Время жестких мер
Шрифт:
Он сглотнул так, словно у него в горле выросла опухоль.
– Я извиняюсь… – выдавил он. – Это глупая ошибка…
– Только не говори, что ошибся адресом! – вскипела она. – Веди себя прилично, что происходит?.. Постой, Павел, подожди, ты неправильно понял, я уже заткнулась…
Он задрожал (примерно на том месте, когда она назвала его по имени), попятился в прихожую. Никогда она не видела его таким растерянным. Что с ней не так? Третий глаз вырос? Хлопнула дверь. Она отметила, что снова не сработала защелка, но к действию это знание не подвигло. Она стояла, оглушенная, растерянная. Обида
Она блуждала по необъятной квартире, терялась в трех извилинах. Подошла к окну, откуда просматривался фасад коммерческого банка «Доверие», занимающего два этажа в жилой глыбе, мраморный портал, монументальные ступени, цивилизованная парковка, на которой Максим выбил постоянное место для ее куклы. Машинка стояла в почетном окружении внедорожников солидных бизнесменов. Зачем в городе внедорожники? Чтобы ездить по тротуарам и газонам? Мимо шли какие-то люди, проезжали автомобили. Она выпадала из времени и пространства, стояла, тупо созерцала свою крохотную «самодвижущуюся повозку».
За спиной раздался шорох. Она повернулась. Посреди гостиной в нерешительности застыл Павел! Он смотрел на нее изумленными глазами, не знал, куда деть руки, и очень выразительно демонстрировал изделие из золота – молчание.
– Вернулся… – выдохнула она, подбежала, прижалась к его широкой груди. Просто фонтан эмоций! Она смеялась, тянулась губами к его выбритому подбородку. Он выбрался из плена тормозящих устройств, обнял ее за талию. Мужские руки подрагивали.
– Дверь опять была открыта… – прошептал он. Его дыхание стало учащаться, он дрожал, как газующая у светофора машина, крупинки пота блестели на лбу.
– Это для тебя, – отозвалась она. – Я знала, что ты вернешься… Подожди, милый, я позвоню своему горе-мужу, нужно убедиться, что он на работе, мы же не собираемся заняться самоликвидацией…
Он не собирался ждать. Поднял ее на руки, стал вертеться, как механическая балерина, гадая, где же в этих хоромах спальня…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Он вырвался из собственного дома, как из душного склепа. Не существует для человека ничего невозможного. Но сколько всего невыносимого!
– С праздником тебя, зятек, – посмеиваясь, заявила теща, перекрывая дорогу у ванной комнаты.
– С каким, Тамара Александровна? – Он кисло улыбнулся, внося свой скромный вклад в дело мира и согласия.
– Уезжаю от вас на пару дней. – Она внимательно следила за его мимикой, но он не выдал своей нечаянной радости. – Навестить хочу подругу в Венгерово… О, ты только не волнуйся, провожать меня в аэропорт не надо, потому что самолеты туда не летают, да, собственно, и поезда не ходят.
– А как же вы поедете, Тамара Александровна? «Вас сбросят на парашюте?» – Последнюю фразу он произнес мысленно – еще не выжил из ума.
Теща что-то проворчала про друга безоблачного послевоенного детства, который тоже собирается в Венгерово на личной машине. Потом она опять брюзжала, хлопая дверцами холодильников – про невроз навязчивых движений, что ее опять покусали цены в магазине, что при таком
Тамара Александровна пожаловалась Альбине. Когда он вернулся в спальню, чтобы воспользоваться платяным шкафом, супруга уже не спала. Сидела, нахохлившись, в мятой ночной сорочке, уныло рассматривала родинку на плече. Смолин отвел глаза. Застывшая, холодная красота в последнее время не вдохновляла.
– Ты должен быть посдержаннее с мамой, – хмуро сказала Альбина. – Я понимаю, что она тебе надоела до полного неприятия, но мы же цивилизованные люди, нет? Сегодня она уедет. А на следующей неделе собирается обратно в свою Кыштовку.
– Хорошо, я напрягусь, – пообещал Смолин, забираясь в шкаф. – Ты не слишком рано встала?
– Нет, – возразила Альбина. Судя по шелесту и кряхтению пружин, она избавлялась от ночной сорочки и тянулась за «рабочим» бельем. – В отличие от некоторых, мой утренний сон не делится на две части – до звонка будильника и после. Если надо, значит, надо.
Когда он выбрался из шкафа, Альбина уже облачилась в строгое белье и изучала содержимое своей прикроватной тумбочки – с таким видом, словно в ней чего-то не хватало. «Вибратора, – подумал Смолин, – идентичного натуральному. Не удивлюсь, если в один прекрасный день нас станет трое».
Их отношения перетекали из зоны умеренной прохлады в зону приличных холодов. Теща Тамара Александровна придерживалась стойкого мнения, что эти двое – не пара. Она пронесла это мнение через долгие семь лет и только укрепила его. Теперь того же мнения придерживались остальные участники вялотекущего семейного триллера. Детей в семье не было. Кто бесплоден, не выясняли. Альбина работала в похоронном агентстве «Белая ночь» – мало того, она им руководила и даже придумала название (довольно спорное). В светлом прошлом Альбина торговала цветами, впоследствии бизнес разросся, потом скончался родной брат, и весь его печальный бизнес придавил Альбину мертвым грузом. Нормальные люди советовали продать бизнес. Альбина колебалась. Последней каплей стал скандал, устроенный Смолиным. Отличное решение – выслушай мужа и сделай наоборот. Она попробовала и втянулась. Клиент всегда мертв, все такое. Да и люди стали умирать чаще, денег у безутешных родственников стало больше – в связи с неуклонно растущим благосостоянием граждан…
– Ты опять к своим покойникам? – равнодушно спросил Смолин.
– А ты опять к своим живым? – парировала Альбина.
– У меня тоже случаются покойники, – похвастался Смолин. – Работаем по наследствам. А те, кто их составляют, имеют странное свойство умирать раньше, чем планируют. Но общаемся мы – тут ты права – исключительно с живыми.
– Кстати, о наследстве, – задумчиво сказала Альбина.
– Хочешь сгрузить на меня своих клиентов? – насторожился Смолин.
Очень трудно вывести из равновесия холодную женщину.