Время таяния снегов
Шрифт:
Намерзшись, ребята зашли погреться в пекарню. В больших топках, где можно было сжечь целого моржа, бушевало пламя горящего угля. Петина мать, тетя Дуся, сидела на полу и счищала ножом с мешков налипшие куски теста. Ринтын поздоровался с ней и приблизился к пылающей жаром печи.
— Ринтына сегодня не пустили на урок, — сказал Петя.
— Натворил что-нибудь? — спросила тетя Дуся.
— Нет. У него грязная рубашка.
Тетя Дуся подошла к Ринтыну.
— А ну, снимай рубашку, — сказала она, взяв его за рукав.
— Снимай, снимай, — подбадривал Петя. — Мама выстирает
С трудом подбирая русские слова, Ринтын пробормотал:
— Я… я… сам. Дома воды нагрею.
— Не дури, — спокойно сказала тетя Дуся и ловким движением стащила с него кухлянку.
Когда Ринтын снял рубашку, он вспомнил, что на шее у него висит амулет — маленькая деревянная собачка на шнурке из оленьих жил. Но было уже поздно: Петя заметил неловко прикрываемый рукой амулет. Он с интересом спросил:
— Что это? Шаманская штучка?
Тетя Дуся ударила сына по рукам.
— Не тронь! — строго сказала она, а сама с любопытством посмотрела на амулет. — Это обычай.
Петя распахнул дверь в другую комнату, где месил тесто дядя Павел.
— Папа! Посмотри, какой интересный обычай висит на шее у Ринтына!
Дядя Павел осторожно потрогал выпачканными в тесте пальцами амулет и с серьезным видом сказал:
— У всякого своя религия. Одним словом, опиум народа.
Дядя Павел ушел, вместе с ним вышла тетя Дуся.
Ребята уселись на широкой доске. Петя по-прежнему не сводил глаз с амулета и, когда они остались одни, тихонько попросил:
— Можно потрогать?
Пока Петя разглядывал деревянную собачку, Ринтын играл автомобилем.
— За ножик отдам, — вдруг заявил Ринтын.
Петя вытащил из кармана маленький складной перочинный ножик — предмет зависти всех улакских мальчиков.
Крепкая оленья жила долго не поддавалась. Когда, наконец, она была перерезана, на шее у Ринтына осталась красная полоса.
— Дома не будут ругать? — шепотом спросил Петя.
— Нет, — грустно ответил Ринтын.
Ему стало жалко деревянную собачку. Дома, конечно, ругать не станут: никто не заметит. Вот если бы это было в яранге дяди Кмоля! Что бы сказала бабушка! А что, если с ним действительно что-нибудь случится? Ведь у него теперь нет охранителя! У Аккая тоже когда-то висела на шее фигурка ворона. Однажды ночью он спал, высунувшись в чоттагын из душного полога, подбежали собаки, перегрызли оленью жилу и утащили ворона-охранителя.
Правда, с Аккаем ничего не случилось, как ничего не случилось и со старухой Пээп, когда Ринтын срезал с ее яранги деревянного медведя. А что, если вдруг?..
— Петя, давай бросим амулет в печку, — с замиранием сердца предложил Ринтын.
— Что ты! — ужаснулся Петя. — Попадет тебе!
— Нет, не попадет, — сказал Ринтын и, отобрав у Пети деревянную собачку, бросил ее в бушующую топку. Амулет исчез в пламени.
Петя со страхом смотрел на Ринтына. Он чувствовал: его друг сжег не простую игрушку, а что-то большее.
Вошел дядя Павел.
— Папа, Ринтын бросил в топку свой обычай, — тихо сказал Петя.
— Ну?! — удивился пекарь и, не найдя на шее Ринтына амулета, спросил: — Зачем ты это сделал?
Правда: зачем он это сделал? Так просто, из озорства? Быть может, он действительно поверил в разговоры, что никаких духов — кэле — не существует. Положим, днем он еще мог этому поверить. А ночью, когда за стенами яранги кто-то тяжело дышит и бормочет непонятные слова? Кто это может быть, кроме кэле? Нет, Ринтын бросил в огонь не простую деревянную собачку, а частицу веры в то, что на свете есть духи, которые помогают человеку. И от этого ему было грустно.
— Не знаю, зачем я это сделал, — с горечью сказал Ринтын.
— Ну, ничего, — стал утешать его пекарь. — Ты теперь вроде как бы неверующий. Словом, настоящий большевик.
Уходя, он покачал головой и словно бы одному себе сказал:
— Чудеса! Сожжение богов!
10
Тетя Рытлина ночью постучалась в ярангу Гэвынто.
— Кмоля до сих пор нет, — сказала она. — Как ушел рано утром, так и не вернулся.
Гэвынто высунул из-под одеяла помятое лицо и равнодушно сказал:
— Ничего с ним не сделается. Вернется.
Ринтын, обеспокоенный, быстро оделся и вышел вслед за тетей Рытлиной. В чоттагыне яранги дяди Кмоля свистели носами спящие собаки.
Бабушка одетая сидела на бревне-изголовье и шептала заклинания.
— Я пойду к нему навстречу, — сказал Ринтын и вышел из яранги.
На небе светила полная луна. От яранг, домов и деревянных столбов на снег легли голубые тени. По берегам и на дне Песчаной Реки [7] блестели, переливаясь, звезды.
7
Песчаная Река — Млечный Путь.
Ринтын вошел под тень высоких скал. Сухой снег, шурша, катился по крутой каменной стене.
Ринтын миновал древнейшее чукотское стойбище, в котором, по преданию, жили предки чукотского народа. У берега торчали вкопанные в землю большие китовые кости, похожие издали на беседующих между собой людей.
Непривычно громко скрипели по снегу торбаза. Ринтын кашлянул несколько раз, и тотчас ему ответило эхо. Стало жутко. Мальчик вспомнил, что у него теперь нет амулета и некому его защитить от злых сил. Он остановился и прислушался. Если задержать дыхание, можно было услышать тихое шуршание снега и удары собственного сердца.
Вдруг раздался скрип снега. Кто-то шел под скалами.
— Дядя Кмо-о-оль! — закричал Ринтын.
— Мо-оль! О-оль! Оль! — повторило многократно эхо.
— Эгэ-эй! — ответил голос.
Ринтын со всех ног бросился навстречу дяде.
Дядя Кмоль шел, согнувшись под тяжестью ноши.
— Что ты тащишь?
— Умку, [8]– ответил дядя.
— С удачей тебя!
— Спасибо, Ринтын!
Мальчик зашагал рядом с дядей и завел разговор, как равный с равным.
8
Умка — белый медведь.