Все еще здесь. Приятие перемен, старения и смерти
Шрифт:
Я не имею в виду, что всё нужно видеть в тёмных тонах; я просто советую уравновесить свои страхи и опасения долей приятия — чтобы, попав в неприятную ситуацию, мы могли, сказав: «Да, и это тоже», приветствовать её, как и всё остальное, а не закрывать свой ум и сердце на замок. Каждый из нас найдёт свой собственный путь к такому приятию — некоторые с помощью юмора, другие благодаря состраданию, кое-кто — посредством духовной практики. Важно найти какое-то (не имеет значения, какое именно) средство, позволяющее жить в стареющем теле спокойно, с состраданием, а не с гневом, болью и отрицанием.
В книге 79-летней Мэй Сертон описана её не утратившая прелести и красок уединённая жизнь. Автор показывает, как её личная практика (работа в саду
Стоит чудная погода. В последнее время я мало диктовала из-за сильных болей, порождающих чувство отчаяния. Не знала, что делать. Но вчера и сегодня стало немного лучше. Сегодня день прошёл нормально, и я так благодарна за это Богу…
Когда чувствуешь боль, нужно продолжать делать то, что хочешь, даже если это мучительно. Так, я вчера копалась в саду и, конечно, удовольствие перевесило боль. Сегодня я собираюсь заняться теми тремя ирисами, которые неважно выглядят…
Пасмурный день. Сегодня мне впервые захотелось жить на полях вечности — там не пришлось бы наблюдать за умиранием сада…
Несмотря на хорошее письмо, я чувствую себя подавленной, так как опять плохо с пищеварением. Наверное, надо как-то решить эту проблему. Сегодня и вчера меня мучили сильные боли. Не вижу выхода…
Вчера я легла спать, чувствуя, что в жизни опасности подстерегают нас на каждом шагу, что в любой момент может случиться что-то ужасное.
Сертон не скрывает чувств, но даже когда она признаётся в своём отчаянии, мы видим, как внимательно она наблюдает за происходящим. Непрерывно присутствует внутренний свидетель. Хотя её практика (наблюдение за собственными переживаниями) не устраняет физических страданий, это позволяет ей жить в условиях, которые могли бы стать невыносимыми. Такая практика позволила ей быть правдивой и создать из своей боли нечто чудесное: книгу, сад.
ЛЕЧЕНИЕ И ИСЦЕЛЕНИЕ
После инсульта я стал интересоваться разными методами исцеления: традиционными (для Запада), альтернативными, духовными. Люди сообщали мне о той или иной лечебной методике или о каком-то лекарстве, и я говорил об этом со своими друзьями и врачами. Некоторые рекомендации я принимал, некоторые нет. Один из друзей посоветовал улучшить насыщение кислородом тканей мозга. Для этой процедуры я отправился в Беверли-Хилс. Там у них зал был заполнен саркофагами, выглядевшими так, словно их взяли из фильма «Космическая одиссея 2001 года». Каждого пациента укладывали в такую индивидуальную барокамеру, а через час доставали оттуда. Я прошёл сорок сеансов, медитируя или слушая музыку. Публика там собралась разношёрстная: подобные мне больные, пережившие инсульт; восстанавливающиеся глубоководные ныряльщики; люди, желающие ускорить процессы заживления после пластической операции (сцена, вполне соответствующая Беверли-Хилс).
На моё личное исцеление повлияли многие факторы: мой гуру, шаманские техники, акупунктура, экспериментальный препарат ацетилхолин{28}, пилюли, пилюли и снова пилюли, акватерапия, физиотерапия, речевая терапия и, прежде всего, любовь стольких людей… Столь многих людей!
Я прошёл через оба процесса: через лечение и исцеление. Целью лечения является возвращение больного тела в то состояние, в котором оно находилось до болезни. Исцеление же в первую очередь призвано использовать нынешнее состояние в качестве средства духовного пробуждения и, в некоторых случаях, сопутствующего физического улучшения. Должен сказать, что, хотя я не вылечился от последствий инсульта, в связи с ним я определённо прошёл через процесс глубокого исцеления ума и сердца, в результате чего эти два года стали одними из счастливейших в моей жизни. Считая такое невозможным,
Тело и процесс старения можно рассматривать в иной, более широкой перспективе. С точки зрения души всё выглядит совершенно иначе: вместо того чтобы оплакивать то, чем был в прошлом, изумляешься, видя, каким становишься. Зная, что являешься чем-то большим, чем тело, относишься к его болезням сочувственно, но без страха и негодования. Точно так же, воспринимая тело как часть природы, мы не будем бояться признаков смерти. Мы можем даже научиться любить свои постаревшие тела и видеть в них новую (иную, чем в молодости) красоту.
Это нелегко. Признаёмся ли мы себе в этом или нет, но наш страх физического старения просто маскирует собой страх смерти, на котором я остановлюсь подробнее в седьмой главе. Сейчас лишь отмечу, что отвращение, которое у нас вызывает наша морщинистая кожа, дряблые мышцы и стареющее тело, является, несомненно, следствием резкой неприязни эго ко всему, что напоминает о смерти. Тело — дом смерти, и осознание этого факта помогает жить в разрушающемся теле. В шестидесяти-, семидесяти-, восьмидесятилетнем теле мы чувствуем себя некомфортно, и дело тут не просто в его функционировании или эстетике. В своём теле мы замечаем признаки приближения (быстрого или медленного) смерти, и наш страх, неприятие или игнорирование тела представляет собой разновидность казни посланца, принёсшего царю (эго) нежеланное известие о близкой кончине его тела.
Это помогает понять, почему у многих людей двойственное отношение к своему стареющему телу. Говоря менее абстрактно, можно отметить, что немало людей испытывают реальные физические затруднения и большинству придётся встретиться с ними в будущем. Но многие из нас считают, что, если этого нельзя избежать, то лучше уж вообще не думать об этом. Поэтому, когда мы попадаем в подобную ситуацию, у нас внутри всё холодеет, сердце замирает и нас охватывает беспокойство. Отворачиваясь от своих страхов, мы лишь усиливаем их. Поэтому разумный подход требует смотреть в глаза правде о тех аспектах старения, которые страшат нас.
БОЛЬ
На личном опыте я убедился, что боль — серьёзный противник. После инсульта врачи поначалу не могли давать мне столько пилюль, чтобы боль в моём скованном теле утихла. Затем боль стала более управляемой, но осталась проблема разграничения физических ощущений и страха перед ними, пытавшегося всецело завладеть моим сознанием. Я узнал, что страх и неприятие не позволяют сделать что-то с болью. В то же время, зная, что представляешь собой нечто больше, чем тело, можно взглянуть на ситуацию с точки зрения души. И это становится убежищем — не чтобы спрятаться, а чтобы научиться отделять страх от реального ощущения.
Не могу сказать, что я уже в совершенстве овладел этим искусством, но большинству из нас в жизни довелось испытывать чрезвычайный физический дискомфорт, и это даёт некоторое представление о тех страданиях, с которыми, возможно, придётся столкнуться в старости. Много лет назад я испытал острый приступ гепатита. Я находился в номере гостиницы, расположенной высоко в Гималаях. Там не было электричества, не было автомобиля и не к кому было обратиться. Я не знал, что со мной происходит. Внутри так невыносимо болело, что я корчился на полу у кровати. Первые часы мой ум вопил: «Доктора! Лекарство!» Какая-то часть меня была в панике. Но в то же время я повторял имя Бога: «Рам, Рам, Рам». Когда я смирился с тем, что могу только взывать к Богу — и всё, — случилось нечто необычное. Происходящее заворожило меня. Как бы странно это ни звучало для рационального ума, я, можно сказать, наслаждался ситуацией. Хотя боль была ужасной, то, что я не всецело отождествился со страхом, позволило мне выйти из этого испытания живым.