Всадники апокалипсиса Сальвадора Дали
Шрифт:
– Почему ты рисуешь такие странные картины? Тебя что-то беспокоит? – спросил однажды Лорка.
– Нет, мой друг. Я не хочу насиловать ту форму, которую я вижу своим ощущением и переживанием, а ползать перед моделью и повторять все ее очертания, лишь бы это сочеталось с общепризнанными стандартами, – это не мое. В мою душу вползают свои образы тех вещей, которые я ощущаю своим каким-то шестым чувством.
Скоро Мадрид наскучил Дали.
– Что еще могут дать эти профессора?! Я устал от них! Они забивают мою бедную голову своими бредовыми идеями. Ты представляешь, они учат меня, как надо рисовать! Слушай, Гарсиа, а поехали ко мне домой, в мою любимую Каталонию?
И друзья, бросив все,
Глава 7
Пыльная повозка со скрипом подъехала к дому отца Дали. На шум приближающегося экипажа из дома выбежал старший Дали.
– А, сынок, ты приехал! Как я рад тебя видеть! – отец обнял Сальвадора.
– Вот, папа, мой друг, он приехал к нам погостить! А вообще, это великий поэт Гарсиа Лорка!
– Не может быть! Это Вы?! Я много слышал о Вас и читал Ваши стихи! Пожалуйста, проходите! Будьте как дома!
Не успел он договорить, как из дома с радостным воплем выскочила сестра Сальвадора.
– О, братец, как я рада тебя видеть! – она взглянула на друга брата, и румянец залил ее щеки. Бездна голубых глаз поэта плела свою магию. – Здравствуйте, сеньор! – потупив взор, поздоровалась она.
– Ну что, папа и мои дорогие домочадцы, к вам вернулся великий и ужасный сын, чтобы покорять мир! Представляю вам своего друга – величайшего поэта и страшного любителя живописи! – Сальвадор обнял друга, и они вместе поклонились хозяевам дома.
Для Сальвадора и Гарсиа это было самое беззаботное и счастливое время. Великий Наполеон встретил достойного себя человека в лице Александра Первого, который сверг его с трона. Но еще не вечер, и Наполеон нанесет свой ответный удар, дурачились они.
Сестра Сальвадора Анна-Мария без ума влюбилась в Лорку. Плененная его красотой и энергетикой, она подолгу сидела на балконе и любовалась Гарсией, не понимая, почему он не обращает на нее внимания. Пробыв несколько дней в доме отца, рано утром Сальвадор разбудил Лорку.
– Слушай, поехали на пару недель в Кадакес! Я там немного поработаю. – Дали больше всего любил писать картины там, где море было на заднем плане. – Только море имеет свои очертания, его не надо загонять в какие-то формы и издеваться над предметами, делая их обычными вещами. Мир всегда движется, и все меняется, и я хочу писать все так, как я чувствую. А море – это свободная стихия, которую не загонишь ни в одни рамки.
Друзья поселились в небольшом рыбацком поселке. Лорка на фоне моря позировал Дали. Поэт то лежал с закрытыми глазами на песке, потеряв свою панаму, то сидел помногу часов в одной позе, глядя в голубую даль моря. А иногда вместо рисования друзья беззаботно дурачились: Дали вскакивал другу на спину, и они неслись по песчаному берегу моря. Подбегали к кучке рыбаков, чинящих снасти у лодки, и Сальвадор, подняв руку, в которой была кисть, кричал: «Здравствуйте, друзья! Это я, Дон Кихот, вернулся к вам, чтобы принести вам свободу! Где те негодники, которые мешают вам жить?»
Рыбаки в изумлении смотрели на двух чудаков, сначала на самозванца в роли Дон Кихота, потом на симпатичного парня, бьющего в нетерпении копытом по песку, потом смущенно показывали на какой-то дом и опять принимались за свою работу. Лорка, как умный конь, мчался вперед, без слов понимая своего хозяина.
– Кто это? – спрашивал кто-нибудь из рыбаков.
– Да кто его знает, чудаки какие-то.
– Нет, – возражал третий, – это художники. Все они немного с чудинкой. Богема! Вот поработали бы с наше – вся дурь и прошла бы.
А Дали уносился вдаль на своем коне по пустынному пляжу в поисках очередных врагов человечества, пока скакун Лорка не падал в изнеможении и оба – поэт и художник – не начинали валяться на песке, судорожно смеясь над очередной забавной выходкой.
Когда в Кадакесе Дали писал Лорку на фоне моря, ему льстило, что такой красавец, любимец богемы, покоритель женских сердец был рядом и позировал, как простой натурщик, именно ему. «Я великий, – думал Дали, – и смог добиться признания того, кого не смогло покорить все это общество со всем своим богатством, развратом, красотой и опытом». Он смотрел на друга и восхищался его чертами. Дали любил его всей душой, заряжаясь той энергией, которой ему так не хватало. Сальвадор не подпускал к своей душе никого, да и кто мог понять этого странного молодого человека с завышенным самомнением и с диким одиночеством в глазах. Женщины часто бросали взгляды на Дали, но он оставался холоден к ним, какая-то темная стена отгораживала его от представительниц прекрасного пола. Ночью Сальвадору часто являлись эротические сны. Они пробуждали в нем плоть, ему снилось что-то воздушное и непонятное. Теплые поцелуи, легкое касание губ, нежные глаза притягивали его к себе, и какое-то неведомое чувство пробуждалось в молодом человеке. Дали никак не мог понять, что с ним происходит. Когда наступал новый день, он вновь садился за холст и продолжал писать прекрасный облик своего друга. А иногда Дали и Лорка прогуливались по вечерам вдоль берега моря, вместе созерцали тепло-оранжевый закат уходящего за горизонт солнца, насыщая свои души новыми ощущениями, столь необходимыми для творческих гениев.
Две недели в маленьком рыбацком поселке Кадакес пролетели как один день. Пришло время возвращаться домой. Отец Дали, очарованный обаянием Лорки, устроил пышный праздник в честь поэта. Все веселились, пели песни, вино лилось рекой. Один только виновник торжества оставался грустным, прощаясь с самыми беззаботными и прекрасными днями в его жизни.
По возвращении в Мадрид друзья продолжали много общаться, обсуждая проблемы современной поэзии и живописи. Казалось, все было по-прежнему, но что-то неуловимое изменилось, что-то дало едва заметную трещинку. Дали впервые охватили сильные творческие муки, новые идеи больше не возникали, даже не маячили на горизонте, а все, что он написал до этого, ему теперь не нравилось. И он впал в глубокую депрессию. Лорка пытался как-то помочь ему, но это только сильнее затягивало Сальвадора в омут безысходности и творческого застоя. Начались недопонимания, которые переросли в ссоры. И Дали вдруг открыл для себя, что, если сейчас он не бросит все, он зайдет в тупик и навсегда останется в этом психологическом болоте.
Рано утром, когда Дали садился в поезд, какое-то неприятное чувство разбудило Лорку, темные ощущения вползали внутрь, как склизкие змеи. Он попытался заснуть, но стук в дверь окончательно разбудил его. На пороге стоял сосед Дали с письмом в руках.
– Это тебе!
– Мне? – внутри Лорки что-то оборвалось и обожгло предчувствием невосполнимой утраты. Он открыл письмо.
«Мой друг! Я очень тебя люблю, ты подарил мне много прекрасных моментов в жизни, зажег во мне новые творческие идеи. Ты питал меня своей энергией, которая выливалась в мои картины. Ты был соавтором многих моих произведений. Я благодарю тебя».
И Лорка понял, что это был конец их дружбы и начало его жуткого одиночества, которое ему уже вряд ли удастся изгнать. Ему, Лорке, придется одному брести по этой огромной пустыне под названием «Земля», и уже никогда не будет рядом того близкого его сердцу человека, который мог успокоить его душевную боль и мучительные страдания.
Одного только не мог понять поэт: почему все это закончилось? Он винил только себя. Через месяц Лорка покинул Испанию.