Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
— Это вы в какой книжке прочитали?
— Ну, я имею в виду, все правильные нордэны.
Ингрейна беззлобно фыркнула. «Правильные нордэны» — это было очень сильно сказано. Возможно, в отличие от многих других народов каждый нордэн и знал, как правильно, но вот не делали они так абсолютно нигде. Если судить по результатам.
— Правильные нордэны — это какие? Как Мондум? Или как Магда? Или как сестрица Магды? Или, может, как я?
— Ну, в моем понимании — скорее как вы, чем как сестрица Магды, хотя я бы воздержался от того, чтобы давать какую-то оценку ее поведению, — красиво вывернулся Маэрлинг. — Каждый сам в праве выбирать.
— И вот тут вы ошибаетесь.
— Насчет права выбора?
— Да бесы с ним, с правом выбора, это фикция, но счастливчики вроде вас этого никогда не поймут. Насчет рая. В нордэнский рай Эйрани Карвэн войти будет куда проще, чем мне или Мондум. Магду могут пропустить, как блаженную, а вот нам придется много чего декларировать на входе и, скорее всего, нас развернут со всем нашим багажом прямиком в Дом, с окнами на север.
— Погодите. Эйрани ведь известна довольно свободными нравами и, скажем так, отсутствием большой личной храбрости. Последнее женщине, конечно, простительно, но я никогда не думал, что ваша вера так же… лояльна…
— …как убежденный в слабости прекрасного пола аристократ? — беззлобно поддела Ингихильд. — Наша вера куда более лояльна чем все, что вы можете себе представить, Маэрлинг. И все же большинство из нас ждет холод и мгла. В рай при хорошем раскладе может войти шлюха, лгунья, детоубийца, клятвопреступница — кто угодно. За одним исключением: нам нельзя наемничать. Наемники идут прямиком в ледяной ад. Без объяснений на границе.
Витольд явно удивился.
— Почему?
Ингрейна поежилась и ответила:
— Потому что клятвы иногда полезно нарушать, детей в некоторых случаях тоже стоит убивать как это модно говорят — превентивно, и шлюхи продают то, что им принадлежит. А наемники — нет.
— Непонятно. Наемник продает свою отвагу.
Ингрейна покачала головой:
— Вот и нет. Наемник продает победу. Не свою.
— Погодите. А если победы не случилось?
— Не имеет значения, что там в итоге случилось. У нас за войну и за справедливость отвечает один бог. Тот, кто продает свое оружие, продает заодно и справедливость. А она не может принадлежать никому. Поэтому нам запрещено воевать за любую страну, кроме собственной.
— Тогда я не вижу проблемы. Вы же все воюете за Каллад.
— Проблема в том, что Каллад — это Каллад. Мне разрешено воевать только за Дэм-Вельду.
— Дэм-Вельда входит в состав кесарии, разве нет?
— Скажите это нашим богам, Маэрлинг. Думаю, они политически безграмотны и будут ржать как кони. Дэм-Вельда тоже не может принадлежать никому. Ни Каллад, ни Аэрдис, ни их Создателю и всем его белокрылым легионам.
Маэрлинг удивленно вскинул брови:
— Поправьте меня, если я ошибаюсь. Нордэны в армии — совершенно обычное дело. И все медики военнообязанные. Вы все заочно приговорены к аду, по вашим же словам. Я чего-то не понимаю?
— Вы понимаете все на удивление верно. Пока дела идут нормально, но, если у преемника Его Величества и Нейратез разойдутся интересы, я и еще порядка сотни тысяч профессиональных неудачников и неудачниц окажемся в очень двусмысленном положении. И вот тогда нам придется быстро выбирать между Каллад и раем.
— Я, конечно, ни беса не понимаю в домах с окнами на север и ледяных безднах, но, по логике вещей, рай должен быть более долговечным, чем любая страна. То есть он представляет собой более надежное политическое убежище.
— Не скажите. В Последней битве разнесут и его.
— Чтобы нордэны чего-то да не разнесли… И, кстати, разве мир не возродится заново, под новым солнцем? Отстроите ваш казарменный рай, с драками, гульбой и пальбой, и маршируйте там сколько душе угодно — разве не так все должно быть?
— Это вам Магда сказок нарассказывала? Такое… жизнелюбие не пропьешь.
Маэрлинг прыснул.
— Ну, вообще да, вклад госпожи Карвэн в мое послеинститутское образование действительно трудно переоценить. Она научила меня собирать самогонный аппарат и рассказала ваши легенды. Ну, ту их часть, которую вроде как можно рассказывать…
— А про переписанное «Время Вьюги» она вам не рассказала? Есть мнение, что новый мир и новое солнце — это более поздние вставки в канонический текст.
— Страшновато, наверное, жить людям, которые это мнение разделяют.
— Мне здесь трудно что-то сказать. Сторонники обеих версий умирают и с конспектами с того света не возвращаются.
— Вы верите в богов, госпожа Ингихильд? Извините за такой вопрос.
Ингрейна пожала плечами. Этот вопрос в трезвом состоянии она в жизни не обсуждала, но, увы, вероятность поболтать с Маэрлингом в другой раз была минимальна. Жалко его было: красивый, веселый, молодой. Родился бы в другое время — лет сто назад — жил бы припеваючи, ходил бы в атаки, пулям не кланяясь, балы бы давал, всех крестьянок в округе перепортил бы, а в старости писал бы мемуары про вольность, да завещал внукам решение проблем. Увы, не застал бедняга золотой век дворянства. А попал прямиком в дымовой.
— Ну… раз уж пошла такая пьянка. Да, я безоговорочно верю в наших богов. И я также безоговорочно верю, что они не смогут помочь ни нам, ни себе, когда придет срок.
— Почему? — неожиданный собеседник Ингрейны удивился или очень хорошо сделал вид, что удивился.
— Потому что боги умирают вместе со своим народом. Если бы они могли нам помочь — они бы уже помогли. Но они либо не смогли, либо не посчитали нужным. Мы вернулись к тому, с чего начали. Все, достойное спасения, спасет себя само. Помогать остальному — только время тратить.
— Мы так можем однажды проснуться в мире без балета, — улыбнулся Маэрлинг. — А также без музыки, борделей и страшно подумать, без чего еще.
Ингрейна усмехнулась:
— Все будет куда как проще. Однажды вы проснетесь в мире без нордэнов. Не то чтобы это будет особенно огорчительно для тех, кто любит балет, хотя старому доброму миру, наверное, будет грустно потерять последний народ, который верит, что к победе ведут только прямые пути.
— Разве с изобретением огнестрельного оружия и артиллерии эта заповедь не стала чересчур обременительной?