Все будет хорошо
Шрифт:
Слабое движение вечернего воздуха шевелит листву платанов, ароматы цветов смешиваются с запахами еды, в одной беседке шумно, без опаски стучат в домино, в другой идет бильярдная баталия, слышатся восклицания болельщиков.
— Вначале был суров, говорил о неколебимых принципах в науке и жизни, уверял, что все это пойдет мне на пользу, только пользы и хотел… Признаться, мне было его жалко. В самом деле! Я его никогда таким не видел, кажется, у него слегка
— Ему было стыдно, — сказала мать. Перехватив взгляд мужа и сына, объяснила. — Стыдно, что он так нас обидел.
— Допустим, — с сомнением заметил Ильяс Махмудович. — Пусть это так называется. Важно, что он понял свою ошибку и исправил ее.
Они втроем, не спеша, шли к проходной, обсуждали скорый отъезд Эркина. О перспективах работы в Москве отец предпочитал не говорить. Ему мешала мысль: что значит год для симпатичного и обеспеченного молодого человека, и вовсе без присмотра? Пролетит год, как день и ночь. Надо было женить вовремя, раньше надо было женить. И мать думала об этом.
Им пришлось посторониться. Машина скорой кардиологической помощи медленно двигалась по узкой затененной аллее. Медленно она ехала, слишком медленно, и вяло, с большими интервалами вспыхивал над ее крышей синий сигнальный фонарь.
Машина свернула налево, к отделению реанимации.
Некролог Азиму Рахимовичу подписали самые видные люди, эта внезапная смерть потрясла всех. Возле четырехэтажного дома стояли десятки машин, два инспектора ГАИ помогали им парковаться и отъезжать.
Аляутдин Сафарович вышел из подъезда, поддерживая под локоть Ильяса Махмудовича. Оба были искренне огорчены и даже потрясены.
— Никогда не жаловался на сердце, не курил, занимался спортом, — говорил Аляутдин Сафарович, распахивая дверцу белой «Волги», положенной ему по новой должности. — И выглядел молодо, моложе своих лет. Мне один историк рассказывал: мирза Улугбек не потому погиб, что занимался чистой наукой и этим только вызвал гнев фанатиков, а потому, что предполагал, будто политикой можно заниматься в свободное время. Вывод такой: если ты ученый, занимайся наукой.
— Это не совсем правильно, — возразил Ильяс Махмудович. — Есть другие примеры. Курчатов, Королев, — тут дело в личности. Одни могут совмещать, другие не могут.
— Вам видней, — легко согласился Аляутдин Сафарович. — Вы сами всегда могли совмещать научную работу с административной. Как бы то ни было, Азим Рахимович не выдержал. Даже спорт не помог. А жаль! Очень его жалко.
— Две дочери остались, — заметил Ильяс Махмудович. — Замуж не успел выдать. А видели, как постарела супруга? Просто старуха.
— Вот мы говорим: диета, спорт, режим. Разве это главное? Кому как на роду написано, так и будет… Вас домой или в стационар?
— В стационар. А я думаю о другом. Детство у него было тяжелое, голодное, организм неправильно заложил жизненные силы. Тут никакой теннис не поможет, природу не обманешь. Смолоду надо силы беречь.
Эркин обедал в чайхане Дома кино, а когда вышел на улицу, заметил Муху. Она безуспешно ловила такси. Неторопливо он завел машину, подал ее и распахнул дверцу.
— Прошу вас, подружка!
Муха несказанно обрадовалась.
— На телевидение? — спросил Эркин. — Как всегда опаздываете?
— Как всегда! — улыбнулась Муха, раскрыв сумочку, в два ловких движения поправила что-то в косметике возле глаз. — У вас директор умер? Когда похороны?
— Похоронили, — сказал Эркин. — Это было так неожиданно, просто не верится.
— Говорят, он был большим ученым?
— По нашим меркам — выше среднего, по мировым стандартам… — Эркин запнулся. Смерть обязывала к осторожным высказываниям. — Теперь в физике трудно устанавливать ранги: наука выдает результаты в самых неожиданных местах, а Азим Рахимович был типичным генератором идей.
— А правда, что он верил в тарелочки и космических пришельцев?
Муха и в самом деле слышала, что покойный директор допускал такую возможность.
— Трудно сказать, во что именно он верил.
— А я верю. Я вообще очень доверчивая. Так ждала вашего звонка, к телефону летела на крыльях.
— Я каждый вечер у отца был, сейчас ему полегче. Может, сегодня?
— Может быть. — Муха откинулась на спинку сиденья. — У меня чешское пиво в холодильнике.
— А представь, дорогая Муха, что гуманоиды существуют…
— Кто?
— Гуманоиды, иначе говоря, инопланетяне. И вот они прилетели к нам двух сортов: первый сорт — маленькие, лохматые, злобные, умные и властные. Второй — высокие, стройные, кожа голубая, глаза добрые и абсолютно доверчивые. Кого бы ты выбрала?
Эркин остановил машину возле телецентра. Он впервые сказал Мухе «ты» и момент, кажется, выбрал удачный.
— Кого бы ты выбрала? — повторил он вопрос.
Муха глянула на него.
— Такого, как ты. Ты мне подходишь.
Все шло правильно, нельзя терять время. Скоро в Москву.