Время мушкетов
Шрифт:
Самым трудным для Кюсо было не ударить, а правильно рассчитать удар, чтобы его жертва ненароком не свалилась в овраг. Спускаться на дно огромной кучи пищевых и прочих отходов ужасно не хотелось. К тому же, кто знает, не водилась ли в недрах гниющей массы какая-либо омерзительная живность, которую можно увидеть лишь в ночных кошмарах, да и то только после основательного промывания горла крепким деревенским вином. Фиоро не был пуглив и не верил в чудищ, но в жизни случается всякое… Мусорщики тоже не предполагали, что кто-то позарится на их пропитанные нечистотами фартуки, а теперь оба лежали без сознания: один наверху, а другой внизу зловонного оврага.
Стаскивать фартук с бесчувственного тела было омерзительно, но гораздо хуже Кюсо показалось надеть эту пакость на себя. Он как будто принял ванну из нечистот, но по-другому было нельзя. Как правило, самые грязные и грубые методы оказываются наиболее эффективными. Обмотав голову тряпкой и надев рукавицы, филанийский разведчик стал похож на
«Только чьей кровью: врага или все же своей? – задавался вопросом любивший на досуге поразмышлять на эту тему Кюсо. – С графьями, баронами и прочим благородным отродьем все понятно: запарывают вусмерть слуг, но их я за людей не считаю. Остальных со света сживать, благородиям лапок марать не хочется, ведь у них на службе имеются такие, как я… С простолюдинами дело иное: крестьяне да горожане редко убивают осознанно, в основном сгоряча, спьяну или из-за непросветной глупости. Но если уж деревенский мужик и задумывает обагрить руки кровью, то будет долго тереться да мяться, ходить кругами да изводить себя поиском аргументов, доказывая сам себе, что без смертоубийства никак не обойтись. Наконец-то сходит, горемыка, в церкву, помолится, решится, а затем едва представит, как топором вражине мозги наружу выпустит, так сразу испугается, обмочится, домой убежит да со страху напьется. А как протрезвеет, так себя еще месяц-другой всякими моральными глупостями мучить будет. А все из-за чего, все почему? Да потому, что боится, что его собственная башка вот так же на куски разлететься может, что ввяжется в заваруху, в которой сам жертвой окажется, что вражина его опередит… Нет, что точно, то точно – мораль в этом вопросе совсем ни при чем. Если бы не страх за собственную шкуру, люди целыми днями только и делали б, что друг дружку всячески изводили: кто ядом, кто топором, кто сводящими с ума занудством да ханжеством…»
К несчастью, у Фиоро в этот день не было ни сил, ни времени, чтобы размышлять над праздными вопросами. К тому же философствовать хорошо на полный желудок, а не когда в брюхе зияет резаная дыра. Сев на телегу, переодетый разведчик стегнул лошадку поводьями. Бедной животинке так не терпелось убраться из отвратительного места, в котором ей по нескольку раз на дню приходилось бывать, что второго хлопка по крупу не потребовалось. Через пять минут тряски по наезженной колее самозванец-мусорщик уже проезжал через городские ворота. Конечно же, никакого досмотра не было. Привыкшие к частым визитам портовых ассенизаторов стражники быстро освободили проезд, то есть, попросту говоря, отскочили в стороны и зажали носы. Лишь когда телега прогрохотала мимо, один из солдат поинтересовался, куда подевался второй чистильщик. Кюсо не захотелось утруждать себя выдумкой правдоподобной истории, поэтому он ответил дерзко и, не стесняясь в выражениях, посоветовал молодому стражнику прогуляться в лесок и проверить самому причину задержки переевшего с утра бобовой похлебки напарника.
Как и ожидалось, грубость лишь рассмешила служивый люд, скучавший от однообразной работы по проверке чужих котомок, сундуков, а в особых случаях и портков. Не задерживаясь дольше положенного возле ворот, Кюсо направил телегу к портовой площади. Буквально через минуту он обнаружил еще одну схожую черту между своей настоящей и нынешней профессиями.
Стоило лишь кому из знакомых узнать о причастности Фиоро к филанийской разведке, как тут же они начинали избегать встреч, а уж если контакт был неизбежен, то перед ним лебезили, заискивающе глядя в глаза, и тщательно подбирали в беседе слова, чтобы, не дай бог, не сказать чего-нибудь лишнего, что потом будет неправильно понято или умышленно превратно истолковано. Круг тем общения мгновенно сужался, а шутки становились блеклыми, скучными, несмешными, но зато корректными во всех отношениях. Кюсо больше не слышал ехидных колкостей по поводу своей неопрятности, а уж о том, чтобы кто-нибудь, как прежде, осмелился назвать его толстяком, и речи быть не могло. Разведчик из своего парня, веселого собутыльника, сразу превращался в изгоя, в прокаженного, от которого все предпочитали держаться на дистанции.
Примерно то же ощущение возникло у Кюсо и сейчас, когда старенькая лошадка медленно перебирала копытами по булыжникам мостовой, везя пустую телегу и единственного пассажира-возницу в сторону порта. Прохожие не просто сторонились повозки для нечистот, они шарахались, но при этом лишь немногие осмеливались затыкать рукавами или платками носы. Реакцию мусорщиков, пребывавших обычно в довольно нетрезвом состоянии, трудно предугадать. Оскорбленное самолюбие чистильщика общественных нужников могло нанести ответный удар: например, возница мог оторвать от днища телеги налипший кусок однородной массы и швырнуть его в скорченную от брезгливости рожу обидчика.
«Что разведчик, что чистильщик, что убийца, что палач – все мы из одного клана, клана неприкасаемых и презираемых, об которых
Как ни странно, как это ни противоречит здравому смыслу, но иногда полезно заниматься самоедством и бичеванием язв общества, выставляя себя невинной жертвой, пострадавшей стороной. Это успокаивает и ничуть не вредит психике человека, если, конечно, завершать каждый внутренний монолог вот так – на оптимистичной ноте. Кюсо практиковал такой метод самоуспокоения уже много лет и был весьма доволен результатами. Кроме того, что переживший неприятный день разведчик был к вечеру абсолютно спокоен и флегматичен, как заглотивший лошадь удав, он довольно неплохо скоротал время, которое трясся на телеге до самых ворот портового склада. Единственное, что его еще пока отвлекало от детальной проработки плана предстоящих действий, была боль, но Фиоро знал хорошее средство, с помощью которого он вскоре сможет ее заглушить. Терпеть разведчику оставалось недолго, духовным и физическим страданиям оставалось мучить его последние минуты, а отнюдь, не часы.
Кто из нас хоть раз не лелеял в жизни мечту стать настоящим магом? Это так прекрасно – научиться летать и, когда захочешь, становиться невидимым; метать во врага огненные шары и в бою вызывать себе на помощь могучих существ. Конечно, есть люди очень миролюбивые, их желания куда скромнее, а реализованные фантазии не приводят к хаосу и разрушениям: наколдовать себе много денег, стать обладателем неотразимого шарма или просто создать из воздуха красавицу для эстетического времяпрепровождения и не таких уж безгрешных утех. Вне зависимости от масштаба желаний и их направленности, приобщиться к таинству магии мечтают все, даже те, кто в нее и не верит. И лишь избранные, то есть счастливчики, на самом деле обладающие волшебным даром, понимают, что магия – страшная сила, которая при малейшей ошибке или просто из-за неблагоприятного стечения обстоятельств может обратиться против ее создателя. Она, как очень импульсивная женщина, требует постоянного внимания, холодного расчета, титанических усилий и, главное, системного подхода. Без четкого соблюдения пропорций ингредиентов, любое снадобье превратится в ядовито-гремучую смесь, убивающую лишь своего изготовителя; а без умелого контроля выпускаемые наружу счастливым обладателем дара силы или покалечат, или вообще убьют своего хозяина. Магия – не только дар Небес, магия – это жесткий самоконтроль и самоотверженный труд, так что тем бездельникам, кто мечтает превращать воду в пиво и добиться взаимности без долгих ухаживаний, проще заработать пару монет и сходить в кабак, где имеется и то и другое в огромных количествах…
Как это бывает в большинстве случаев с избранными, впервые необычные способности Кюсо проявились спонтанно, а их последствия чуть не привели отчаявшегося юнца на плаху. Однако впоследствии Фиоро часто благодарил Провидение, засадившее его в тюрьму, и таинственную персону, появившуюся в сырой камере подземного каземата и приобщившую его к филанийской разведке. Только в монастыре Ланкар, на самом деле являвшемся школой для шпионов, убийц и диверсантов самого высокого уровня, он смог полноценно развить свой довольно необычный талант. Под руководством опытных наставников, разбирающихся в природе человеческого тела не хуже придворных эскулапов, Фиоро удалось выработать оптимальную схему быстрого и безвредного для организма введения себя в нужное состояние. Эксперименты проходили мучительно, ведь каждая неудача вызывала жуткую головную боль и множество иных негативных последствий, начиная от неудержимой, многочасовой рвоты и заканчивая продолжительным беспамятством или временной потерей контроля над некоторыми частями тела. Однако, в конце концов, пройдя сквозь все муки познания, неуклюжий толстяк Фиоро Кюсо научился переводить свое уникальное тело из обычного в боевой режим и обратно без всяких побочных эффектов… по крайней мере, для себя. Случилось это довольно поздно, на третьем году обучения, когда он уже овладел всеми иными навыками, необходимыми настоящему шпиону и диверсанту, или, говоря проще, профессиональному агенту королевской филанийской разведки.
Как выяснилось в конце долгого пути из проб и ошибок, секрет успеха крылся не в количестве выпитого, а в правильном порядке приема вовнутрь строго определенных составляющих, в благоприятном температурном режиме для каждой из жидкостей и, естественно, в пропорциях. Желудок Кюсо был своеобразным сосудом, в котором волшебник-алхимик, то есть он сам, должен был сварить чудесное зелье.
Именно сложность приготовления смеси, состоящей из многих напитков, и привела разведчика в винное хранилище портового склада, а не в обычный кабак, где, как правило, не бывает более десяти наименований выпивки, да и под маркой настоящего вина продают местную бурду. К тому же на небывалый коктейль у Фиоро элементарно не имелось денег, здесь же все было бесплатно, только вначале следовало немного оглушить-придушить парочку вялых, уже пропитавшихся охраняемым имуществом сторожей.