Все дороги ведут к тебе
Шрифт:
– Послушай, что я тебе скажу... Я многим не даю покоя в этом городе. Мой успех, мои деньги, моя женщина... Они никто, и звать их - никак. Их никто не любил, никто не уважал, никто никуда не приглашал и не звал. Выбрались откуда-то по фарту, но сами из себя они ничего не представляют. Думаешь, зачем они моют мне кости? Выдумывают всякое? Из зависти. Из черной лютой зависти к тому, кем им так и не удалось стать. Просто потому, что я - это я! Что пробился вперед, ни под кого не прогибаясь, что заставил играть всех по своим правилам. К тому, что моя женщина -
– он ее даже встряхнул.
– Они это знают, так же, как и то, что, куда бы они ни пошли, в какую бы щель не пролезли - их никогда не полюбят и не зауважают.
– Значит, это неправда?
– Нет. Посмотри на меня... Разве мои глаза врут?
Лия зачарованно покачала головой из стороны в сторону. Машина остановилась. Они больше не возвращались к этому разговору. В ту ночь Чалый любил ее как-то особенно отчаянно. Кончал с хрипом, и начинал все заново. К утру Лия уже была сама не своя от его безумия. Ей даже казалось, что она хочет его с не меньшей силой. Неужели это и есть - желание? Вот этот теплый комок внутри?
– Не верь им. Будут говорить всякое. А ты не верь!
– прошептал он, перед тем, как уснуть.
И она не верила. Им... Но не поверить своим глазам она не могла...
Дверь в палату открылась, возвращая Лию из прошлого в настоящее.
– Лия? Тебе плохо? Что-то случилось?
– встревожился вошедший в палату Евгений Петрович.
– Нет. Я... покупки рассматриваю. Вот...
– показала рукой на валяющиеся на полу тряпки.
– Понятно. Ну... Я попрошу кого-то разложить это все, а пока... Давай все же обедать.
– Я не пойму... У вас, что, других пациентов нет?
– Не-а. Прям какой-то застой, - бесшабашно улыбнулся Евгений Павлович.
– Ну, так как насчет спаржи в масле?
– Настоящем? Сливочном?
– Угу!
– Кто-то говорил, что мне нельзя употреблять жирную пищу.
– Совсем немного можно. Да и тоскливо это... Если совсем не нарушать, - озорно подмигнул глазом.
Лия слегка улыбнулась. Ее психотерапевт оказался приятным человеком. Гораздо более приятным, чем все те, с кем она пыталась контактировать раньше. Но она понимала, что этот обед, это озорство... Это все было призвано усыпить ее бдительность и отвлечь внимание. Перед более серьезным и трудным разговором.
– Спаржа, так спаржа...
– Вот и прекрасно!
Ужин они накрыли на столике возле окна. Нет, в клинике, конечно, было кафе, но Лия предпочитала есть прямо в палате. Хотя... Эту чудесную комнату язык не поворачивался так называть.
– Мне сказали, что ты уже набрала полкило.
– Наверное... Я не помню.
– Тебе нужно набрать еще минимум два килограмма.
– И что тогда?
– Тогда я буду волноваться о тебе не так сильно. Сорок килограмм при твоем росте - это, конечно же, мало, но... Тридцать семь - вообще никуда.
– Тридцать семь с половиной.
– Ну, да... Ты молодец.
– Ага...
– Нет, я серьезно, Лия! Я ни капельки, ни капельки не шучу!
– Я очень стараюсь.
– Я рад. Рад, что ты, наконец, поняла, что иначе ты просто умрешь.
Лия пожала плечами:
– Думаю, к этому я и стремилась.
Евгений Павлович замер. Отложил приборы.
– Ты не говорила, что хотела умереть.
Лия промокнула губы салфеткой. Покрутила в руках чайную ложку. Отвела взгляд к окну. Своим сердцем, всем тем, что еще оставалось от ее души... она уже поняла, что, чем бы это ни обернулось для нее самой, она сделает все, чтобы помочь сыну. Все. Абсолютно. А значит, ей придется примириться с новой реальностью своего существования. Ей придется вспороть собственные вены, разодрать в клочья душу, снять барьеры и блоки с тайников памяти и как-то попытаться выжить после этого. Ей придется все вспомнить... Хотела ли она быть одна в этот момент? Лия не знала. Возможно, это и лучше, что рядом есть кто-то, кто поможет, если она сама не справится.
– Я и не хотела, доктор. Никогда не хотела. Я сделала все, чтобы выжить. Я принесла жертву.
Так Лия начала свой рассказ. Он занял практически два часа. Она говорила, и говорила. Захлебывалась словами, давилась болью, кусала губы. Ведь даже не слишком вдаваясь в детали - рассказывать о случившемся... озвучивать то, о чем запрещала себе вспоминать, было невыносимо трудно. Не зря она столько лет пряталась от этих воспоминаний. И, наверное, только это и спасло ее разорванное в клочья сердце от остановки еще тогда. Абсолютная отстраненность...
К концу рассказа она как будто прошла все круги ада. Из нее будто бы выкачали воздух, выпустили кровь... А может, так оно и было. Сдирая пальцами струпья с ран, ей, наверное, нужно было к этому быть готовой. А она не была... Лия глупо надеялась, что ей станет легче, а легче не стало. Она чувствовала себя опустошенной и обескровленной. Неживой.
– Лия...
– Не нужно ничего. Не нужно сейчас...
– Хорошо. Ты хочешь прилечь?
– Да, пожалуйста. Мне что-то нехорошо.
– Я посижу рядом, пока ты не уснешь. Ты не против?
Лия промолчала и отвернулась к стене. Сжалась в комок. Прижалась лбом к худым коленям. Как с этим жить? Разве это вообще возможно? Как не умереть прямо сейчас, как вытерпеть эту изнуряющую агонию? Саша... Сашенька... Сынок. Говорят, что имя определяет характер человека. Вранье. Маленький Александр и большой - отличались, как день от ночи. Ее мальчик был совсем другой. Задорный, жизнерадостный, нежный и внимательный. Настоящий маленький мужчина. Она любила его, как только мать может любить свое дитя. Любила преданно, беззаветно... Ради него она перемахнула бы сотню гор, переплыла бы все моря, преодолела бы пустыни... Ради него она умерла. Ради него - воскресла. А теперь ей всего лишь нужно было заново научиться жить. Она справится. Разве у нее есть выбор?