прямо из горлышка, на пять секунд задержал дыхание и закрыл глаза. Выдохнул. Провел пальцами по губам. Посмотрел в окно – ничего нового.

– Нормально.

– Нормально – это как?

– Ты меня подбодрить пытаешься или убиваешь время пустым разговором?

– Ты считаешь наш разговор пустым?

– В данный момент – да.

– Жаль.

– Мне тоже.

Я чувствовал, что начинаю злиться.

– Когда ты собираешься посвятить меня в детали своего плана?

– Нашего плана, – уточнил Ворный.

– Хорошо, – согласился я. – Нашего.

Я как-то читал про некий изуверский вид казни, существовавший в былые времена. Левые руку и ногу приговоренного привязывали к одной лошади, правые – к другой. Лошадей ставили хвостами друг к другу, после чего палачи принимались их нахлестывать. Лошади, понятное дело, рвались в разные стороны. До тех пор, пока не раздирали жертву надвое. Почему я вспомнил об этом? Сейчас я чувствовал себя примерно так же, как тот бедолага, распятый меж парой лошадей. Вот только надвое меня не внешние силы раздирали, а чувство противоречия, похожее на осьминога, клубком свернувшегося в груди и вдруг вознамерившегося раскинуть в стороны, распрямить все свои щупальца. Мускулистые, плотные, как резина, да еще и с двухдюймовыми крючьями на концах. Я понимал, что начав рубить информационную башню на заднем дворе своего дома, сделал тот самый шаг, после которого путь назад мне был заказан. Я больше не мог притворяться, делать вид, что верю в тотальный обман, поглотивший наш мир. Который и прежде был не идеален. Но во что он превратился теперь? После того как информационные башни преобразовали его – в соответствии с запросами и потребностями живущих в нем людей и собственными никому не ведомыми планами? То, что мы видим, – нарисованный фасад, кусок размалеванного картона, назначение которого – скрыть то, что за ним спрятано. А что там, за ним?.. Хотел ли я знать ответ на этот вопрос? Несомненно! Но я не был уверен в том, что меня устроит путь обретения нового видения, который предлагал майор Ворный. Почему? Не знаю. Если бы на каждый вопрос существовал ответ,

какой смысл было бы их задавать?

– На следующем перекрестке направо! – резкий командный голос Владимира Леонидовича оторвал меня от размышлений о бивалентной сущности тандема вопрос-ответ.

– В район Обливион-Парк? – уточнил я, глянув на вывески домов, мимо которых мы проезжали.

– Направо! – рыкнул Ворный.

– Направо, – передал я машине.

«Принято».

Смарт-такси резко свернуло. Еще несколько секунд – и мы проскочили бы перекресток.

– Куда дальше?

– Прямо.

Вот же… Ну, почему, спрашивается, нельзя ответить по-человечески? Можно подумать, мы не одна команда…

– Успех операции в значительной степени зависит от того, насколько неожиданной она окажется для противника.

Ну вот, теперь Владимир Леонидович перешел на милитари-феню! Ладно, по крайней мере, информацию начал выдавать. Хоть какую-то.

– Противник – это…

– Это все, что тебя сейчас окружает.

Я машинально глянул по сторонам. По встречной полосе пронеслось трехместное смарт-такси, свернуло на перекрестке и исчезло из вида. Других противников поблизости не наблюдалось. Хотя, конечно, я понял, что имел в виду Владимир Леонидович. Но все равно – странно ощущать себя тараканом, бегущим по лабиринту и только потому не замечающим внимательно наблюдающих за ним специалистов в области тараканьих бегов, что его слабенький, недоразвитый разум классифицирует их как часть мироздания, по определению непостижимого. А раз непостижимо, так не фига голову ломать. И усатому пруссаку понятно.

– Ты не боишься, что наш разговор прослушивается?

– Конечно, прослушивается, – усмехнулся Владимир Леонидович. – Но даже Система-С-Большой-Буквы, созданная информационными башнями, не в состоянии провести логическую оценку всех телефонных разговоров, ведущихся в настоящий момент по всему Закордонью. Плюс электронная почта, эсэмэски, аськи, бурнабуры и прочие средства невербального обмена информацией. Любая система подавится. Поэтому приходится ограничиваться лингвистическим анализом. То есть система реагирует на некие ключевые слова. Которых я в разговоре с тобой избегаю.

– А я?

– А ты этих слов вовсе не знаешь.

Фи! Однако придется проглотить. Не просить же майора Ворного перечислить слова, которые мне не знакомы. По его мнению. Ну, так пускай и остается при своем. Мнении.

Я еще разок хлебнул из горлышка.

– Есть такая штука, как эзопов язык, – сообщил я майору.

– В курсе, – вполне серьезно отреагировал тот. – Говоря этим самым, в смысле, эзоповым языком, нам предстоит взорвать систему изнутри.

– Какого?..

– Налево! Быстро! Налево!

– Налево!

«Принято».

Резкий поворот. Мое правое плечо вжалось в стенку кабины.

Нет, ни к Обливион-Парку мы направляемся.

– Я что, похож на подрывника?

– Нам не придется ничего взрывать. Я выразился образно.

– А что на самом деле?

– Мы опрокинем Систему.

– Ну, теперь я все понял!

– Не ерничай, Петр Леонидович. И не нервничай. Когда прибудем на место, я подробнейшим образом тебя проинструктирую. Пойми, дружище, иного способа вырваться у тебя нет. Любая система не любит перебежчиков, а ваша, Закордонная, в особенности…

– Но ведь я могу просто сесть в самолет и улететь в Россию!

Сказав это, я сам удивился, почему столь простая мысль не пришла мне в голову раньше? Черт возьми! Все просто, как дважды два! Как репа в собственном соку! Какие, к лешему, тайные операции! Еду в аэропорт, беру билет…

– Можешь, конечно, – с показным безразличием Владимир Леонидович не произносит слова, а тянет их, как прилипшую к зубам живицу. – Только… На перекрестке сверни направо.

– Направо!

«Принято».