Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
То, что осталось от студента Академии, сидело в дальнем углу, у окна, спиной к свету. Света, впрочем, в комнатушке было не так много. А еще внутри было холодно, сыро и одуряющее пахло лекарствами, хотя Наклз понятия не имел, как можно лечить от туберкулеза человека с непереносимостью антибиотиков. Маг заставил себя посмотреть в кресло. Скорее всего, это была такая же трехколесная каталка, как та, что стояла на веранде, но точно сказать было нельзя: на ноги Виссэ был наброшен плед, тонкий и дырявый. На пледе обнаружились руки, состоящие, кажется, исключительно из костей, обтянутых пергаментной кожей. Выше рук — старый больничный халат, поверх которого был намотан грубой вязки шарф,
— Как-то вы пошутили, что у вас склонность к реликтам, — усмехнулось приведение в кресле. — Вы что-то другое имели в виду?
— Абсолютно, — кивнул Наклз и прикрыл за собой дверь. — Здравствуйте, Георг.
Комната мага выглядела именно так, как должна была выглядеть обитель злого колдуна из сказки. Стены были измалеваны всяческими перевернутыми крестами, пентаграммами, искаженными нордэнскими рунами и прочей «бесовщиной» в обывательском понимании этого слова. У Георга было слишком хорошее образование, чтобы он надеялся извлечь из этой чуши какую-то практическую пользу. Если только Виссэ не пытался напугать персонал, что ему блестяще удалось.
— Хорошая шутка, — Наклз кивнул на измалеванные стены. — А вот то, что вы выкинули в моем доме — очень плохая шутка.
Виссэ растянул губы в улыбке:
— Знаю. Вот так выходит боком приглашение на чай шестилетней давности. Зато у вас было очень забавное лицо.
— Оно скрасит вам смертный час?
— Вряд ли. Смертный час мне скрасит мысль о том, что вы ошиблись куда страшнее, чем я.
— Да неужели? — улыбнулся Наклз. По позвоночнику у него прошел озноб. Математический аппарат, которым владел Георг, в принципе, мог позволить ему сделать некоторые открытия, делать которые совсем не следовало.
— Одна тысяча пятьсот девяносто семь человек, — спокойно сообщил Георг. — Хотите что-нибудь добавить?
Добавить здесь было нечего. Георг и вправду был талантливым магом. Мог бы получить, минимум, второй класс, если бы его учили.
Вот только учить его не могли. Он должен был умереть от туберкулеза. Так решила Аксиома Тильвара и вариативность концовки стремилась к нулю.
— Хочу. Вы больны. И вам никто не поверит.
— Разумеется, я болен. А вот про «поверит» — еще вопрос.
Наклз присел на подоконник. Сквозило безбожно, но задерживаться долго он не собирался.
— Неужели? Вы сидите один-одинешенек в доме, полном выживших из ума стариков, где даже начальство верит в черную магию, и малюете на стенах пентаграммы. Ваши показания будут иметь огромный вес. Скорее всего, их напечатают в юмористической колонке какой-нибудь второсортной газетенки.
— Вы заблуждаетесь, — Георг был совершенно спокоен. Он сплел пальцы, больше похожие на птичьи когти, и даже отчасти добродушно пояснил. — Мгла — хорошее место. Понимаю, вы мне не верите. Но посудите сами. Здесь — я просто шмоток мяса с гнильцой, которое вот-вот начнет разлагаться. Знаете, легочный туберкулез — это очень неприятно, но костный — это еще и очень больно. Вам, наверное, это безразлично, а вот мне пришлось очень хорошо выучить, что такое «ноль целых пять десятых процента социально неблагополучных элементов болеют туберкулезом». Причем, двадцать процентов из этих нуля целых пяти десятых имеют туберкулез костей и хрящей. Морщитесь? Правильно, это омерзительно. Иногда костный и легочный протекают параллельно. Очаровательно, не так ли? Последний год я не могу даже ходить. Коленная чашечка и все такое прочее. А мог быть и позвоночник, так что не жалуюсь. Так вот, Койанисс, Мгла — это единственное место, где все это не имеет никакого значения. Она, как бы это объяснить, сугубо демократична. Ей наплевать, рэдец ты или калладец, есть у тебя гражданство или нет. Она прекрасна.
— Да. Мгла прекрасна. Заходишь в какой-нибудь дом, где пару лет назад делали подпольные аборты, стоишь и умиляешься красоте, — процедил Наклз. Лично его знакомство с Мглой началось именно в такой обстановке.
— Вы узко мыслите, Койанисс. При всем вашем уме, который я не отрицаю. Вы даже не будете возмущаться, что я зову вас настоящим именем?
— Ну вы же не на «ты» меня зовете, там я бы мог возмутиться, поскольку на брудершафт мы не пили. Называйте меня как хотите, это безразлично. Касаемо вашей оценки моих способностей — премного польщен. Итак, допустим, Мгла прекрасна. А еще вы перетряхнули много грязного белья, знаете, как меня зовут, кого я любил, кого я убил и еще кучу бесполезной вам информации. Денег вы у меня не просите. Галлюциногенов тоже не просите. Тогда к чему этот ваш чисто рэдский «индивидуальный террор» с зеркалами и призраками?
— А вы на меня все-таки обиделись?
— Вообще-то я пришел вас убить и убью. Но нет, я не обиделся.
— Мне хотелось проверить мою теорию. Что вас на самом деле зовут Койанисс Крэссэ, что вы — бывший маг из Аэрдис, погибший при загадочных обстоятельствах, что…
— Георг, заткнитесь. Давайте ограничимся тем, что вы угадали.
— Я не угадал — я просчитал. Это, как вы изволили заметить, другое.
— Можете предъявить ваши замечательные расчеты жандармам. Они будут ржать, как кони.
— А Седьмое отделение тоже будет ржать?
— Перед тем, как оттуда уволиться, я тоже перерыл много грязного белья. Так что папка с вашим открытием окажется где-нибудь очень далеко в архивах. А, может, сразу пойдет на растопку камина.
— Ну а эта ваша героическая нордэна с картинки? Она обрадуется?
— Она не читает доносы и вряд ли сделает исключение, даже если вы изложите мою биографию в стихах. Итак. Моя омерзительная двуличная сущность, ваша распрекрасная Мгла. К чему вы ведете?
— Я веду к тому, что человек, который однажды не испугался и сумел в одиночку переломить ход вещей, сумеет сделать это снова. Я технически понимаю, как это можно сделать, но я слишком слаб. Нервы ни к бесу, физическое состояние — сами видите. Я не выйду из транса. Думаю, в вашем доме я совершил свою последнюю прогулку по Мгле. Но важно не это. Тут вопрос не в том, чего не могу я, а в том, что вы можете.
— Я вас не понимаю, — совершенно честно сказал Наклз. Нет, печаль и страдания Георга он, в принципе, вообразить мог, но вот чего этот человек от него хотел — ни в малейшей степени. Наклз мог быть полезен ему шесть лет назад, а теперь Георгу вообще ничего не помогло бы, разве что свечку пойти поставить, если он окончательно умом тронулся.
— Вы все понимаете. Наклз, я в вас верю, как в аэрдисовского Создателя не верил. Вы меня сдали, но я не сержусь. Наверное, у вас были причины. Все эти рэдские инсургенты — такая мелочь и чушь. По молодости я почитывал все их дурацкие листовки про равенство и братство, но равенство и братство возможно только во Мгле. Рэдцы, калладцы, имперцы, живые, мертвые…
Если до этого у Наклза были какие-то сомнения в том, что он говорит с сумасшедшим, то при этих словах они развеялись окончательно.