Время моей Жизни
Шрифт:
— Эдит может потом разогреть ей, это не важно.
— Вообще-то я не голодна, — спокойно сказала я, глядя в тарелку.
— Люси, ты никого не позоришь, — нежно произнес Райли. — Отец просто очень беспокоится за тебя, вот и все.
— Я сказал ровно то, что думал, — заявил отец, но, помедлив, сел обратно за стол и говорил уже гораздо тише.
— Никто из нас не считает, что ты неудачница. Люси, ну посмотри на меня. — Райли перегнулся ко мне через мамин стул.
Но я не могла. Мама вернулась в комнату и встала в дверях, точно хотела
— Простите, что так всех расстроила и разочаровала, — голос у меня дрожал, — Эдит, спасибо за ужин, извините, но мне надо уйти.
Я встала.
— Сядь! — велел отец, словно хлыстом ударил. — Сядь на место!
Я помедлила, потом пошла к двери. Проходя мимо мамы, я не смогла посмотреть ей в глаза и просто тихо закрыла за собой дверь.
Жизнь и Дон стояли бок о бок в холле, дожидаясь меня.
— Прости, что опоздал, — сказал Жизнь. — Таксист заблудился. Я что-то пропустил?
— Показать ему, где у вас персидский ковер? — спросил Дон.
У обоих в глазах горел хулиганский огонек, и оба они говорили очень нежно. Они пытались подбодрить меня — и я улыбнулась.
Глава двадцать вторая
— Дон, прости меня, пожалуйста, — меня все еще колотило, — это была дурацкая идея. Не понимаю, как я могла думать, что она сработает.
— Расслабься. — Он ласково потрепал меня по спине.
Дверь из Дубовой столовой открылась, и в холл вышла мама. Мы дружно обернулись — она прижимала руку к груди, словно это помогало ей дышать и она насильно заставляла свое сердце биться. Огромным усилием воли она сохраняла ровное выражение лица, но в результате оно больше походило на безжизненную застывшую маску.
— Люси, милая… — начала она, а потом заметила, что я не одна. Сказалась многолетняя привычка владеть собой, и она приветливо обратилась к Жизни: — Добрый день. Вы, вероятно, пришли почистить ковер?
Смешно.
— Вообще-то в химчистке работаю я, — сообщил Дон и, вспомнив, что до сих пор в пиджаке Райли, снял его. Под пиджаком оказалась футболка с эмблемой волшебного ковра. — Жизнь Люси — он.
— О. — Мама внимательно оглядела Жизнь, по-прежнему прижимая руку к груди. Кажется, ее не смутило, что произошла некоторая путаница.
— Мам, это Дон, — сказала я. — Мой друг. Очень хороший друг, который согласился помочь, когда в последнюю минуту выяснилось, что наш гость не может прийти, а я не хотела вас разочаровывать. Прости, мам, я видела, что вы очень его ждете, и вы так готовились… поэтому побоялась вам сказать, что на сегодня встреча отменяется.
— Мне жаль, что там все так получилось, — просто и искренне сказал Дон.
— Это была моя идея, прости меня, — извинилась я. Мне было нехорошо, и я мечтала побыстрее уйти, но не знала как.
— Надо бы вас чаем напоить, — заявила Эдит, вдруг возникшая в дверях кухни. Понятно, стояла там и все слышала.
— Да, это хорошая мысль, — согласилась
Мне было невыносимо слушать их легкую, вежливую болтовню. Все уселись на кухне, Эдит разливала чай и обсуждала с Доном и Жизнью достоинства бисквитного печенья, а мама, судя по всему, обдумывала, удобно ли попросить Дона все же почистить ковер, или отпустить его с миром. Затем Жизнь и мама принялись толковать о свадебных букетах, а Дон наблюдал за мной. Я видела это краем глаза, потому что не смотрела на него — вспоминала, что сегодня сказал мне отец. Его злые, хлесткие фразы звучали у меня в голове и мучили меня.
Жизнь взял свою чашку и подошел ко мне.
— Сегодня ты наворотила грандиозную ложь.
— Я не в настроении, — тихо ответила я, — и что бы ты ни сказал, хуже ты уже не сделаешь.
— Я и не хочу — хуже. Я хочу сделать лучше.
Жизнь прочистил горло, и, поняв, что он собирается сказать нечто важное, все умолкли.
— Люси считает, что она всегда была недостаточно хороша для всех вас.
Последовало неловкое молчание, я покраснела, но делать нечего — расплатой за большую ложь служит большая правда.
— Мне надо идти.
— Ох, Люси. — Мама была потрясена, но потом что-то в ней перещелкнуло, и включилась сияющая улыбка Силчестеров. — Я провожу тебя, милая.
— Ты этого не заслужила, — сказал Жизнь, когда мы проехали по холмам Уиклоу и выбрались на трассу.
Это было первое, что он произнес за четверть часа, с тех пор как мы сели в машину. Радио он даже не пытался включить, за что я была ему признательна, у меня и так в голове было слишком шумно. Там гремел голос отца, он снова и снова повторял свои обвинения, и я подумала, что нам никогда не вернуться к прежним холодно-вежливым отношениям. Он сказал это все на голубом глазу, как давно известное, даже без особых эмоций. Конечно, он был в ярости, но не она двигала им, когда он обрушил свои слова на мою голову. Он сказал именно то, что думал, и я уверена, так он будет думать до конца своих дней. Назад пути уже нет.
Мне не хотелось, чтобы Жизнь ехал со мной, но он настаивал, а я так жаждала побыстрее убраться оттуда, что и против бенгальского тигра не возражала бы в качестве попутчика.
— Заслужила. Я же соврала.
— Я не о том. Твой отец несправедлив к тебе.
Я не ответила.
— Куда ты решила направиться?
— Прошу тебя, я не в силах вести психологические беседы.
— Но машину-то ты в силах вести? Ты пропустила нужный поворот.
— Черт.
— И теперь, я так понимаю, мы едем в Уэксфорд?