Шрифт:
Пророки и астрологи любят цитировать себя: «Предсказывал я землетрясение на Островах очень зеленого мыса? И был прав!» Когда (в большинстве случаев) прогноз не сбывается, пророки и астрологи хранят молчание, будто и не они несколько месяцев назад утверждали нечто, не имевшее отношения к реальности.
К счастью, я не астролог и, к несчастью, не пророк. И потому признаю, что был неправ, когда в октябре прошлого, 1999 года писал в своей статье «И затонула лодка…» следующее: «Весной 2000 года соберутся в Питере на Интерпрессконе профессиональные фэны, и если „Рубеж“ не получит премии, я с радостью признаю, что ничего не понял в литературном процессе, происходящем в мире русской фантастики».
Любители фантастики, писатели-фантасты
Hа мой взгляд в номинационных списках были произведения, больше заслуживавшие премии, но если я стану утверждать, что «Гиперборейская чума» М.Успенского и А.Лазарчука — вещь на голову превосходящая «Фальшивые зеркала», мне возразят: это ваше личное мнение, г-н Амнуэль, в Питере имело место демократическое голосование, и результат таков, каков есть.
Действительно. Вот почему я признаю, что ничего не понял в литературном процессе, происходящем в мире русской фантастики. Hо признаю это с горечью, а не с радостью, потому что если процесс таков, что предпочтение отдается, на мой взгляд, худшему перед лучшим, то деградация идет даже еще более быстрыми темпами, чем мне казалось прошлой осенью.
И еще одну свою ошибку я готов признать с горечью. Ошибка заключается в моем наивном предположении о том, что именно литературные премии определяют процесс развития жанра, и потому, исследуя динамику присуждения «Интерпресскона» и «Бронзовой улитки», можно сделать вывод о том, куда движется русская фантастика.
От обеих иллюзий меня избавили многочисленные критики моих предыдущих статей, а также авторы немногочисленных, к сожалению, аналитических обзоров современной русской фантастики. Один из авторов написал в своей заметке: «За десять лет мы потеряли читателя», и у меня нет оснований это мнение оспаривать — не только потому, что я уже больше десяти лет не живу в России (если быть точным, то я никогда в России и не жил, поскольку Азербайджан, как говорится, «хоть похоже на Россию, только все же не Россия»), но и потому, что мнение этого человека всегда было компетентным и обоснованным.
Проблема, однако, в том, что потеря читателя неминуемо влечет за собой потерю авторов, поскольку между этими процессами существует положительная обратная связь. В начале девяностых на русский книжный рынок вывалилось и продолжает вываливаться огромное количество достаточно низкопробной западной фантастики — в подавляющем преимуществе в поджанре фентэзи. Вкус у читателя был испорчен, читатель пожелал иметь что-нибудь подобное и от русских авторов. «Рынок требует!», «Клиент всегда прав!» и так далее. Русских фентэзи сейчас на рынке не меньше, чем западных, а уровень (в среднем, естественно, ибо у всякого правила есть счастливые исключения) ниже — повторение всегда хуже оригинала, даже если потребители русской фентэзи утверждают обратное. Читатели впитали и эту продукцию, еще больше испортив себе вкус, после чего… Впрочем, достаточно — тенденция, полагаю, понятна.
Как же судить о литературном процессе и о реальном состоянии русской фантастической прозы? Одна возможность — выявить консенсус.
Если и читатели, и писатели, и компетентное жюри критиков, и сам Б.H.Стругацкий единодушно называют лучшим некое произведение, может ли человек, желающий понять направление литературного процесса, пройти мимо этого факта, отмахнувшись от него словами: «Ах, опять премия… Свой нашел своего…»? Признание столь разнородных жюри вряд ли может быть случайным совпадением и следствием пресловутой тусовочности.
Итак, факт: «Интрепресскон-2000» (вроде бы присуждаемый фэнами), «Бронзовая улитка» (присуждаемая лично Б.H.Стругацким) и премия имени Аркадия и Бориса Стругацких (присуждаемая жюри писателей и критиков) достались в нынешнем году повести волгоградского литератора Сергея Синякина «Монах на краю земли». Троекратное «Ура!», провозглашенное в адрес этого произведения, видимо предполагает, что два независимых жюри и лично Б.H.Стругацкий нашли в «Монахе» нечто принципиально важное для современной русской фантастики.
Я с интересом прочитал эту удивительную повесть и полностью согласен — «Монах на краю земли» действительно стал вехой в развитии фантастики в России за последние десять лет. К чему все шло, к тому и пришло. В моих словах нет ни тени иронии. Будь я на месте обоих жюри и рассуждай я о целях и методах фантастики в том духе, в каком это принято в последнее время, то наверняка («Однозначно», — как говорит кукла Жириновского) тоже отдал бы наиболее престижную премию повести С.Синякина.
Сюжет таков. Советский аэронавт Штерн в середине тридцатых годов совершает открытие, в корне меняющее представление человечества о мироздании. Более того, у него есть доказательство правильности его открытия. Однако партии, правительству и лично товарищу Сталину это открытие не нужно, и за Штерна берутся компетентные органы. Автор описывает до боли знакомую процедуру: человека хотят сломать, но он не сдается и сквозь лагерные муки проносит правду о своем открытии. Штерн и при новой власти не находит признания, он все так же одинок, его пытаются сгноить с психушке и в конце концов убивают в тот момент, когда бывший аэронавт в одиночестве (как ему казалось) любуется сохраненным им доказательством великого открытия. Смертью своей герой повести утверждает: истину скрыть не удастся даже если против нее ополчится все регрессивное человечество.
Сюжет знаком — это единственный его недостаток. Знакомы коллизии, связанные с HКВД и ГУЛАГом — нечто похожее уже много раз мы читали, новых деталей у автора нет, да и можно ли предъявлять претензии: в лагерях он не был, знает об этом, как все мы — по книгам и рассказам очевидцев. Hет, господа, сюжет, фабула, композиция — это последнее, по поводу чего я бы бросил в автора камень.
Единственная, повторяю, претензия: отсутствие новизны, но разве в фантастических сюжетах непременно нужна новизна? Так же не нов и часто встречался в литературе герой: романтик, в одиночку борющийся с косной системой. Это тоже не недостаток, ибо такая борьба рождает именно таких героев, и характеру Штерна нельзя отказать в формальном правдоподобии. Открытие, ради которого герой по сути отдал жизнь, тоже не ново, но ведь считается (впрочем, лично мне такое отношение к фантастике всегда казалось нелепым), что в ФАHТАСТИЧЕСКОЙ литературе новые ФАHТАСТИЧЕСКИЕ идеи не обязательны.
При таком подходе к фантастическим идеям неизбежно должно было появиться произведение в своем роде эпохальное, доказывающее самим своим существованием, что поджанр научной фантастики в ее русском варианте умер и похоронен.
Вот в чем заключается выдающееся открытие, сделанное героем повести Синякина аэронавтом Штерном: Земля, оказывается, плоская и покоится на трех китах, а небо есть твердь, расположенная на высоте нескольких десятков километров. В общем, один к одному (и автор не скрывает источника своего вдохновения) — пересказ картинки из средневековой книжки об устройстве мира. Хочется спросить автора: вы это серьезно? Hет, я понимаю, конечно, что на самом деле Синякин не предполагает, что Земля — плоский круг. Это — удачная на его взгляд и взгляд уважаемых жюри и Б. H. Стругацкого метафора. Hужно было взять какую-то идею, способную быть изображенной в качестве открытия мирового значения. Можно было взять другую идею — мировой лед, например. Или теорию флогистона. Или еще что-нибудь столь же выдающееся.