Всё, что помню о Есенине
Шрифт:
— Эмиль Золя? — воскликнул Есенин. — Куда хватил! Все гораздо ближе. Ты «Гаврилиаду» читал?
— Да. С предисловием Брюсова. — Какое издание?
— Второе! — Это совсем не то!
Он подошел к его висящей на вешалке шубе, вынул из кармана завернутую в белую бумагу «Гаврилиаду». Это было первое издание «Альционы».
— Читай! — Сергей положил передо мной поэму, а сам сел на кушетку.
Я читал прелестные пушкинские строфы, в которых был заключен богоборческий остроумный сюжет, сопровождаемый озорными словами. Замечательная поэма, за которую Александр Сергеевич чуть не попал в царскую опалу, убивала веру и в бога, и Христа, и архангелов.
— Это Александр написал сто лет назад без малого! — сказал Есенин, пряча
Сомнений нет, что Сергей это сделал: в скором времени Анатолий написал на библейскую тему фарс: «Вавилонский адвокат» (семь старцев и Сусанна) (Первоначальное название «Возлюбленная пророка».), поставленную в Камерном театре. В 1936 году, когда я работая редактором в сценарном отделе киностудии «Межрабпомфильм», дирекция поручила мне просмотреть и снять фривольные места в фильме «О странностях любви», поставленном Я. А. Протазановым по сценарию Мариенгофа, того же названия. Анатолий мог прочесть эти слова только в «Гаврилиаде»:
Поговорим о странностях любви.«Гаврилиада». Изд. второе. Альциона, 1919, стр, 59, стих. 101.
Над этой книгой воспоминаний я работал не один год, и цель была одна: снять с Есенина то, что несправедливо приписывали ему, не только из-за незнания некоторых фактов его жизни, но и по причине его натуры: он любил от одних все скрывать, другим описывать то, что случилось с ним, в мажорных тонах, третьим в минорных, четвертых разыгрывать. При этом он совершал это непринужденно, с большой достоверностью, что как теперь понимаю, свидетельствовало о его незаурядном актерском даровании.
Однако были и другие привходящие причины, которые мешали мемуаристам — даже близко знающим Сергея — донести до читателей истину о великом поэте. Об одном случае я хочу рассказать.
И. Грузинов в своих воспоминаниях пишет:
«1924. Лето. Полдень. Нас четверо. Шестой этаж дома № 3 по Газетному переулку. Есенин вернулся из деревни. Спокойный, неторопливый, уравновешенный. Чуть-чуть дебелый. Читает «Возвращение на родину». Я был в плохом настроении: жара, не имею возможности выбраться из города. И тем не менее взволновали его стихи.» [17]
17
Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.—Л., Госиздат, 1926, стр. 134
— Часто тебя волнуют мои стихи? — спросил Есенин.
— Нет. Давно не испытывал волнения. Меня волнуют в этом стихотворении воскресающие пушкинские ритмы. Явное подражание, а хорошо. Странная судьба у поэтов. Пушкин написал «Вновь я посетил» после Баратынского. Пушкина помнят все. Баратынского помнят немногие…
Где же происходил этот разговор? Шестой этаж дома № 3 по Газетному переулку — это квартира № 30, где я жил вместе с родителями. Кто же эти четверо, о которых пишет Грузинов? Это — Есенин, Грузинов, я и моя мать, которую Сергей пригласил послушать его «Возвращение на родину».
Когда он прочитал стихотворение, а Грузинов сказал, что это явное подражание Пушкину, мать, вытирая слезы на глазах, возразила:
— Мы еще в школе учили: «Вновь я посетил тот уголок земли». Конечно, это стихотворение чудесное. Но у Сергея Александровича есть встреча с дедом, которого не узнал внук. Знаете, это сжимает сердце. Так критиковать нехорошо. — И она вышла из комнаты.
Повторяю, это происходило в 1924 году, у меня уже был полный шкаф книг. Я открыл дверцы, вынул том сочинений Евгения Баратынского, нашел его
Е. А. Баратынский. Полн. собр. соч. Киев, изд-во Ф. А. Иогансона, 1894, стр. 95.
Я сказал, что стихотворение Баратынского написано мастером, но с моей точки зрения холодновато. Потом я не без эффекта прочел начало стихотворения Пушкина «Вновь я посетил…» Не без эффекта потому, что после выпускных экзаменов в училище состоялся торжественный вечер, и инспектор обязал меня выступить со стихами на русском, немецком, французском и английском языках. Русским стихотворением и было «Вновь я посетил», которое я разучивал с бывшим учеником Коммерческого училища, в то время артистом театра Незлобина.
— Конечно, у Пушкина гениальные стихи, — сказал я. — Но чем берет Сережа? Мать правильно заметила: неузнавание внуком деда. Как это у тебя, Сережа?
Есенин прочел:
Но что старик с тобой?Скажи мне,Отчего ты так глядишь скорбяще?Добро, мой внук,Добро, что не узнал ты деда…Ах, дедушка, ужели это ты?И полилась блестящая беседаСлезами теплыми на пыльные цветы.— Вот здесь настоящая трагедия, сильная трагедия, которая всем знакома и берет человека в плен. Этого нет ни у Баратынского, ни у Пушкина. — И я обратился к Грузинову. — Зря считаешь «Возвращение на родину» подражанием Пушкину. Тогда и «Пророк» Лермонтова подражание Пушкину. Влияние предыдущего поэта на последующего — это закон литературы. Но трагедия в «Возвращении на родину» делает стихотворение оригинальным, есенинским.
— Смотри-ка, — воскликнул Сергей, — как стал рассуждать!
— Ты забыл, Сережа, сам меня ругал за то, что мало читаю. Теперь прочел немало книг, завел толстую тетрадь, выписал отрывки.
Есенин улыбнулся. Подошел к книжному шкафу, вынул оттуда несколько томов переплетенного Лескова (приложение к журналу «Нива»).
— Дело! — воскликнул он. — Вот у кого надо учиться языку!
— Я и учусь! Выписываю фразы, слова…
Думаю, любой человек, прочитав запись Грузинова, а потом дополненную мною, увидит, какая разница между приводимыми фактами.
Дальше, как говорится, больше!
И. Старцев рассказывает, что «поэт Р., то есть я, был вовлечен в издательство «Ассоциации вольнодумцев» точнее не в издательство, а в «Ассоциацию». [18]
Потом, сообщает Старцев, поэт Р. «упрашивал выпустить совместно с ним (Есениным. — М. Р.) сборник стихов» и «Есенин взял у него аванс». Я отлично знал, что Сергей печатается только с Мариенгофом и никогда бы такого предложения не сделал; в те годы Сергей был так обеспечен, что никакого аванса не взял бы.
18
Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.—Л., Госиздат, 1926, стр. 75