Время нашей беды
Шрифт:
Мне – пофиг, мне улететь дайте…
Улетел.
В Перми приземлялся уже ночью, друг – Иван его зовут – встречал меня. Глаза – с пятирублевую монету…
– Видел, не?..
– Вань… чего я должен был видеть?
– Телик включи…
У меня в машине был телик, автомобильный, я включил. От увиденного в осадок просто выпал. Зарево на полнеба, драки… палками, арматурой мочат, мочат не по-детски. Не похоже вообще ни на что – где полиция, где Национальная гвардия… тут все в одной куче.
Как я понял из сбивчивого комментария, ведущая, видимо, тоже была в шоке от происходящего – ближе к ночи сторонники Антимайдана
3
От слова «хомяк» (С). Александр Афанасьев.
Изображение было неровным, прыгающим. Было видно, что летят и плескают огнем на людей бутылки… в общем, трудно описать словами, что там было видно.
Я как-то отстраненно подумал: сотка трупов завтра, не меньше. Я в свое время беду в Одессе предсказал – как днем стали сообщать о столкновениях, подумал – худо дело, будут трупы. Вспомнил распад Югославии и знаменитый матч ненависти в Загребе. Утром – как помню, выходной был – встал – точно. Несколько десятков человек сожгли…
И тут – плохо дело будет…
Чувствую – плохо…
– Переночуешь у меня?
– Вань. Мне домой надо…
Уральск, Россия
Ночь на 21 февраля 2017 года
В свой родной Уральск я прибыл, маханув из Перми, уже глубокой ночью, пробыв в дороге часов пять. Припарковал машину во дворе родного дома… сна не было ни в одном глазу, я, конечно, энергетика хапнул полторы банки, чтобы за рулем не заснуть, – но дело было не в этом.
Привычная дверь… лифт, едва тащащийся наверх… еще дверь.
Привычная темень длинного коридора, дверь в темную… стиралка на ходу мешается…
Дом… милый дом.
Итак… я был дома.
В это было сложно поверить – но я был дома.
Первым делом я прошел не на кухню. Бросил сумку, прошел в спальню – там стоит один из сейфов, их у меня два. Отомкнул дверцу… все было на месте… сталь и черный пластик автоматических винтовок, сине-красные пачки с патронами. Все было на месте, и всего было столько, что прямо сейчас можно устроить небольшую Курскую дугу…
Так, стоп.
Вот так вот крыша и съезжает. А потом – оказывается, что ты прямой последователь юриста Виноградова… [4]
Оставив в покое стволы, я прошел на кухню. Но перед этим я вытащил из креплений и бросил на кровать автоматический «Вепрь-15»…
Что бы ни случилось дальше – теперь меня просто так не возьмут. Я, блин, уральский. И в бараний рог согну кого угодно…
Прошел на кухню, поставил на огонь чайник, сел за стол. Чайник у меня простой, старый, его надо на газу кипятить. Чай тоже предпочитаю по-простому заваривать, никаких пакетиков. От пакетиков вкус какой-то синтетический…
4
Дмитрий Виноградов, юрист. Купил два ружья, пришел на работу и расстрелял сослуживцев, перед этим оставил в Сети человеконенавистнический манифест, набравший только за первый день четыре тысячи лайков. Причиной расстрела якобы стала травля коллег и неудавшаяся любовь.
Пока закипало – тщательно, с мылом, вымыл руки.
Бежать?
Смысл? На меня ничего нет, я в лучшем случае свидетель. Правда, свидетель такого, что не приведи господь.
Как-то холодно, отстраненно подумал: начинается… Вот и за нами пришли…
Чайник вскипел. Сыпанул чая, заварил…
Что делать? Я почему-то ни разу не сомневался уже тогда – кончится худо. И надо быть готовым ко всему.
Пока чай настаивался – вышел в коридор, поднял сумку, вжикнул молнией. Деньги были на месте – двести штук, двадцать пачек стодолларовых. Учитывая, что товар за них я привез, а Вадосу деньги были не нужны, получается, деньги теперь мои…
Куда их девать?
Так я и стоял какое-то время в коридоре с сумкой. Потом вернулся на кухню, налил чая, глотнул… и вот тут меня вывернуло. Вывернуло капитально, я едва успел добежать до раковины. Так и стоял, держась за край кухонного гарнитура, – а меня рвало и рвало какой-то слизью…
Проблевался, простите, потом кое-как привел себя в порядок, смыл это все, прополоскал рот. Сел на табуретку – и сидел, думал… только потом хоть убей, не вспомню, о чем. Потом прошел на лоджию… несмотря на то что у меня не видовой пентхаус – этаж высокий и вид с балкона просто шикарный.
Город спокойно спал, горели в ночи одинокие окна… и никто не знал, что в страну пришла беда… и в наш город тоже пришла беда.
Немного лучше стало… по крайней мере не тошнило – и мне пришла в голову еще одна мысль: будет война. Настоящая, большая война. Которая затронет всех нас, затронет и мой родной город.
Мы ведь непуганые… непоротые. В моем городе последний раз война была в восемнадцатом году, да и то ненастоящая, гражданская. А настоящей войны и настоящего врага не было… я даже не знаю, сколько лет не было. И мы не одни такие – подавляющая часть территории России не знает, что такое война, уже сотни лет. Выросли люди, для которых война – это пустой звук, отсутствие войны – само собой разумеющееся. То, что не представляет ценности, потому что это так и должно быть. Страх перед войной атрофировался в поколениях. Вот и Вадос, с которым мы выросли в одном дворе, когда связался с этой Манежкой… он не подумал, что может быть война. Даже после той войны, в которой он участвовал. Он не подумал, что война может прийти в Москву – и он сам открывает ей двери. И словил башкой пулю – одним из первых…
Война…
Город лежал передо мной… трамваи уже не ходили. И город – некому было защитить, кроме нас самих.
А защищать – придется…
С этой мыслью я вернулся в комнату, оставив дверь на лоджию открытой. Поставил компьютер грузиться…
Первый же информационный сайт, на который я зашел, сообщил, что на Манежке больше ста погибших. Текст статьи был откровенно истерическим.
Понятное дело, теперь вся либеральная тусовка на рога встанет…
Сна по-прежнему не было ни в одном глазу. Смысла даже ложиться нет, ворочаться… не засну. А потому я прошел в спальню, достал из сейфа «Моссберг» и зарядил его картечью, поставил у шкафа. Потом начал набивать патронами автоматные…