Все, что вы хотели знать о смерти

Островская Екатерина

– Я сейчас не могу. Я на работе. Нам запрещено во время работы разговаривать.

– Тогда спрячьтесь в туалете и наберите мой номер.

– Я уже там, – шепнула девушка, – какой у вас вопрос?

– Где-нибудь неподалеку от моего… то есть от маминого дома или от вашего есть какая-нибудь контора, скупающая золото и другие ценные вещи? А то я-то долгое время жил в другом районе и не знаю, что здесь сейчас и где.

– Есть ломбард в подвальчике соседнего с моим дома, – сообщила девушка. – Я туда в прошлом году сережки сдавала: на

руки дали меньше, чем я рассчитывала, а потом еще и возвращать не хотели, сказали, что мне надо заплатить за хранение и еще за просрочку. А никакой просрочки не было, но они заставили.

– Кто они?

– Тетка, которая на приеме сидит, и охранник.

– Адрес называй.

Он шел по знакомой улочке – не улочке даже, проулочку между домами, с узкими тротуарчиками и узкой проезжей частью, на которой два автомобиля с трудом могли бы разъехаться, а вот два грузовика – вряд ли. Подошел к бывшей булочной, теперь здесь был совсем другой магазинчик. Над дверью была надпись: «Крутой секонд-хенд». А на двери над расписанием работы стояла еще одна гордая надпись: «Все вещи брендовые и фирменные». Павел заходить не стал, посмотрел на свое отражение в витрине и остался доволен. Козырек бейсболки и солнечные очки наполовину скрывали его лицо, и узнать в нем ведущего популярной телевизионной программы было бы трудно. И он пошел дальше.

Ломбард располагался в полуподвальном помещении. Ипатьев спустился туда, посмотрел на сидящего на стуле при входе охранника в черной униформе и начал рассматривать надписи на стенах. Из-за перегородки из грязного оргстекла его самого разглядывала восточная красавица лет сорока пяти. На шее приемщицы было несколько золотых цепочек, в ушах – крупные серьги.

– Э-э, – не выдержала женщина, склоняя голову к окошку, – ты чего стоишь здесь?

– Олжаса жду, – ответил Павел, – он сказал, что будет здесь в двенадцать.

– Какой такой Олжас? – изобразила недоумение приемщица. – Ты это… Давай говори, зачем пришел, или проваливай давай. Ходют тут…

Охранник начал подниматься, но Павел махнул рукой, успокаивая и показывая, что он не случайный человек в мире ломбардов и скупок.

– Он сказал, что тут есть кое-что интересное для меня.

– Здесь все интересное, – произнес охранник, демонстрируя, что и он здесь не просто так, – что вас конкретно интересует?

– Да, – сказала приемщица, – говорите что, и не надо стоять здесь туда-сюда, а то у меня голова скоро закружится.

– Да я лучше Олжаса дождусь. Мы с ним договорились.

– Тогда жди его на улице! – возмутилась женщина.

– Хорошо, – согласился Ипатьев, – я у него покупаю награды. Он мне недавно сказал, что у него есть. Он даже Рустаму в «Жуда мазали» приносил, но тому не подошли…

– Ты знаешь Рустама? – удивилась приемщица.

– Так я всех знаю. И Рустама, и Олжаса. Олжас мне много чего приносит.

– Олжас – хороший человек, – согласилась приемщица. – Но он

мне ничего не приносит, он, наоборот, у меня берет… Такой человек – он никогда не торгуется, сколько скажешь ему, столько и дает.

При этих словах охранник усмехнулся и отвернулся в сторону.

– Не надо мне этих ваших восточных сказок! – возмутился Ипатьев. – Он жадный, как жаба. И всегда хочет обмануть.

– Зачем так говоришь? – вздохнула женщина и покосилась на охранника.

Павел посмотрел на часы.

– Ладно, уже поздно, ждать не буду. Сегодня много встреч с важными людьми. Покажи, что у вас есть.

– Есть монетки, – сказала приемщица, – они серебряные, но очень старенькие. – Она достала из ящика стола пару монет и положила перед Павлом. – Тут царица и тут царица. Только сегодня принесли.

– Совсем свежие, – подтвердил Павел, взяв в руки екатерининский рубль.

– За два монета, просили за оба десять тысяч долларов, но я договорилась за восемь тысяч…

– Они и пятисот рублей обе не стоят, – сказал Павел. Он бросил монетку на кафельный пол и спросил: – Слышала, какой звук? Стучит, а серебро должно звенеть. Можно взвесить. Должно быть двадцать восемь граммов, а здесь и двадцати нет. А настоящая, то есть не поддельная, такая денежка стоит двадцать тысяч рублей.

– Ой, меня обманули, – притворно заныла женщина.

– Скажи кто, и я верну тебе бабки, – пообещал Ипатьев.

– Да мы сами разберемся, – соврал охранник.

– Награды есть? – спросил Павел. – Только быстрее: мне бежать надо.

– Много, – кивнула внезапно переставшая причитать женщина, – сейчас принесу.

Она вышла в подсобку и вернулась с обувной коробкой с этикеткой «Кроссовки «Адидас» р. 44». Поставила коробку на стол и пригоршней вынула из коробки медали. Это были юбилейные награды, армейские, «За выслугу лет», «Ветеран труда»…

Ипатьев покачал головой.

– Эти ничего не стоят. Ордена есть? Желательно иностранные.

– Один есть, – негромко произнесла приемщица, – но он очень дорогой. Это немецкий крест. Я его как раз для Олжаса берегла. Он заходил недавно и спрашивал. А потом мне принесли. Я за него много денег отдала. Стала звонить Олжасу, а он не отвечает.

Она снова вышла, а когда вернулась, положила на стойку польский «Крест Грюнвальда». Павел мог бы даже не брать его в руки, он сразу понял, что это дедушкин орден.

– Это я ему заказал этот орден, – сказал Павел, – цена ему пятнадцать тысяч рублей. Олжас попросил сорок. Долго торговались, потом сошлись на двадцатке.

– Нет! – едва не закричала женщина. – Я за него сорок тысяч отдала.

– Значит, тебя обманули. Я прямо сейчас дам за него пятнадцать, а больше тебе никто не предложит. Ты ведь уже показывала его кому-то?

– Никому, я ведь его Олжасу обещала…

Павел обернулся и посмотрел на охранника. Тот подавал приемщице какие-то знаки, но тут же замер и посмотрел в окно под потолком.