Время вспомнить все
Шрифт:
Мещеряков понял, день рождения Иллариона Забродова запомнится ему на долго и не масштабами гулянки, а ее необычностью.
– Остановись, Илларион, хоть ненадолго.
– Мы с тобой договорились?
– Да.
Забродов подошел к Мещерякову и протянул руку.
– Здравствуй, все-таки, – ответил он на недоуменный взгляд своего друга.
– Да, да, мы даже рукопожатием не обменялись.
– И до свидания. Все решено. Я всех сам обзвоню.
Мещерякову ничего не оставалось как вернуться к машине. Сидя за рулем, он еще наблюдал за тем, как Забродов усердствует возле фонтана,
Полковник Мещеряков взглянул на часы: близился час совещания, назначенного у генерала Мальцева.
«Вот же, черт, умеет Илларион в жизни устраиваться. На все у него времени хватает, разве что не хватило времени на то, чтобы жениться. Да и то, захотел бы, нашел себе жену самую умную и самую красивую», – в сердцах подумал Мещеряков, запуская двигатель.
Он призадумался. Еще ни разу ему не приходилось видеть Забродова в компании некрасивой или глупой женщины.
«С переводчицей Мариной приедет, небось», – подумал он и усмехнулся.
Хоть в чем-то одном он сумел Забродова обскакать, собственноручно три дня тому назад подписывал командировку переводчице с фарси Марине сроком на десять дней в Таджикистан. Мещеряков еле удержался от того, чтобы бросить руль и радостно потереть ладони, и тут же его лицо стало грустным.
"Сволочь же, Забродов, если он захочет, то Марину привезет и отправит ночью назад на каком-нибудь военном транспортном самолете, как на такси. Такое уже случалось не один раз. Он переиграет всех, выкрутится из любой ситуации, из любой западни выберется.
Да, хитер Забродов, умеет жить, умеет решать проблемы, причем так быстро, так элегантно, что даже из начальства, захоти кто подкопаться, подцепить его, и то не удастся. Ведь бывало же такое и не один раз.
Хвать, Забродова нет. «Где этот инструктор?» – кричит какой-нибудь полковник или генерал. А Забродов в это время находится где-нибудь километрах в трехстах, и связи с ним никакой. А генерал орет: «Если группа не будет готова, если ваш долбаный инструктор не появится и не подпишет бумаги, я его в порошок сотру!» И самое главное, к подписанию бумаг, к погрузке группы в вертолет или в самолет Забродов появляется, словно из-под земли, со своей всегдашней улыбочкой. Стоит, потирает руки, бумаги лежат в планшете, люди готовы. Да, умеет, тут уж не отнять".
Забродову не повезло, причем, сразу, с утра. Он набрал Марину едва выбрался из душа и растерся полотенцем, даже не успел растереться как следует. Телефон молчал. Он позвонил ей на работу, там никакой информации о Марине не дали, сказали лишь, что ее сегодня нет, а когда появится, неизвестно.
Можно было позвонить Мещерякову, начальник все-таки, должен знать, где его подчиненные. Но здесь была задета профессиональная гордость: что же он за гээрушник, если не получит информацию в обход Мещерякова? И тогда Илларион позвонил в бухгалтерию, слава богу, телефон знал на память. Его по голосу узнавали. К каждой женщине-офицеру у него имелся свой подход. Пококетничав минут семь, узнав, что у него на депоненте лежат какие-то деньги, Забродов незаметно перешел к делу. И одна из замов бухгалтера, находившаяся в таком же звании, как и он, в звании капитана, сообщила ему все, что его интересовало, правда, не дала телефон, по которому Марину можно отыскать, так как сама этого телефона не знала.
Забродов прикинул, что за три дня можно попробовать выцарапать Марину из Таджикистана, а затем отправить назад. Но по его разумению овчинка не стоила выделки. Виделись они с ней давно, и какими будут отношения, он не знал, тем более, что расстались они в последний раз странновато, даже не попрощавшись и не договорившись, хотя бы об обмене телефонными звонками.
"Ладно, ну ее. Появится, найду. Лучше мы встретимся с ней случайно. А сейчас у меня еще есть дела.
Надо съездить к Пигулевскому, забрать книги, расставить их на полках, как солдат в шеренге, по одному мне известному ранжиру, по важности и доступности.
А затем можно готовиться ко дню рождения".
Он сбежал вниз, вскочил в джип и погнал на Беговую. Он знал, старик всегда на месте и будет ему рад.
По дороге Илларион купил две пачки замечательного чая – одну себе, вторую Пигулевскому. Ведь старик, Так называл его Илларион, был не равнодушен лишь к двум вещам – к хорошим книгам и к хорошему чаю.
«И самое интересное, Пигулевский Марат Иванович ничему не отдает предпочтение, а любит говорить, что хороший чай и хорошая книга должны жить в доме, должны быть всегда под рукой. Тогда и не стыдно встретить дорогого человека, дорогого гостя».
Правда, гости у антиквара своеобразные, порой собирались грязные, зачумленные, немытые, но в книгах разбирающиеся, причем настолько, что даже Иллариону приходилось обращаться к ним за консультацией. И ответы он всегда получал точные.
– Вам, Илларион, нужна такая книга? – говорил какой-нибудь изъеденный молью старик. – Могу сказать, у кого есть. И если хотите, могу договориться, узнать, на что владелец может ее обменять.
Звучала фамилия, ничего не говорящая Иллариону, звучал адрес.
– Если хотите – позвоню.
– Будьте любезны, позвоните.
Следовал звонок. Илларион при разговоре присутствовал. Говорили о самых несуразных вещах: об арабском и готическом шрифте, о пергаменте и бумаге, о типографии Гуттенберга, о всякой всячине, относящейся к книжному делу, о форзацах, о шмуцтитулах. И лишь после этого знакомый Иллариона как бы между прочим интересовался:
– Послушай, Яков Наумович, сейчас к тебе приедет хороший человечек от меня, привезет то, что тебе надо.
А ты ему дай то, что он у тебя попросит.
– …
– Конечно, я гарант. Ты же знаешь.
– …
– А, если я умру? Нет, нет, Яков Наумович, не дождешься, не умру.
А если уж совсем было невозможно достать какую-нибудь редкую книгу, тогда на помощь приходил Пигулевский. Он водружал на нос очки и листал свой старый блокнот с толстыми, почти картонными страницами, в кожаной потертой обложке.
– Вот этот наверняка знает, – Марат Иванович тыкал пальцем в страницу, – сейчас я его найду.