Все будет так, как ты захочешь
Шрифт:
– Давай… давай поговорим. – Вытянула вперёд руку в успокаивающем жесте. Шах приподнял брови, вроде как позволяя продолжить. – Ну… ну с чего ты взял, что я нужна тебе? Да ещё свадьба, это ведь такой ответственный шаг и…
– У меня было время обдумать.
Не сказать, что я не была удивлена, была и даже очень… думал он! Ха! А моё мнение вроде как…
– Да, конечно, – заправила за уши спадающие с плеч пряди волос, – но, тебе… тебе ведь жена нужна. – Попробовала я найти компромисс. – Ты взрослый, самостоятельный. Ты… Какая из меня жена, а? Я… я не умею ничего, я…
Шах пошловато улыбнулся.
– Всему
– Нет, подожди, – выставила я руки вперёд, теперь уже две, а Шах свои глаза ладонью прикрыл.
– Нет, тебе действительно всё по два раза повторять нужно, Галь?! У тебя пятнадцать минут! – Вызверился и сделал выпад вперёд. Потом, правда, опомнился, отступил.
Я не дышала, не моргала и не понимала, что ему от меня нужно.
– Ты хочешь со мной переспать? – Высказала единственную здравую мысль я и сжалась. Раньше мне не казалось это чем-то неестественным, но всё познаётся в сравнении. Лечь под бульдозер осмелится не каждая и уж точно не я, поэтому колени к себе поджала, глубже опускаясь в кресло.
– Я не достаточно чётко выразил свои желания, Галь?
– Это новомодная фишка такая, да? Жениться ради секса? Ты ведь хочешь меня. Просто хочешь.
– Предлагаешь приступить к брачной ночи немедленно? – Довольно оскалился он, но по тому, как я испуганно перестала дышать, понял, что шутка не удалась, что, к слову, ему только на руку. – Вот и славно. – Потёр руки, так спокойно, жизнерадостно, словно и не было этого разговора. – Время пошло.
Я не двигалась и он посмотрел на меня как на недалёкую.
– Галь, я тебя, судя по всему, разбудил. – Напомнил вкрадчиво. – Думаю, сходить в туалет, причесаться и почистить зубы ты хочешь. Вперёд. Времени не так и много.
– Ты ведь шутишь, да? – Спросила в последний раз, подошла к нему настолько близко, что и сама не ожидала, заглядывая в глаза, но в них не было ни смеха, ни игривости.
– Я жду тебя пятнадцать минут, после чего мы садимся в машину и уезжаем. – Склонился надо мной, прижался щекой к щеке и прошептал, дотрагиваясь тёплыми губами до уха: – И прежде, чем совершишь какую-нибудь глупость, вспомни, что я не тот человек, который играет по чужим правилам.
Довольно проурчал, когда заметил на коже ярко выступающую панику в виде «гусиной кожи». И пропустил, когда с пустым взглядом удалилась в ванную комнату.
Страх всегда приходит потом. Я поняла это когда в дверь ванной комнаты громко постучали. Руки затряслись только от одной мысли, что там, за тонкой фанерной перегородкой меня ждёт новая жизнь. Только едва ли то, что мне предстоит, называется жизнью. Не иметь собственного мнения, права голоса, являясь, по сути, игрушкой в чужих руках. Шах слишком чётко дал понять, что моего мнения для него не существует и ожидал слепого повиновения.
Вышла я как только умылась. Прошла мимо него, охраняемая пристальным взглядом. Когда почувствовала, что прозвучит вопрос, бросила на ходу:
– Ты ведь не собираешься везти меня в пижаме?
Из спальни вышла в джинсах и чёрной футболке, которую купила, но до этого ни разу не одевала, так как чёрный, в принципе, не мой цвет. Сейчас же он был
– Галя, подойди ко мне. – Попросил достаточно мягко, в сравнении с предыдущим тоном, но я даже не повернулась. Он и это пропустил, не акцентируя внимания на моих закидонах. Спокойно подошёл сам.
– Дай левую руку.
Не дождавшись реакции на очередную просьбу, аккуратно, я бы даже сказала, нежно, поддел мою руку кончиками горячих пальцев, подтягивая её к себе ближе. А я застыла, не понимая ни действий, ни целей. Смотрела и не понимала, когда же он настоящий: был ли он настоящим полчаса назад, когда выставил свои условия, или же сейчас, когда его прикосновения вызывают сладостную дрожь во всём теле.
Я всегда считала себя нормальным, здоровым, не приемлющим насилие, человеком, у которого вызывает отвращение издевательство над слабым. Сей час же завороженно смотрю на мужчину, от которого не знаю, чего ожидать. Тогда вдруг подумалось, что первое впечатление, оно навсегда остаётся у нас в душе. И та его уверенность, которая была при первой нашей встрече, то безоговорочное доверие, которое он у меня вызвал, авторитет, сейчас откликались слишком громко.
– Ты ведь не сделаешь мне больно? – Прошептала, когда наши взгляды встретились.
– Нам пора идти. – Вместо ответа на вопрос громко и чётко произнёс он, разрушая эту неоправданную иллюзию.
Я села в машину, пытаясь закрыться от всего мира, спрятаться в себе, Шах посмотрел в мою сторону и добивался ответного взгляда. Я себя заставить так и не смогла.
– Кислый, выйди. – Проговорил он тогда железным тоном мужчине, сидящем на месте водителя, а тот, хоть и посмотрел как-то осуждающе, но спорить не стал, вышел, захлопнул за собой дверь, закурил.
– Галя, послушай меня сейчас внимательно. Ты обижена и тебе очень не нравится то, что происходит, но изменить этого ты уже не сможешь. Я, в свою очередь, могу обещать, что сделаю всё для того, чтобы этот день тебе запомнился, но многое и от тебя зависит. Посмотри на меня. – Попросил, в отличии от всей остальной речи.
Я стиснула зубы, не желая ни говорить, ни видеть его сейчас, ни сидеть в одной с ним машине.
– Понятно. Тогда может быть и по-другому.
Я не придала значения той вкрадчивости, с которой он это произнёс, тому сквозившему от его тона холоду.
– У каждого из нас есть близкие люди, Галя.
Вот тогда я на него посмотрела. Испуганно посмотрела. Но он меня уже не видел. Смотрел прямо перед собой так, словно до рези, до боли в глазах. И губы его шевелились незаметно. Точно и не он говорил. Я испуганно притихла, теперь слушая не просто слова, каждый звук, вибрацию его голоса, от которой кровь в моём теле неслась с молниеносной скоростью, финальной точкой больно ударяя по капиллярам пальцев.
– Близкие, родные, любимые. И однажды потеряв их, мы понимаем, как ничтожна жизнь. В тот момент становится нестерпимо больно, но эту боль мы не можем выплеснуть, не можем высказать. Мы можем её только прочувствовать. – Я вцепилась пальцами в кожаную обивку сидений. Глаза наливались слезами. – А в тот момент, когда осознаём, что могли не допустить… Что этого просто могло не произойти, поступи мы иначе…