Все девушки любят бриллианты
Шрифт:
Тане было тесно и душно. Слева наваливался парень, которому она тут же дала кличку «Столовка» – от него сильно несло чесноком и вчерашним супом. Справа ее прижимал еще более отвратительный тип – немытый и непричесанный. Настоящий бомж…
Чесночные, грязные – это еще полбеды! Больше всего Татьяну беспокоили их глаза. Глаза холодные и пустые, без малейшей искорки мысли, без крошечного оттенка жалости.
Единственный из бандитов, который показался ей более-менее симпатичным, похоже, не пользовался влиянием в этой компании.
За окном проносился пригород. Аккуратные домики с игрушечными черепичными крышами, прилизанные палисадники, теннисные корты.
Интересно, куда ее везут? И почему взяли сейчас, хотяведут они ее уже больше недели. Татьяна могла поклясться, что видела уже на парижских улицах и Бомжа, и Столовку, и Могучего Мышонка.
– Что вам надо? – хрипло спросила Таня. Голос, как ни старалась она сохранять самообладание, дрогнул.
– Шоколада! – рявкнул один из бандитов, и все залились жеребячьим ржанием.
– Девочка, веди себя хорошо, и ты получишь сладкое, – сказал, полуобернувшись с переднего сиденья, человек восточного вида. Именно он у бандитов, определила Таня, был за главного. И он был страшнее всех. – Твоя мамочка разрешила нам тебя взять. И побаловаться.
Мама? Взять ее? Что за бред?
Какая ужасная, словно в дурном сне, поездка! Что за дикий диалог!
Том не мог обращаться к нему по имени. Его когда-то учили на спецкурсе по этике, что если ты называешь человека по имени, значит, ты его уважаешь. А как он мог его уважать? После того, что тот сделал с Татьяной? С его Татьяной?
ОН понуро стоял у входа в гостиницу «Риц». Швейцар подозрительно косился на тертые джинсы и длинные волосы под кожаным ремешком, но пока молчал. Том сказал как можно короче:
– В номере полный разгром. Ее нет. Полиция не в курсе.
ОН сказал с чувством превосходства:
– Я знаю, где ее искать.
– Ваш кулон не поможет. Я снял его с нее.
ЕГО как будто ударили по лицу. Он сразу постарел и стал еще более нелепо смотреться в своих молодежных джинсах…
– Зачем, ну зачем вы это сделали?
Казалось, что ОН сейчас его ударит. Том автоматически отступил на шаг. И попал в объятия полицейского, которого он только что видел в своем номере. На ломаном английском тот сказал:
– Прошу вас вернуться в гостиницу.
Маленький Жак считал себя самым счастливым парнем на свете. Во-первых, он жил в Марн-ла-Вилле. Это было лучшее место на земле с тех пор, как здесь построили Диснеевский парк. И с тех пор, как папа подарил ему на день рождения годовой абонемент. Теперь он мог в любое время сколько угодно кататься на любых аттракционах.
Во-вторых, у Жака были замечательные родители. Они были постоянно заняты своими важными взрослыми делами и совсем не докучали воспитанием. Ему разрешалось гулять аж до одиннадцати вечера.
Не ругали его и за рваную одежду, и за синяки, полученные в честных битвах с соседскими мальчишками. Папа, наоборот, хвалил его за то, что он маленький настоящий мужчина.
А с тех пор, как умерла старушка Мартин из соседнего дома, Жаку стало жить еще веселей. Дом у старушки был огромный, с галереями, переходами и огромным садом. Сначала мальчишки под руководством Жака совершали набеги за огромными яблоками и строили на территории мадам Мартин шалаши. Потом дом стал сдаваться в аренду – и Жаку стало жить еще интереснее. Каких только постояльцев он не повидал! Сюда приезжал известный старый артист – кажется, его звали Жерар – с двумя почти голыми тетями. Приезжал модный писатель – вместе с молодым дяденькой, у которого были накрашены глаза. Наведывались компании тетенек – Жак видел, что они творили в саду!
На чердаке своего дома Жак соорудил наблюдательный пункт. Дед подарил ему старенький бинокль, а бабуля отдала почти новый диван. Родители на чердак никогда не лазили – говорили: пусть у мальчика будет в доме своя тайна…
Сегодня Жак вернулся из Диснейлэнда только в восемь – после пяти головокружительных спусков на «космической пушке». Он нетерпеливо съел ужин, которым его накормила Ворчливая Жаклин, захватил бутылку пепси и отправился на свой чердак. После горок его слегка качало… Сейчас он развалится на своем диване и заодно посмотрит, не появились ли в доме новые постояльцы…
По мрачной длинной галерее Татьяну привели в огромную восьмиугольную комнату. С ней оставили Столовку и Бомжа.
Старший снизошел до объяснений:
– Я пошел звякать! Мелешин приготовит пожрать. А вы с девки глаз не спускайте. – Он направился к двери и уже выходя добавил: – Ручонки не распускать, ясно? Телка моя! – Он глумливо добавил: – Если мамзель, конечно, не возражает…
Татьяна промолчала. Она устроилась в глубоком продавленном кресле и постаралась посмотреть на Старшего гордо и независимо.
Тот уверенно встретил ее взгляд и добавил:
– Гоношись, гоношись… Люблю целочек!..
Татьяна отвернулась.
Столовка и Бомж сидели молча. От них нестерпимо воняло чесноком и несвежей одеждой. Она постаралась дышать ртом и глубоко задумалась. При чем здесь ее мама? И где сейчас Том?
На пороге дома мадам Мартин Жак увидел странного дядьку. Дядька прислонился к перилам и что-то горячо говорил по телефону. Какой странный мужик, какой-то с виду восточный… Араб, индус?
Жак отворил окно и постарался расслышать хоть слово. Нет, только неясный говор. Но говор не французский.
Мальчик отбросил недопитую бутылку пепси и навел свой бинокль на окна второго этажа. В этой комнате пусто… И в той никого…
Только в восьмиугольном зале он разглядел за незашторенными окнами двух мужчин и девушку. Девушка съежилась в огромном кресле. А два мужика как будто за ней следили! Один стоял ближе к окнам, другой – у двери.
Ух ты, что здесь сегодня происходит!