Время волков

Ворон Алексей

Гадирец, просветивший меня относительно гигантских статуй, крикнул:

— Эй вы, каменные громилы, вы прозевали опасность! Пока вы пялитесь на водную гладь к востоку от острова, его южное побережье уже захвачено врагом.

Но каменные истуканы не услышали его, а может быть, сделали вид, что не слышат, продолжая все так же неистово смотреть на восток. Видно, кто-то обманул их, пообещав, что угроза придет именно оттуда.

Наш корабль обогнул остров и подошел к нему с юга, со стороны Гадира. У Икхи не было сведений, захвачены ли восточные порты, и он предпочел потерять несколько дней пути, чем рисковать.

В небе над заливом с пронзительным клекотом кружили

чайки. Гавань была небольшая, предназначенная лишь для местных судов. Но сейчас она оказалась пустой, лишь несколько лодочек, раскачиваемых прибоем, бились носами о берег. Ни торговых, ни рыбачьих судов видно не было. Все они либо успели покинуть захваченные территории, либо были сожжены змееголовыми. Теперь только гадирские корабли маячили на горизонте, да еще несколько бросили якорь в заливе.

Гадирские корабли отличаются от плоскодонных антилльских судов глубокой осадкой. Наш корабль не смог подойти к берегу, поэтому нам пришлось добираться до земли на лодках. Я, спеша оказаться на берегу, сел за весла и на удивление ловко справился с греблей. Если так будет продолжаться и дальше, то я еще смогу полюбить морские путешествия и даже стану «морским волком». Правда, мне казалось, что «морской волк» звучит не намного лучше, чем «лесной дельфин», но моряки почему-то любили это несуразное выражение и не принимали во внимание, что волки не выносят морских путешествий. Мой организм, похоже, был готов опровергнуть эту истину, впрочем, можно ли меня все еще считать волком, я не знал.

Порт встретил наши лодки тошнотворными запахами тины и тухлой рыбы. Здесь нас уже поджидали гадирские офицеры, сверкая на солнце начищенным оружием и металлическими нагрудниками. Они скептически осмотрели привезенных Икхой наемников. Один из гадирцев, вытянувшись по струнке, что-то доложил Икхе и, судя по его озабоченному виду, новости были не слишком хорошие.

Позже это подтвердилось тем, что нам не дали времени на отдых. Наспех сформированные отряды наемников и гадирцев двинулись быстрыми темпами в глубь острова, где, по словам Икхи, с переменным успехом шли бои за очередную провинцию Антиллы.

Гадирская армия состояла из пехоты и отрядов боевых колесниц. Икха правил колесницей сам, отослав ее возничего на другую повозку. Рядом с ним восседал один из тех офицеров, что встретили нас в порту. Мне тоже было предоставлено место на колеснице, возничий ее был гадирцем. Звали его Ксиар. Он был очень молод, почти мальчишка, и относился ко всему происходящему с невероятной серьезностью. Но его лошади не пожелали терпеть позади себя волка, и я пошел с основной массой наемников, определив таким образом для себя место в пехоте.

Мое место в колеснице тут же занял Миль, с жадностью вбиравший в себя все новшества, увиденные им у змееголовых. На нем уже был металлический нагрудник, выменянный у одного гадирца на последние побрякушки из золота.

По нашему войску, состоявшему лишь из наемников и юнцов-гадирцев, чувствовалось, что давняя война между Антиллой и Гадиром измотала змееголовых. По словам Икхи, любой мальчишка в Гадире способен сражаться и стоит двух антилльских воинов. И хотя командовали нашими отрядами опытные гадирские офицеры, я все же улавливал какой-то дух отчаяния, последнего усилия. Тогда я еще не знал, что и Антилла находится в таком же состоянии. Ее, как и Гадир, вымотала эта война, высосала из нее все соки. Но, словно два гигантских морских чудовища, сотрясаемых предсмертной агонией, Антилла и Гадир сцепились в последней схватке, решив, что этого мира не хватит им на двоих.

Мы миновали прибрежные поселения, разрушенные и сожженные, несколько усадеб, превращенных в лазарет для раненых. Многие деревни были оставлены невредимыми, и теперь под надзором змееголовых местные жители возделывали поля и пасли скот, чтобы обеспечить пропитание гадирскому войску.

Вскоре жилые территории остались позади, мы двигались по незаселенной, выжженной степи, где в какую сторону ни посмотри, до самого горизонта не было видно ни одного деревца, лишь редкие холмы, голые и бесплодные. Среди этих бескрайних и безжизненных песчаных просторов, усеянных песком и камнями, возникало ощущение, что ты затерялся в пространствах Иного Мира, из которых нет выхода.

Однообразие пустыни погружало меня в забытье, и я вновь оказывался во власти воспоминаний. Я снова выходил на арену антилльского цирка под радостный гул трибун и склонялся в безмолвном приветственном поклоне перед противником. Я, безоружный дикий зверь, вступал в бой с вооруженным гладиатором и должен был доказать публике, что волк сильнее любого из людей. И я всегда доказывал это по той простой причине, что волк действительно превосходит человека. Мои ноги утопали в песке пустыни, а в ушах звучали громогласные овации, которыми меня встречали и провожали зрители цирка. В этой стране я был гладиатором. Это продолжалось до тех пор, пока я приглянулся антилльской царице, и тогда она выкупила меня у владельца цирка и сделала своим телохранителем, а заодно и любовником. Как давно это было. От той почти детской и неосознанной жизни я был теперь отделен не только временем, но и пережитыми трагедиями, горем и кровью. Когда-то молодой горец-оборотень, счастливо избежавший смерти, спасся с этого горячего острова, присоединившись к войску Альбиона. Теперь сюда вернулся иной оборотень, охваченный безумием и жаждой мести.

Отряд гадирских наемников медленно продвигался вперед. Колесницы поднимали пыль, она оседала на одежде, на волосах, на лице, на ресницах. Мы были покрыты пылью и потом. Рядом со мной тащились гадирские пехотинцы. Монотонный скрип колес, однообразный пейзаж, уже давно не меняющийся, пыль и изнуряющая жара вызывали у меня приступ тошноты. Я с удивлением смотрел на гадирцев, идущих рядом. Было видно, что они устали и измучены, но все они стойко выносили трудности, соблюдали боевой строй, держали руки на рукоятях мечей, в любой момент готовые к нападению антилльцев.

Кто-то тронул меня за плечо, и я обнаружил шагающего подле меня Икху.

— Офицеру не хватило места в колеснице? — поинтересовался я.

— У моего лучшего наемника тоже было место в колеснице, однако теперь оно занято другим, — ответил Икха, — интересно, почему?

— Ну, ты же не ждешь, что я буду сражаться в колеснице, ведь так? Лучше мне быть среди тех, кто будет окружать меня в бою, чем трястись, словно принц, на этой скрипучей колымаге, да еще в обществе болтливого юнца.

— Но-но, этот юнец сын одного из военачальников, наш царь относится к нему с большим уважением. К тому же парень очень неплохо справляется с колесницей. Среди своих одногодок он один из лучших возничих и подает большие надежды. — Тут Икха со вздохом добавил: — Антилльцы славятся своим умением сражаться на колесницах.

— Все не так хорошо, как ожидалось? — спросил я.

— Все так, как ожидалось, Бешеный Пес, но не так, как хотелось, — пробурчал Икха, вышагивая рядом со мной. — Война есть война, никто и не ждал, что захват пройдет молниеносно. За много лет сегодня мы ближе к победе, чем когда-либо. Не думай, что война только началась. Нет, она длится сотни лет. Она разгорелась еще до того, как погиб Красный Континент. Гадир и Антилла давно ведут нескончаемый спор.