Время прибытия
Шрифт:
– Так сапожник и без штанов остаться может! – задумчиво проговорила Таня.
Показывая билеты, они постепенно протолкались ко входу, попросили посторониться прилипшую к стеклянным дверям пару и, помахав в воздухе картонками, привлекли внимание дежурившего за дверью незнакомого (видно, из нового набора) оперотрядника. Дружинник взял билеты, внимательно осмотрел, чуть ли не понюхал и – тоже мне, сыщик! – спросил как бы невзначай:
– Вы в какой организации покупали?
– Ни в какой, – простодушно ответил первый секретарь, – мы здесь, около входа, по пятерке за штуку
– Что? Я сейчас! Стойте здесь… – выпалил оперотрядник и метнулся к гардеробу, где, облокотившись о барьер, мирно беседовали Иван Локтюков и широкобородый, с купеческим пробором гардеробщик, рассказывавший, наверное, о своем участии в Брусиловском прорыве.
– Николай Петрович? – удивился заведующий оборонно-спортивным отделом и руководитель районного оперативного отряда. – Проверяешь? А разве сегодня…
– Нет, я отдыхаю. А ты?
– Проверяю.
– Вот так, да? Молодец. Значит, Мансуров с тобой тоже о спекулянтах беседовал.
– Беседовал.
– Ну, тогда с тебя червонец… нет, восемь рублей. В зарплату отдашь…
Выяснив приметы добровольного распространителя билетов, дружинники высыпали на улицу и скоро вернулись ни с чем. А Шумилин тем временем повел Таню в зал, где оглушительно пульсировала музыка и в такт ей мерцал свет: на мгновенье вспыхнув, он выхватывал фигуры танцующих из темноты, и от этого их движения казались фантастически резкими. Диск-жокей что-то выкрикивал в микрофон, и прыгающая толпа отзывалась восторженными возгласами.
Перед танцевальным залом располагался бар, а перед баром – столики. На стульях висели и лежали курточки, сумки, полиэтиленовые пакеты – так что сесть было некуда. Наконец они высмотрели столик, одной стороной приставленный к стене: на двух стульях из трех ничего не висело и не лежало. Усевшись, Таня попыталась пристроить гвоздики в пустой стаканчик для салфеток, но потом просто положила цветы возле стены.
Музыка оборвалась, и столики стали заполняться. На экране вспыхнули и начали сменяться один за другим ослепительные слайды, на них рекламно улыбались суперзвезды мировой эстрады, а диск-жокей, захлебываясь, рассказывал о заблиставших недавно новых светилах музыкальной вселенной. С таким же восторгом, наверное, в двадцатые годы чумазые парни рапортовали о том, что ими установлен новый мировой рекорд по добыче угля за смену.
К только-только устроившимся Тане и Шумилину подошла молодая пара, одетая в единообразные вельветовые джинсы и фирменные майки с рисунками. Девушка была рыжеволосая, с веселыми глазами и нежно-розовой, словно обожженной на солнце, кожей. Ее приятель обладал высокомерным взглядом, выполненной, очевидно, в домашних условиях модной стрижкой и физиономией со следами вулканической деятельности молодой плоти. После танца оба глубоко дышали, под мышками расплылись темные круги.
– Это наши места! – обиженно сказала девушка.
– Все три? – уточнила Таня.
– Все три, – надменно подтвердил парень. – Мы ждем человека.
– Слушайте, ребята, – миролюбиво предложил Шумилин. – Мы скоро уйдем, а стул себе я сейчас принесу. Договорились?
– Ладно, – легко согласилась девушка.
Ее
Краснопролетарский руководитель между тем притащил стул и отправился к стойке. Незнакомый бармен (прежнего после проверки трудоустроили), мордастый мужчина лет тридцати в массивных очках-«хамелеонах», статью напоминал выпускника института международных отношений, получившего несколько странное распределение. Он дал посетителю внимательно изучить по прейскуранту ассортимент и принялся брезгливо что-то перемешивать в стаканах, а потом сообщил, что имеется только «шампань-каблер». Затем с отвращением воткнул в напитки полиэтиленовые соломинки и метнул сдачу.
Исхитрившись, неопознанный первый секретарь за один раз перенес все четыре стакана на стол и два из них подвинул ребятам, вернувшимся с танца.
– Спасибо! – обрадовалась девушка, которую Таня уже называла по имени – Аня.
Юноша именовался Андреем.
Попробовали коктейль: любимыми ингредиентами бармена оказались вода и лимонная кислота.
– Мы вас тут раньше не видели. Вы – кто? Мы из педагогического, с инфака, – легкомысленно начала знакомиться Аня.
– Я – врач, а Николай…
– Учитель… Я учитель… – быстро перебил Таню глубокозаконспирированный краснопролетарский руководитель.
– Наш институт заканчивали? Какой факультет? Когда?
– Наш. Истфак. Закончил, когда вы еще в школе учились.
– А кто у вас педагогику читал?
– Шуринов.
– И у нас Шуринов. Здорово! А в школе почему работаете? Распределили?
– Распределили.
– Я сразу догадалась, что вы учитель. По костюму и галстуку!
– Вот так, да? А как у нас в институте с билетами сюда? – осторожно приступил к следствию Шумилин. – В очереди стоять не приходится?
– Бывает! – ответила девушка, щебетавшая и за себя, и за своего приятеля.
– Мы здесь в первый раз, – продолжила светскую беседу Таня, – а вам тут нравится?
– Нравится! – сообщила Аня. – Если б еще не эти из райкома – совсем бы здорово было…
– А что им нужно? – равнодушным голосом спросил подобравшийся первый секретарь.
– Да-а… лезут не в свое дело, программу недавно сняли. Им, понимаете, процент советской музыки подавай!
– Ну и что в этом плохого?
– А вы пробовали под «Трех танкистов» танцевать? – прорвало наконец и Андрея.
– Во-первых, танцуют не под все песни, под некоторые и в бой идут, – патетически начал Шумилин, а закончил с обидой: – И дискотеку, между прочим, для вас райком комсомола выбил!
– А зачем ее «выбивать»? – зло удивился парень. – Если есть спрос, нужно строить, пока очередей не будет, как делают на Западе. Это же прибыль! А то, подумаешь, подвиг райком совершил – дискотеку открыл! И вообще комсомол себя изжил…
– Вот так, да? – переспросил первый секретарь. – Это почему же?
– Конечно, изжил! – легкомысленно подхватила Аня. – Представляете, все, кому от четырнадцати до двадцати восьми, – в комсомоле. И мы с Андреем, наверное, и вы с Таней, и восьмиклассники, которые перед входом толкутся…