Время точить когти
Шрифт:
– Стой! – орет во все горло Андрей, крик очень хриплый, бежит изо всех сил, страх лупит по спине, гонит преодолевать предел возможностей. Подошвы бьют асфальт отбойными молотками, каждый удар вселяет надежду выбраться из тупиковой судьбы. Но поводырь стремительно удаляется, волной накрывает понимание: упустить незнакомку будет пострашнее ампутации ног.
Девушка прыгает на крышу приземистого, обтекаемого как звездолет спорткара, стальной зверь с ревом уносит ее за горизонт. Андрей задыхается, мир вытесняет знакомое полотно слепящего света.
Дальнейшее осознается плохо. Вой сирены, стук спятившего сердца, привычные элементы улиц рождают крохотное осознание: где-то рядом его дом, продраться бы сквозь плотную как туман завесу света, хотя сейчас наверняка густой мрак. Все, что порой всплывает со дна белой бездны, смешивается в тошнотворную воронку.
В последней воронке крутятся лоскуты квартиры: полка в прихожей, злополучные семь тысяч, едва хватит на остатки квартплаты, ноут придется скоро продать по дешевке, на тесной кровати он и Маша умудрялись вмещаться с удовольствием, простыня и подушка блестят фиолетом как доспехи.Из сна вытаскивает трезвон мобильника, знать бы, что однажды любимая песня вызовет желание заткнуть уши, в жизни бы не поставил на звонок.
Из всех пробуждений это – самое скверное.
Болит все: руки, ноги, сердце, голова, зубы, волосы, кровь, даже мысль о бесконечности этого списка. Острую горечь, подавленность вызывает естественная потребность дышать и моргать. Каждый вдох, каждый взмах век пускает по телу армию мясорубок. По щекам бегут слезы, рыдания сопровождаются не менее естественной потребностью вздрагивать, а это – новая волна лезвий.
Андрей близок к тому, чтобы проклясть дату рождения.
Мобильник замолкает, на раскаленный мозг оседает прохладная тишина, растворяется ложкой меда в бочке дегтя.
Хочется потерять сознание, на большее Андрей не рассчитывает, но удается потерять лишь счет времени, превратить час или миг – в вечность.
Андрей
Воры.
Впервые в жизни Андрей, который боится связываться со всеми видами преступников, хочет попросить незваных гостей его вырубить, желательно быстро и безболезненно. Андрей собирает жалкие остатки мужества, преодолеть боль, заставить челюсти двигаться.
– Ты все-таки дома, – дребезжит знакомый до боли, лучше и не скажешь, голос.
Колб заслужил прозвище не из-за фанатизма по химии, хотя и сюда успел сунуть нос. Он фанат всего на свете в равной степени, а прозвищем обязан Колумбу.
Интересно, в очередной раз спрашивает Андрей себя, Колбу сочувствовать или завидовать?.. Сейчас, конечно, завидовать, как и львиной доли всего человечества, которая не испытывает такой боли.
Колб страдает гипертрофированной трусостью. Боится каждого шороха, каждой тени, постоянно блестит от градин пота, носит кучу салфеток и платков, а еще аптечку.
Но почти всегда сильнее страха мощнейшее любопытство, Колб давно заслужил репутацию смельчака, психа, любимца девушек. Потому хоть и мускулистый, но тощий как щепка, в организме ежесекундно сгорают калории в отчаянной битве страха и любопытства. Колб таскает блокнот, то и дело украдкой записывает, Андрей готов спорить, конспекты последствий сования носа, впечатления, ощущения и все в таком духе. К примеру, в послужном списке есть решение трехэтажной математической задачи во время прыжка с парашютом. А как-то раз одолжил на денек квартиру у приятеля-натуралиста, настоящие джунгли, на каждом шагу можно споткнуться о ящерку, паука, лиану, которая на деле – змея. Привел туда трех проституток, устроил между ними аукцион за право не отрабатывать деньги. Девчонки чуть не вырвали друг другу волосы. Еще Колб думает о пересадке электрического сердца, так, любопытства ради, жутко боится, обливается потом, озирается по сторонам, будто коварные хирурги уже притаились со скальпелями наперевес. Не говоря уже об алкоголе, наркотиках, сексе со всей живой и неживой природой, прочей ерунде – ясли давно позади. Впрочем избавиться от тех же наркотиков Колбу труда не составило, достаточно было пустить в ход любопытство, мол, что чувствует наркоман, год проживший без наркоты? Колумб – что-то вроде единогласного пророчества. С таким любопытством этот псих откроет таки какую-нибудь Америку, на беду остального человечества.
– Твою ж материю! – Колб отпрыгивает, глаза навыкате, рука тянется в карман за платком, лицо сверкает капельками. Мечется, будто ищет нору, куда спрятаться, затем, как ученый крысу, рассматривает Андрея прищурившись, шея вытянута, с губ летит что-то ядреное со словами первооткрывателя, быть не может, фантастика и все такое.
– Ты как? – Первая за вечность дельная фраза, в руке маячит блокнот.
Андрей силится пошевелить губами, по лицу кругами течет боль, сказать бы все сразу: что ему сейчас как никогда и никому хэ, что хочет врезать Колбу за идиотский вопрос, что рад появлению друга несказанно, что не знает, о чем попросить – добить или вызвать скорую, недоумевает, какого черта Колб делает на балконе, как там оказался… Жаль, не уместить гигабайт рвущейся на волю информации в одну букву.
– Понятно, можешь не отвечать. – Колб отворачивается как от несвежего покойника, к неописуемому облегчению последнего, даже буква не пригодилась, стряхивает со лба прядь взмокших волос, глаза лихорадочно вращаются как у разоблаченного шпиона, жаждущего вырваться из оцепления.
Срывается, летает по комнате, будто играет в догонялки с тенью. Возникает на краю кровати с неразлучным рюкзаком, вжикает молния, вспыхивает запах аптек, поликлиник, на тумбочке появляются ампулы, шприцы, баночка спирта, вата.
– Как-то хотел узнать, – голос дрожит как руки, по лицу скользит платок, – что будет, если напрячь все мышцы одновременно. Через час потерял сознание, три дня лежал пластом. Решил повторить мой эксперимент?
Сверкает носом гигантского комара игла, Колб надламывает ампулу новокаина, пузырьки, капельки жутковато хороводят. Колб разминает суставы как боксер перед боем, ощупывает себя, будто ищет пистолет на случай мутации Андрея в какого-нибудь жукохряка.
Хочется спросить, ставил ли Колб укол хоть раз. Раньше боли останавливает очевидное: нет, но попробовать любопытно. Иногда Андрей боится, что в блокноте Колба появится заметка «Что чувствует человек, беспричинно убивающий лучшего друга?». Колб предпочитает расширять горизонты, а не тратить драгоценные мгновения жизни на гордость за расширенные.
После бури мясорубок тонюсенькое вмешательство иглы Андрей даже не улавливает. Спустя какое-то время боль медленно отступает, от головы, затем от всего тела.
– Ну что, говорить можешь? – Колб горит нетерпением, тело сгорблено, будто готов удирать от льва.
– Как ты оказался на балконе? – хрипит Андрей.
– Через карниз, из соседней квартиры, – стучит зубами Колб, словно лишь сейчас осознает поступок, стискивает шприц как кинжал.
– А как очутился в соседней?
– Позвонил в дверь, сказал, хочу обокрасть квартиру соседа, мне сразу любезно предложили балкон.
Андрей тяжко вздыхает, шевелит пальцами рук, ног, голова неохотно отрывается от подушки словно гриб от грибницы. В мясе еще сидят лезвия, но эту боль преодолеть можно.
– Я тебе минут двадцать пытался дозвониться, – Колб сует нос во все углы, закрывает дверь на балкон, форточку, опасливо косится на отражение в телевизоре, будто ждет девочку из колодца. – Семнадцать из них торчал в автобусе. Чуял, ты дома. Любой бы на звонки не отвечал, дверь на семь замков, сидел бы как мышь после такого.
– После чего?
– После вчерашнего, – Колб падает в кресло перед ноутом. – Рассказывай.
– Что?
– Как стал звездой Инета, – Колб нервно сглатывает. – Я сам уже тыщу раз видел, но…
– Погоди. – Андрей хватает голову, зубы стиснуты, поднимается на локтях. – Можешь по порядку, с начала? Не врубаюсь даже-даже.
– Вчерашний день помнишь? – Колб осторожен как сапер.
– Вчера бросила Маша.
– Та-а-ак… мотив понятен.
– Мотив чего?
– Ничем горе не заливал, не занюхивал, таблетки не глотал?
– Нет, как Маша ушла, рубился в «Анрил», затем бродил до вечера по городу, никуда не заходил, ни с кем не…
В голове вспыхивает красная дебильная рожа, фуражка, погоны…
Лавина видений валит тяжестью, вдавливает голову в кровать, глазам темно, по черепу как ледяным топором…
– Пизанская башня! – Андрей сжимает котел кипящих воспоминаний. – Бред какой-то… Это что, все было? Не сон?
– Вряд ли тот ролик на «Ютубе» я пересматривал во сне. Разве что ты все еще спишь, а я – твоя иллюзия.
– Ущипни! Дай в морду…
– Мазохист. Мало вчерашнего, лежишь бревном, тебе еще и добавку подавай.
Какой уж тут сон, думает Андрей, от такой боли можно выйти из комы, не то что проснуться.
– Лучше б я напился!
– Ну, крови ты вчера напился уж точно.
– Это не я, это она.
– Кто «она»?
– Ну, та девч… девушка.
– Какая девушка?
– Ты же говоришь, есть видео! Говоришь, смотрел!
Колб пытается спрятать глаза, промокший насквозь платок вновь скользит по лбу. Взгляд стреляет в Андрея испуганно-азартным блеском. Колб молниеносно достает смартфон, пальцы колдуют над кнопками, кидает Андрею.
Ролик идет девяносто секунд. Андрею кажется, это не секунды, а градусы, на которые переворачивается мир…
На фоне матерков оператора Андрей пробивает грудь копа насквозь рукой.
Как отряхивает руку от густой бордовой жижи, нереальными для человека прыжками перепрыгивает с машины на машину, Андрей досматривает сквозь темный туман, все шатается.
Роняет взгляд на правую руку. Кожа, футболка в черных угловатых островках сухой крови.
Из темноты всплывает лицо Колба, перепуганное и раззадоренное, будто прошел в финальный раунд русской рулетки на миллион долларов.
– Ты говорил о девушке, – звенит голос.
– Это не мог быть я, – беспомощно шепчет Андрей. – Это все она!
– Рассказывай. – Колб тверд, жажда разобраться вытесняет остальное. – У меня есть опыт общения с глюками, считай меня психоаналитиком, уж чего-чего, а выговориться тебе надо как проблеваться после отравы.
Резкий рывок за руку, тело пронзает дикая боль, Андрей обнаруживает себя сидящим, в руке стакан воды. Чуть не проглатывает вместе со стаканом, сквозь тело и разум прохлада как молния.
Исповедь ничуть не хуже, прохладный разряд течет медленно, обволакивает каждую клетку, монолог размывает границы времени.
– Чудо, что жив, – Колб мрачен, в глазах сверкает зависть. – Такие перегрузки для неподготовленного тела.
– Что думаешь обо всем этом? – с надеждой спрашивает Андрей.
– У тебя в мозгу что-то перемкнуло, не знал, что ты так привязан к Маше. – Колб откидывается на спинку кресла. – Мозг включил форс-мажорный режим, заставил тело совершать невозможное. Но это чревато. У непривыкшего даже после нескольких отжиманий пару дней ноют руки. А представь состояние мышц, когда их заставляют выполнять то, что не под силу олимпийским чемпионам. Чтобы ты не умер от боли, мозг пустил пыль в глаза, а заодно и в нос, уши, все остальное, сотворил из воображения некую девушку, которая якобы все сделала сама, а ты лишь наблюдал без ущерба для здоровья.
Андрей силится что-то выговорить, слова сшибаются как мобы в «Доте», одинаковые, угловатые, годные лишь давить друг друга.
– Ты серьезно? – кое-как выживает парочка мобов.
Колб добивает:
– Если есть версия серьезнее, весь внимание.
Андрей смотрит в одну точку, чувствует себя прозревшим хомяком в колесе: сколько ни беги, дорога не выведет из клетки, это всего лишь колесо.
– Хочешь сказать, у меня едет крыша?
– Ты все равно бы догадался.
– Что я шизик?
– Что девушка нереальна. А насчет безумия, не скажу, что это однозначно плохо. Я бы отдал все свои рекорды, чтобы поменяться с тобой местами. Безумием это кажется обывателю, ну и тебе, ты еще не привык. Безумие – хаос, что не поддается законам, мотивам, подсчетам. А у тебя понятный, исправный механизм. Как только нервы зашкаливают, мозг выключает, точнее, отвлекает тебя на какой-то мираж, тем временем врубает тело на максимум и решает проблему. Просто и эффективно.
Боль возвращается, медленно поднимается от ног к животу, выше, выше, как вода по дереву. Только вместо воды – кислота.
– У этого механизма серьезный дефект. – Андрей сглатывает, толкает боль обратно, глаза поедают рюкзак Колба, лекарства. – Он не дозирует нагрузки. Его не волнует, что убежав от опасности, я упаду замертво.
– Думаю, это первый и последний раз. – Колб улыбается. – Чтобы разработать механизм, испытать предельные возможности. Он ведь раньше не включался.
– Я мог просто вырубить копа, убежать как нормальный человек. А теперь не только изорвал в клочья мышцы, но и наверняка уже в розыске. Может, за мной уже едут!
– Ты был на взводе, нужно было слить энергию. Вспомни, как ты втрескался в Оксану, одноклассницу. Свою костлявую тушку, которая раньше была до лампочки, возненавидел, начал качаться. И не в ВоВе, а в реале. В первый же день укачался так, что неделю не мог ходить по-человечески, падал на ровном месте. Знал же, что так и случится, начинать надо с малого, увеличивать нагрузки постепенно. И все же сделал дурость, понимал – надо вырвать из привычной, сытой жизни себя, который очень уж не желал расставаться с простыми радостями лентяя и мечтателя. Такой вот способ пригрозить своей животной половине, что шутки кончились, пора меняться, если хочешь чего-то достичь, а не угробить очередную мечту. Целый год изнурял себя нагрузками, результат до сих пор заметен. Словом, вчера одна часть тебя грубо заявила другой: шутки кончились.
– Наверное… Погоди, откуда ты знаешь детали этой истории? Я упоминал раньше, но вскользь, мол, было да сплыло.
Боль почти та же, как до визита Колба, глаза примагничены к рюкзаку с лекарствами, сил нет терпеть.
Колб перехватывает взгляд Андрея.
– Больше нельзя, и так обколот до упора, отдохни.
Сделает укол сам, плевать, что без опыта, жизнь быстро учит, когда раздраконят. Мог бы обойтись без Колба вообще, на кухне есть аптечка, в ней тоже спирт, шприцы, даже коробка с новокаином надорвана там же.
Страх бьет хлыстом, прожигает насквозь, боль ненадолго отступает, Андрей тянется к рюкзаку.
Колб вжимается в кресло, смотрит на Андрея искоса, будто прикидывает, не собираются ли его вышвырнуть в окно, улыбается лукаво.
Андрей откапывает пачку успокоительного, так и знал, что найдет, это приводит в ужас, но вынуждает действовать решительно.
Пять минут Андрей поглощен самолечением. В желудке урчат две таблетки от нервов, капли новокаина бегут по игле.
– За передоз не отвечаю, – бурчит Колб.
В Андрее то же самое, к чему привык Колб, – жуткий страх и любопытство. Всю жизнь боится передоза. В лекарствах, кофе, физических и умственных нагрузках, общении… Разве что в компьютерных играх да лентяйстве не знает меры, хотя лучше бы наоборот. Сейчас это злит, помогает действовать.
Андрей впрыскивает в вену прохладный ручей.
Глубокий ровный вдох, выдох…
– Жди здесь, я скоро. – Андрей поднимается, боль проворачивает с десяток ножей, выжимает свинцовый пот.
Андрей пересекает комнату, чувствует цепкий взгляд Колба.
На кухне опирается на подоконник, наблюдает плывущие хлопья облаков, широкие дворы, скверики, какое-то чернобыльское запустение. Дыхание стиснуто, вместо костей и суставов копья, пот выстругивает, истончает тело.
Спустя пару небесных караванов боль отходит.
Андрей открывает стенной шкафчик, на нижней полке всегда хранится аптечка с лекарствами…
Пусто.
– Значит, стоит моим нервам закатить истерику, – Андрей чеканит каждое слово как первоклассник на уроке русского, – мозг тут же дурит изнеженное сознание всякими вымышленными девками… и друзьями.Разумеется, в кресле, как и в комнате, пусто. На тумбочке та самая коробка с лекарствами, использованные шприцы, прозрачные гильзы ампул, пачка таблеток.
Таблетки хорошие: Андрей спокоен как танк, плевать, что не было никогда никакого Колба. Вернее, была мечта, идеал с обаятельными изъянками. Мускулистый, но тощий, как ниндзя, длинные черные волосы собраны в хвост, пряди по-анимэшному красуются на лбу, безумный смельчак, романтик, стирающий границы слабостей, возможностей, страхов, запретов.
Боль выветривается как духота из открытого помещения, лишь редкие ее сгустки гуляют по телу, подвывают, просят заметить. Мысли ясные, строятся в логическую цепочку быстро и просто, жаль, что искусственно. Андрей никогда не принимал успокоительных, старался не обращаться к медицине, аптечку завела Маша. Теперь придется регулярно пить таблетки, колоть болеутоляющие, держать мозг и тело под контролем. Не хочется обретать зависимость, но жизнь изменилась круто, лучше не мелочиться, следующий вираж может выкинуть в пропасть.
Пока мерещилась суета Колба, тело суетилось не меньше, возилось с лекарствами, носилось по комнате, всюду бардак. Андрей занимается уборкой, все же внешний порядок благоприятно влияет на порядок в голове.
Звонит Маше, на том конце только длинные гудки. Через минуту сигналит эсэмэска:
«Меня нет, больше не звони и не пиши. Отвечать не буду».
Значит, вчерашняя разлука с Машей, да и сама Маша, настоящие. Значит, и прежняя жизнь не иллюзия, хотя плыла в грезах и мечтах, а реальная жизнь шла мимо, ну да ладно, философию на ужин. Можно быть уверенным: видения начались вчера вечером.
Выходит, Маша не в курсе его выходки, иначе бы завела об этом разговор, плевать на разлуку, случай-то незаурядный, говоря мягко, даже воздушно, если не вакуумно.
Значит, широким массам, в том числе болтливым подругам Маши, еще не известно имя ужасного парня из видео. Ну да, снимали издалека, лица не видно, а полиции незачем сообщать всем о своих изысканиях, дабы не спугнуть затаившуюся дичь. Нагрянут неожиданно. А если еще не нагрянули, значит ищут.
Или ждут за дверью.
– Ладно, вломиться могут в любую секунду, нет смысла тратить время на ожидание.
Андрей закупается продуктами и лекарствами. Половина продавцов, покупателей, прохожих вглядываются исподтишка, думают, Андрей не видит, а когда тот резко пронзает взглядом, испуганно вздрагивают, отворачиваются к внезапно появившимся делам. Краешек губ Андрея приподнимается, естественная реакция, скрыть от других и себя тревогу. Да, таблеточек уйдет много – не прошло трех часов, а нервы уже звенят.На столбе фоторобот, Андрей рефлекторно улыбается, дескать, молодцы, оперативно. Гладит себя по голове мыслью, что по этому художеству вряд ли найдут, получился еще хуже, чем в паспорте. Медленно, как бы расслабленно бредет домой, вроде как разглядывает красоты города, высматривает засаду…
Вскоре обнаруживает, что с его темпом можно участвовать в соревнованиях по спортивной ходьбе. Обгоняет прохожих, лавирует между взглядами, рука теребит воротник куртки, слишком короткий, черт, лицо не скрыть. Голова опущена, глаза боязливо постреливают по сторонам.
Углубляется в смартфон – отвлечься, не привлекать внимания, – обнаруживает себя восходящей звездой Интернета. Рейтинг на «Ютубе», строка новостей «Яндекса», несколько криминальных заметок, репортаж местного ти-ви.
Еще раз просматривает видео, где насквозь пробивает человека рукой как упырь… Вряд ли кто-то из прохожих решится задержать, даже не пикнет. Нашли дураков, им еще жить охота.
И все же нельзя считать следователей идиотами. Для них в порядке вещей раскрывать подставы, липовые несчастные случаи, да еще в глуши, без свидетелей. А уж зверское убийство на глазах всего города, с видеозаписью…
Надо заранее смириться: рано или поздно найдут. И лучше не рассчитывать на «поздно».
Податься в бега? Вряд ли это выход, скорее способ отсрочить встречу с полицией. И нет гарантии, что немногочисленные приятели, на квартирах которых придется отсиживаться, не сдадут раньше, чем полиция найдет сама. Ни у кого нет желания держать под боком убийцу-психопата в розыске.
Можно поддаться яростному романтическому порыву, скрыться в лесах, но это… слишком… Впрочем, если сильно припечет, можно и в леса. На что только не толкает инстинкт свободы, совершенно не понимая, что на свободе умереть можно гораздо раньше и мучительнее.
– Стоять! На землю!
– Руки за голову!
– Лежать!!!
От удара в спину Андрей словно двоится, прозрачная копия рвется из тела вперед, или наоборот, вперед рвется тело, а сзади шлейф.
Скула припечатана к асфальту, лицо горит от удара, в плечах дико визжат суставы, их выворачивают, наручники впиваются как челюсти пираньи.
В затылок тычет холодной пикой дуло автомата.
– Лежать, не дергаться!
– Мордой вниз!
– Молчать!!!
Падают, давят истерические рычания, приказы, угрозы, хотя Андрей и пальцем не шевелит, молчит как рыба.
Андрей почти равнодушен. Задержание вызывает лишь вялый интерес, будто смотрит в киношке довольно зрелищный, но трэшевый боевик. Боль притупленная, обычный поток информации.
Наверное, дело в новокаине, думает Андрей, да и на фоне утренней боли эти удары – сущая ерунда. И таблетки еще действуют, способность здраво рассуждать в совершенно непригодной обстановке не может быть заслугой самообладания, которого раньше и в помине.
Главное, через минуту-другую явится фантастическая леди, порвет всех, разбросает куски по стенам, клумбам, люкам, нужно лишь терпеливо ждать.
Жаль, в ближайшие два-три часа не удастся перекусить, полежать на кровати в прохладной квартире. Пакеты с продуктами и лекарствами жалобно валяются на асфальте, деньги потрачены зря. Маша их отсчитывала так заботливо…
Туда-сюда болтаются слоновьи лапы, такие же огромные тени, пахнет сигаретным дымом.
– От так. – Пинок под ребра отзывается горячим хрустом.
– Попал, герой, хы-хы…
– Ха-ха-хаахр! – На асфальт капают слюни, летят бычки.
– Батя, батя, сынок дома.
– Понял, – шипит рация. – Везите этого Рембо.