Время перемен
Шрифт:
Она носит новую или почти новую одежду, которая сидит на ней очень неплохо. Современная девушка может надеть такое нижнее белье, которое исправит ошибки, допущенные природой. Существует весьма разнообразный и качественный макияж, если, конечно она умеет им пользоваться, и ей совсем не обязательно иметь плохие зубы.
Я немного подождал, но Миранда молчала.
– Пройдет еще одно или два столетия, – снова заговорил я, – и появятся новые технологии и материалы, которые будут всеми восприниматься, как должное. Кроме того, искусство модельера сделает значительный шаг вперед. Да, я прекрасно
– Можешь не трудиться больше, – прервала меня Миранда, – я поняла.
– Больше всего меня поражает тот странным компромисс, на который вы все пошли. Я хочу сказать, что все, виденное мной в лагере, выглядит совершенно нормально. У вас даже прически современные. И в то же самое время, сегодня утром ты разгуливала по городу в розовом костюме, который прекрасно бы подходил для главной улицы Шатли, не будь он сделан из люксона.
– Ну… это было ошибкой.
– А я думал, что только Грег делает ошибки.
– Грег не делает ошибок, – довольно резко отпарировала Миранда. – Некоторые вещи он делаете совершенно сознательно. А в других случаях ему просто наплевать. Ошибка – это то, что бы ты сделал иначе, если бы тебе представился такой шанс. Грег ничего не стал бы менять.
– Но он поменял. Сделал петлю и вытащил Джоту.
Тут Миранда решила сдаться, посчитав, вероятно, что это не слишком принципиальный момент.
– Устройство для производства временных петель довольно компактное и эффект оно производит лишь локальный, – сказала она. – В лагере ни у кого не должно было быть подобного устройства, но кому-то, очевидно, удалось прихватить его с собой. Мне придется с ними разобраться…
– Так маленький приборчик, – пробормотал я, – ничего особенного. Как люксон.
Миранда бросила на меня пристальный взгляд, как будто вдруг засомневалась – а может быть, я не такой уж примитивный болван, каким должен был бы быть.
Она рассказал мне еще немного о временных петлях, и я понял, что почти правильно представил себе ситуацию.
Для нее это был совершенно элементарной вещью, поэтому она и рассказала мне о ней. Примерно так, как я стал бы рассказывать девушке из семнадцатого столетия об устройстве молнии на брюках.
Когда происходит небольшая катастрофа местного масштаба, ты просто заставляешь ее исчезнуть. Если топор соскочил с полена и ударил тебя по ноге, ты возвращаешься на несколько секунд назад и проявляешь большую осторожность. Если машина врезается в телеграфный столб, ты включаешь приборчик и тормозишь на несколько секунд раньше. Если замечательная ваза выскользнула у тебя из рук и разбилась на тысячу кусочков, ты переставляешь стрелку на несколько мгновений назад и не роняешь вазу.
Это было весьма полезное, но самое обычное устройство, возможно и более важное, чем дырокол, застежка-молния, шпилька или зажигалка, но ничто по сравнению с транзисторным радио, телевидением, или атомной энергией… так считала Миранда.
И тут мне впервые пришло в голову, что она не была гением, а просто самой обычной девушкой из своего времени,
– И еще одно, – вспомнил я. – Еда есть еда. Ее качество не имеет значения. Вот это меня сильно удивило.
Все указывает на то, что с годами люди становятся все более привередливыми, а не наоборот. Но очевидное, далеко не всегда оказывается правильным. Я могу попытаться сделать предположение… Увеличение населения делало проблему пищи все более и более острой. Синтетические продукты, видимо, не получили распространения – во всяком случае, в твоем времени. Поэтому люди были приучены относиться к еде, как топливу. Есть достаточно, но не слишком много. Чтобы быть здоровым, избегать любых проявлений вульгарности, никогда не толстеть и не относиться к еде, как к самоцели.
Миранда сидела с каменным лицом, и я продолжал:
– Значит вы, и в самом деле, пришли из будущего? Несмотря на все твои протесты?
Она легла на траву.
– Мы из настоящего, – заявила она, словно поставила на этом вопросе крест – раз и навсегда.
– Ну, это только лишь означает, что мы находимся в прошлом. Твое время – вот единственное настоящее время. А мы – древние, невежественные и, вдобавок, мертвые дикари.
Вот почему мы не слишком реальны для вас. Вот почему наши проблемы, наши жизни не имеют ни малейшего значения. Вот почему катастрофа, которая должна произойти в ближайшие несколько часов будет для вас лишь интересным спектаклем.
Вот почему, хотя и стараетесь ничего нам особенно не рассказывать, вы все же разговариваете с нами, как я бы стал разговаривать с каким-нибудь невежественным крестьянином троянцем, даже не воином, который и не подозревает, что огромный деревянный конь набит греческими воинами. Да, с нами можно поговорить – ведь мы слишком тупы, чтобы что-нибудь понять.
Пораженная Миранда резко села. Ее дыхание участилось, а лицо заметно покраснело.
Я не знал, чего мне удалось добиться. Но впечатление я произвел – как будто я, иностранец, вдруг заговорил с ней на ее языке; или словно я поцеловал ее, как Джота, вне всякого сомнения, уже давно бы сделал.
Миранда ничего не сказала, но я знал, что мне удалось затронуть в ее душе какие-то струны. И еще я почувствовал, что теперь Миранда не находится от меня в тысячах миль или лет.
Я склонился над ней и легко поцеловал. Она никак на это не отреагировала. Я поцеловал ее еще раз, более настойчивым и долгим поцелуем.
– Давай-ка лучше пойдем в дом, – сказала она, отталкивая меня. – Шейлы там все равно нет, иначе ты бы себя так не вел. Мне хочется пить.
– Значит, – сказал я, – мое … Ты можешь пойти со мной в дом, потому что все равно не станешь делать в моем присутствии то, что собиралась делать?
– Именно, – призналась она и улыбнулась.
Это была первая настоящая улыбка, которую я получил от Миранды.
В доме я попытался убедить ее выпить виски, руководствуясь очевидными мотивами. Она настояла на лимонаде. Как мне показалось, она удивилась, когда я бросил в бокал несколько кубиков льда. Видимо доисторический способ охлаждения питья был для нее странным.