Время, назад (сборник)
Шрифт:
Марен покачала головой:
— Такие большие слова и такие мелкие идеи. — Она захихикала над его просьбой.
Аппарат на авто–авто уже набрал высоту и держал курс за город. Ларс рефлективно приказал ему покинуть Париж. Бог знает, почему.
— Я проанализирую тебя, дорогой утеночек, — сказал Марен. — Это действительно очень трогательно, что ты пытаешься думать и думать, хотя твой субстандартный мозг находится на самой нижней ступени. Субстандартный — если не считать той выпуклости на фронтальной лобовой доле, что и делает тебя медиумом.
Он
Марен продолжала:
— Снова и снова этот тоненький внутренний голосок скрипит: почему простофили должны верить, что они простофили? Почему им нельзя сказать правду? И почему они не поверят в нее, даже если узнают? — Ее тон был теперь сочувствующим. Для нее это было довольно необычно. — Вы просто не можете признаться во всем даже себе самим. А уж им — тем более.
Глава 7
После обеда они пришли в парижскую квартиру Марен. Ларс мерял шагами гостиную, ожидая, пока Марен переоденется «во что–нибудь поудобнее», как однажды заметила Джин Харлоу в старой, но все еще веселой шутке.
И тут он обнаружил прибор на низеньком столике, выполненном под тарслевое дерево. Он был как–то странно знаком ему. Ларс взял его и с удивлением повертел в руках. Знакомый — и в то же время странный.
Дверь в спальню была приоткрыта.
— Что это? — крикнул Ларс. Он видел неясную, в нижнем белье фигурку, которая двигалась туда–сюда между постелью и шкафом. — Эта штука, похожая на человеческую голову. Только без черт лица. Размером с бейсбольный мяч.
— Это из 202–го, — весело отозвалась Марен.
— Мой эскиз? — Он уставился на прибор. Внедрение. Эта штука была пущена в розничную торговлю по решению одного из сокомов. — А что он делает?
— Развлекает.
— Как?
Марен вышла из комнаты совершенно голая.
— Скажи ему что–нибудь.
Глядя на нее, Ларс ответил:
— Мне гораздо интереснее смотреть на тебя. Ты поправилась на два килограмма.
— Задай Орвиллу вопрос. Старый Орвилл — это страсть. Люди уединяются с ним на много дней и ничего не делают, а только задают вопросы и получают ответы. Это заменяет религию.
— В этом нет никакой религии, — сказал он серьезно.
Его общение с неизмеримым миром лишило его всякой догматической, безоглядной веры. Если кто–нибудь из живых и может быть определен как знаток «потустороннем мира», то им может быть только он. Но в этом Ларс не видел никаких выдающихся заслуг.
Марен сказала:
— Тогда расскажи ему анекдот.
— А может, просто положить его на место?
— Тебе действительно все равно, как внедряют твои разработки?
— Да, это их дело. — Тем не менее, Ларс пытался придумать какую–то шутку. — У кого есть шесть глаз, — начал он, — склонность к энтропии, км носит шапочку для верховой езды…
— Неужели ты не можешь придумать что–нибудь серьезное? — спросила Марен. Она вернулась в спальню и снова стала одеваться. — Ларс, ты полиморфный извращенец.
— Хм, — ответил он.
— В плохом
— Лучше уж это, — сказал он, — чем инстинкт убивать.
Может, спросить об этом у Орвилла?
Он обратился к твердой маленькой сфере, которую держал в руке:
— Я ошибаюсь, когда чувствую за собой вину? Веду борьбу с городским советом? Разговариваю с советским официальным представителем во время перерыва для кофе? — Он подождал, но ничем не произошло. — Когда верю, продолжил он, — что сейчас как раз то время, когда те, кто делают машины, чтобы убивать, калечить и выбрасывать все в отходы, должны быть людьми этически цельными? Чтобы действительно создавать машины, которые убивают, калечат и выбрасывают. Вместо тех, что создают верные предпосылки для всеобщего небытия, декадентских новых веяний — таких, как ты? Он снова подождал, но Старый Орвилл молчал.
— Он сломан, — крикнула Ларс Марен.
— Дай ему время. В нем 14000 взаимосвязанных частей. Они должны все сработать.
— Ты хочешь сказать, в нем полная схема системы управления 202–го?
Он с ужасом посмотрел на Старого Орвилла. Да, конечно! Эта сфера была такого же размера и формы, что и система управления 202–го. Он начал думать о возможностях Орвилла. Он мог отвечать на заданные ему устно вопросы даже лучше, чем железооксидная или перфорированная лента из 60–ти составляющих. Ничего удивительного, что ему требовалось время, чтобы ответить на вопрос. Он активизировал свои оценивающие способности.
Возможно, больше ни в каком эскизе Ларс этого не превзойдет. Ведь уже есть он, Старый Орвилл, новинка, заполнившая свободное время и умы мужчин и женщин, работа которых дегенерировала в такой уровень психомоторной деятельности, что даже тренированный голубь справился бы лучше. О Боже!
Сбылись его самые худшие ожидания!
Ларс П., подумал он, вспомнив рассказы и новеллы Кафки, проснется однажды утром и обнаружит, что каким–то образом за ночь превратился в гигантского — кого? Таракана?
— Кто я есть? — спросил он Старого Орвилла. — Забудь мои прежние вопросы, ответь только на этот. Кем я стал? — Он зло стиснул сферу.
Одетая в голубые хлопчатобумажные китайские штаны, Марен стояла на пороге спальни и наблюдала, как он боролся со Старым Орвиллом.
— Ларс П. проснется однажды утром, чтобы обнаружить, что каким–то образом за ночь он превратился в… — Она замолчала, потому что в углу гостиной пискнул и включился телевизор. Сейчас должны были передавать сводку новостей.
Забыв о Старом Орвилле, Ларс повернулся к телевизору. Он почувствовал, что его пульс участился. Сводки новостей всегда сообщали только о плохом.
На телеэкране появилась надпись: «Сводка Новостей». Голос диктора зазвучал профессионально спокойно: «НАСБА, космическое агентство Запад–Блока в Чейенне, Вайоминг, объявило сегодня, что новый спутник, запущенный, возможно, Народным Китаем или Свободной Кубой, находится на орбите в…»
Марен выключила телевизор:
— Ну и новости!