Всё, что меня не убило…

Мигрень, как обычно, подкралась незаметно на мягких лапах. Вот только что, стоя в бесконечной пробке, я нажимала на кнопки радио и пыталась найти не слишком противную музыку, и вдруг… Голову словно закрыло толстым одеялом, звуки отдалились, но при этом каждый, казалось, вонзался прямо в правый висок. Когда встречная машина чиркнула по глазам дальним светом, у меня даже слёзы полились.

– Так

жить нельзя, – пробормотала я, – надо удавиться. Права была Каштанка.

Приткнула машину у тротуара – слава богу, здесь, далеко за пределами Садового кольца, хотя бы не нужно было оплачивать парковку! – и, щурясь и смахивая слёзы, вызвала «трезвого водителя».

Полчаса ожидания я провела с головой, напоминающей раскалённый колокол. Разрекламированная таблетка от мигрени («пятнадцать минут, и вы забудете о головной боли!») нисколько не помогала, нужно было просто отлежаться в тёмной комнате.

Ещё час дороги, и home, sweet home! Родная спальня, задёрнутые шторы, приоткрытая створка окна, выходящего в заснеженный сад, прохладное махровое полотенце, смоченное холодной водой, с завёрнутыми в него кусочками льда…

– Надо телефон вырубить, – приказала я самой себе, уже проваливаясь в сон.

И, конечно, не выключила.

Разбудил меня звонок. Минуту полежала, привыкая к ощущениям: в спальне темно и прохладно, за окном тихо, только где-то на дальнем краю посёлка лает басом собака. Голова ещё не прошла, но это уже не мигрень, а просто головная боль, можно терпеть. Телефон заткнулся, и очень хорошо: с сегодняшнего дня я, Екатерина Михайловна Каретникова, заведующая кафедрой травматологии, ортопедии и военно-полевой хирургии при знаменитой московской больнице, доктор наук, профессор и прочая, в отпуске. В от-пус-ке! Всем коллегам, подчинённым, студентам, пациентам и диссертантам сообщила, что улетаю в горы, wifi будет лимитированный, так что ждите через месяц и управляйтесь сами.

Месяц свободы…

Я мечтательно зажмурилась.

Можно будет недельку провести не вылезая из кровати, разве что за едой, потом и в самом деле улететь на пару недель куда-нибудь, где горы, много снега и мало народу, ну, а последнюю неделю не планировать вообще. Потому что я каждый день вижу, как самые лучшие планы разрушаются некомпетентностью, глупостью или сознательным противодействием.

Айфон снова заиграл нехитрую мелодию, и я, приподнявшись на локте, взглянула на экран. Взглянула – и рухнула на подушки со стоном:

– Антон! Иди к чёрту. Не хочу с тобой разговаривать.

Бывший муж идти никуда не пожелал и продолжал с периодичностью в пять минут перезванивать. На восьмой раз не выдержала и со злостью ткнула пальцем в экран.

– Катя, мне нужна твоя помощь! – сообщил приятный мужской голос.

– Десять лет и две жены назад. Я тебе никто. И ты мне тоже.

– Ты близкий мне человек, – убедительно сказал он. – И мне в самом деле нужна твоя помощь. Очень.

Записав фамилию, возраст и предполагаемый диагноз того, чьё здоровье так волновало Антона, я отключилась, ещё раз выругалась, нашла координаты заведующего отделением проктологии, которому можно было передать пациента…

В общем, пришлось проснуться и вставать.

Вот

уже пятый год я жила не в московской квартире, пыльной, тесной и пропахшей соседскими кошками, а в ближнем Подмосковье. Десять километров от МКАД, полчаса до клиники на машине – и можно спать, не ожидая в пять утра воя сирены «скорой» или грохота мусоровоза под окном. Конечно, вот сейчас зима снежная, и для того, чтобы утром выехать из ворот, приходилось поработать лопатой, но я слегка приплачивала поселковому сторожу, и к моему возвращению дорожка уже была расчищена. Убирать дом дважды в неделю приходила соседка Лидия Николаевна, она же, ругая совершенно не хозяйственную хозяйку, собирала смородину, яблоки и малину, варила варенье и солила привезённые с рынка огурцы и помидоры.

– Вот кстати! – сказала я вслух сама себе, почувствовав, как рот наполняется слюной. – Маринованный помидор! Вот чего душа просит!

Банка с маринадом стояла в холодильнике, и половина её содержимого перекочевала в хрустальную салатницу. Потом я отрезала пару кусков бородинского хлеба, обжарила их на сливочном масле и присолила, положив сверху по ломтику сладкого красного лука. Наконец, достала дедову серебряную стопку, налила в неё водки и полюбовалась получившимся натюрмортом.

Водка упала куда следовало и разошлась по жилам теплом, лук был сладким и острым, а помидор умопомрачительно вкусным. Жизнь определённо налаживалась. Даже головная боль прошла совсем не оставив никаких последствий.

Заварив свежий чай, я снова прислушалась к себе и сказала:

– Варенье. Клубничное, пожалуй, да?

Увы, нигде в кухне варенья не оказалось, а чай без него уже казался горьким и пахнущим веником. Минут через десять плюнула, достала из ящика стола большой чуть поржавевший ключ и вышла в прихожую.

– Вот интересно, – бурчала я себе под нос, вставляя ключ в старинный замок. – Вот мне очень интересно, за каким чёртом надо запирать погреб в доме, где никто не бывает, кроме меня и Лидусика? Ящики письменного стола я на ключ не закрываю, а там, между прочим, документы лежат.

Замок, слегка скрипнув, открылся, и я потянула на себя тяжёлую дверь.

Выключатель справа под рукой, семь ступенек вниз, и вот они, сокровища Голконды! Справа – длинный стеллаж, на котором в строгом порядке стоят надписанные банки с огурцами, помидорами, «охотничьим салатом» и вареньями. Слева – ящик с картошкой, корзина с луком, небольшой стеллаж для вина и в самом конце бочонок литров на двадцать – домашний бренди, подарок друзей из Армении на сорокапятилетие. Бочонок ждал своего часа уже четыре года…

Протянула руку к банке, прочитала надпись: «Яблоки с невежинской рябиной», поставила банку на место и взяла следующую. В этот момент лампочка над головой ярко вспыхнула, мигнула и погасла. Застыв на месте, я на ощупь сунула варенье обратно и протёрла глаза. Нет, не показалось: в дальней стене погреба и в самом деле тоненькой ниткой очерчивались светящиеся контуры двери.

В глухой дальней стене, за которой была только лишь земля, и ничего больше.

– Фиг вам, – сказала я. – Такого не бывает. Если это розыгрыш, то его авторы получат по шее. А если нет…