Все еще вижу тебя
Шрифт:
– Итак, посмотрим, что же у нас вышло… – я забрала телефон из ее рук и замолкла, увидев фотографию. Ужас чистой воды. Я выглядела омерзительно: волосы, словно иголки дикобраза, торчат в разные стороны, неровные черные ручейки туши сбегают по щекам, в уголке губ запеклась бутафорская кровь, которая не оттерлась даже полотенцем.
– Вам не нравится? – оживилась Эмма, заметив замешательство, с которым я смотрела на фото. – Могу переснять.
– Нет, – отозвалась я, не отрывая глаз от фотографии. – Пускай остается. Я никогда не боялась показаться разной, – и, сделав паузу, отдала телефон помощнице. – Но не забудь о подписи.
– Разумеется.
– Чтобы я без тебя делала, верно? – выпуская из своих объятий, мне захотелось погладить ее по плечу.
Когда Эмма удалилась, закинув мокрое полотенце себе на плечо, уставившись в телефон, я направилась к режиссеру, который в этот самый момент что-то эмоционально обсуждал с обступившими его продюсерами и сценаристом.
Оскар Бьёрнстранд – молодой, яркий и многообещающий шведский режиссер, прославившийся непревзойденными, острыми, как бритва, фильмами в жанре психологический триллер, обладающими неповторимой атмосферой и выворачивающими даже, казалось бы, скучных персонажей на изнанку к финалу картин. Голливудские мейджоры годами обивали порог его дома, пытаясь привлечь к своим проектам, но тот был непреклонен. Он хотел снимать свое кино, которое выходило за привычные рамки голливудской фабрики грез, а соглашаться на кабалу, где какой-нибудь имеющий лишь экономическое образование продюсер будет указывать ему что и как снимать, он не хотел. Казалось, ничего не могло заманить этого рыжего с буйной шевелюрой и россыпью веснушек на лице бунтаря на голливудские холмы. Пока, как это часто бывает, в эту историю не вмешался случай. А вернее скандал и один устроивший его злопамятный журналист. Когда-то тот журналист работал помощником одного из Больших Боссов одной крупной кинокомпании, но из-за какой-то неприятной истории, связанной с домогательствами, оказался на улице, обвиненный во всех смертных грехах с опозоренной репутацией и без должного парашюта. Честно сказать, я смутно помнила тот скандал, потому как моя карьера, набрав обороты, несла меня к зениту славы, и загруженный график не давал возможности вникать во все слухи и скандалы. Однако я помню, что многие утверждали, что настоящим виновником был Большой Босс, а не его помощник. Как бы там ни было, месть свершилась. Этот папарацци заснял своего бывшего босса в дорогущем отеле в обнимку с несовершеннолетней девушкой. Видео и фотографии той ночи облетели все новостные и не очень СМИ и имели эффект разорвавшейся бомбы. Девчонка изливала слезы с экранов телевизоров, заявляя о принуждении, а десятки других женщин (в большинстве своем актрис) вторили ей, наперебой кинувшись вспоминать о давних домогательствах Большого Босса. Скандал разрастался, словно снежный ком, и в конце концов камня на камне не оставил от репутации Большого Босса, да и от него самого. Все выглядело как подстава, но никому не было до этого дела. Нужно понимать, что на фоне движений за права женщин и меньшинств белый гетеросексуальный мужчина, обладающий властью и деньгами, словно красная тряпка для быка. Любой, даже самый незначительный проступок, будет увеличен во стократ. Несправедливо, но что поделать.
Не то, чтобы я жалела его, ББ действительно всегда был мерзавцем, но именно он когда-то привел меня в этот бизнес, а значит, подарил билет в ту жизнь, которой теперь живу. Он знал меня до того, как стала знаменитой.
Я больно ущипнула себя за руку, чтобы отогнать неприятные воспоминания. Бог с ним. Для истории он более не имел значения. В отличие от одной упорной женщины, что пришла ему на замену и начала перестраивать компанию по своему усмотрению. Первым делом она создала экспериментальный отдел, задачей которого было создание нового современного кино. «Никаких рамок! Только искусство!». Говорят, именно такие слова она произнесла на встрече с работниками нового киноотдела. Второе, что сделала эта женщина, – отправилась в Швецию на переговоры с Оскаром. Она не пробыла у него в доме и часа, как он согласился снять для кинокомпании фильм. «Один фильм по моему выбору, а дальше будет видно», – единственное условие, что было выдвинуто в тот день.
И вот прошел почти год с тех событий, и Оскар действительно снимает свой фильм. «Все еще вижу тебя». За основу взята книга шведской писательницы, которая еще даже не вышла в печать, однако ей уже предвещают звание мирового бестселлера. Хотя сюжет не сказать, чтобы уникальный. Героиня неудачница с трудной судьбой потеряла память при странных обстоятельствах, а пытаясь разобраться в обстоятельствах случившегося, попутно вскрывает неприглядную правду о своем прошлом. Подобными книгами забита добрая половина рейтинга бестселлеров по версии Нью-Йорк Таймс. Но, по не ясным для меня причинам, как я слышала, права на экранизацию пытались перекупить. Дважды. Однако автор книги была непреклонна так же, как когда-то и сам Оскар. Она хотела, чтобы ее историю снял именно он. Вторым ее желанием было видеть в главных ролях меня – неподражаемую (ее слова) Анну Павлову-Каргилл, женщину, подошедшую к своему полувековому юбилею, которая все чаще стала задумываться бросить карьеру актрисы и, наконец, уделить время себе и своей семье. Некогда блистательная кинозвезда, дива, не сходящая со страниц журналов, я стала реже мелькать на экранах, выбирая для себя лишь небольшие, но характерные роли. Я давно заработала себе на жизнь и могла позволить, наконец, остановится. Уж слишком много лет бедная русская девочка-эмигрантка боролась за свое место под солнцем. И если бы не чертова гордыня, то отказалась бы и от этой роли.
За почти тридцатилетнюю карьеру мне посчастливилось сыграть несколько десятков ролей, которые принесли десять номинаций на Оскар. Десять! И ни одной победной… О, Боже, как я хотела его! Я безумно хотела обладать Оскаром. И только из-за этой своей маленькой блажи согласилась сыграть эту роль. Эту ненавистную чертову роль! Ну, зачем героине эти самокопания? Зачем ей нужны эти воспоминания? Кто в трезвом уме откажется от подобного дара? Забыть! Забвение – это великий дар. Хотела бы, и я им обладать…
– Парни, почему такие серьезные?
Мечты мечтами, но от реальности никуда не денешься.
Первым откликается Оскар:
– Все отлично! Вернее, было отлично, пока господин сраный (Неужели он это сказал вслух?) продюсер не решил вмешаться в наш творческий процесс.
– И ничего я не вмешиваюсь, – запротестовал мужчина в строгом черном деловом костюме, которого, кажется, зовут Билл, но я не очень в этом уверена.
– Но это Ваше решение устроить пересъемки, не отрицайте, – покрасневший от злости сценарист сложил руки на груди и теперь нервно шмыргал носом.
– Какие еще пересъемки? –тут настало время возмущаться мне. – Оскар, у нас была договоренность, ты помнишь?
Договоренность!
– Я помню, – он встал со своего кресла и, с жаром взяв меня за плечи, продолжил: – Ты поставила условие, и я его выполню. Твои сцены останутся не тронутыми. Я обещаю. Ты блистательно отыграла каждую секунду своего времени, каждый кадр с тобой – бесценен!
С какой искренностью он это сказал! С каким восхищением он посмотрел на меня! Если бы не годы, проведенные за обточкой актерского мастерства, я бы разрыдалась, услышав подобные слова. Но вместо слез, лишь мило улыбнулась, показывая, что все в порядке.
Действительно, это было мое условие. И моего мужа.
Джон Каргилл – глава Cargill Group, компании занимающейся производством продуктов питания, торговлей сырьем и даже оказанием финансовых услуг. Мы познакомились чуть более двадцати лет назад на какой-то богемной вечеринке в Беверли-Хиллз. Он старше меня на двенадцать лет, и уже был вдовцом на момент нашего знакомства. А я- восходящей звездой малобюджетных фестивальных фильмов и матерью одиночкой по совместительству. Уверена, это была любовь с первого взгляда. Но могло ли быть иначе? Высокий, статный и обаятельный мужчина с глазами цвета ультрамарина сразу же украл мое сердце, заставляя покрываться мурашками от одного только взгляда. До него я и не знала, что такие чувства могут проснуться во мне. Мы сразу же нашли общий язык. Джон оказался умным, обходительным, добрым, щедрым и, что самое главное, он совсем не ревновал меня к профессии в отличие от предыдущих ухажеров. А еще он не тянул с предложением руки и сердца. А я не тянула с ответом. И пусть СМИ каждый год нас разводят, наш союз крепок и нерушим, как и двадцать лет назад. Именно поэтому он впервые настоял, чтобы в год моего юбилея и нашей годовщины мы отправились в повторное свадебное путешествие. Кругосветное. Я не могла отказать, поэтому и обговорила это заранее в контракте. Они снимают все мои сцены, и до окончания съемок я свободна, как ветер. К счастью, не смотря на одну из главных ролей, сцен с моим активным участием не так уж и много. Чаще моя героиня звучит за кадром. Но, если я правильно поняла, в этом-то и проблема.
В итоге, не желая больше слушать их препирательств, я удалилась в свою гримерку. А Оскар продолжил что-то говорить, доказывать свою точку зрения, пререкаться с продюсером, угрожать жалобами высшему руководству. Но это Голливуд, малыш. Как бы ни были сладки речи о свободе – ее тут нет, и никогда не было.
Закрывшись в гримерке, я свернулась калачиком на диване и около часа пролежала так, тупо вглядываясь в пустоту. Сцена, которую мы сняли сегодня, была для меня последней. Момент, когда героиню сбивает машина, доснимут с девушкой-каскадером. Признаться, мне бы самой хотелось принять участие в этой сцене, но Руперт (мой агент) был против. Он сказал, что это слишком опасно, тем более героизм, проявленный актером на площадке, в зачет на Оскар не идет. Поэтому мне оставалось довольствоваться лишь сценой падения с лестницы. Хотя какое может быть падение с трех ступеней? Я в детстве падала с куда более больших высот. Но, признаюсь себе в этом честно, в моем возрасте даже при условии хорошей физической подготовки это далось нелегко.
В дверь робко постучали. Это была Эмма. Она передала мне слова Оскара. Режиссер остался доволен, полученным результатом и не стал задерживать меня на съемочной площадке. Чем я с радостью и воспользовалась. Однако, когда я собиралась сесть в свою машину, приведя себя в порядок, он подошел ко мне и, потупив взгляд, попросил оставаться на связи. Как и прежде мне пришлось лишь мило улыбнуться, скрыв растущее во мне раздражение, а затем, кивнув головой, я скрылась в полутьме тонированного седана.