Всё хоккей
Шрифт:
В глазах девушки вновь вспыхнули задорные огоньки.
— Господи, какой бы из тебя дрянной психиатр получился! Такие банальные вещи болтаешь.
— Может, и банальные. Но иногда мне кажется, что банальности нас успокаивают больше всего. Вот видишь, уже и ты улыбаешься. И даже ямочки на щеках показались.
— Ты уйдешь, и я все равно буду реветь, — Тоня упрямо, по-детски надула губы.
— Потому что так положено, Тонечка? Реветь из-за любви?
— Из-за неразделенной любви, — уточнила она.
— А
— А то я сама не замечаю! У него другая!
— А ты видела эту, другую?
— Это ты видел. А я просто знаю. Если хочешь знать, чувствую. Запах другой любви чувствую на расстоянии, как собака. И вообще, Макс совсем стал другим.
— Он всегда был другим, Тонечка, просто ты не замечала. И придумала себе замечательного Макса. Он далеко не замечательный, и это мягко сказано.
— Любят, Виталий не обязательно замечательных, — по-взрослому вздохнула девушка и по-взрослому опрокинула еще один бокал пива. — Любят очень разных. Хотя не знаю, есть ли у тебя опыт в любви.
— В моем возрасте у меня любой опыт. Но причем тут любовь и Макс? Это тоже самое, как самопожертвование и Макс. Как спорт и Макс. Он лишь себя любит в спорте, и в любви любит лишь себя. И, если жертвует, то лишь собой для себя. Это так мало. Поэтому, моя хорошаяё можешь успокоиться. С кем бы он ни был, на любовь он не способен. Так что соперниц у тебя просто не может быть. И, скажу правду, ты тоже ни для кого не можешь быть соперницей. Вам соперницей может быть лишь Макс. И ревновать вы можете только его к нему же самому.
В глазах девушки зажглись любопытные искорки. И мне показалось, она впервые на меня посмотрела другими глазами.
— Это уже ближе к психологии. Мне, пожалуй, следует записать — для курсовой. Ты не прочь, если я украду парочку твоих мыслей? Или это уроки не очень замечательного Макса сказываются? Не за этим ли ты к нему так часто повадился в гости? И, что любопытно, всегда без приглашения. Словно это ты, а не я, жаждешь его застукать в неприглядном виде.
— Может и хочу. Но уроков он мне не преподает. А вот ему следует преподать, хотя бы один. Слишком шикарно живет. И девушки две, а у меня ни одной. И работы две, а я безработный. И машины две, а я все пешком.
— Ну, на счет девушек и работ, это ты прав. Кстати, у него еще две дачи, это я так, на всякий случай, для сведения. Но вот чего врать не буду, машина пока одна. Или он вновь от меня скрыл?
Я пожал плечами, приблизился к окну, открыл форточку и закурил. И не оборачиваясь, так, между прочим, словно меня не касается, мимоходом заметил:
— А разве серебристый форд не его?
Для убедительности своего безразличия я высунулся в форточку и выдохнул дым прямо на улицу, под моросящий дождь. Сквозь шумы и истерики улицы до меня донеслось лишь последнее слово Тони.
— … мой.
Я с треском захлопнул фрамугу и резко обернулся. Пожалуй, вид у меня был грозный, и Тоня в испуге поставила на место бокал.
— Что — мой?
— Мой бокал! — вызывающе встряхнула она челкой и демонстративно вновь поднесла полный бокал к губам.
— Я не претендую на твой бокал, Тонечка, — я говорил торопливо, словно боялся, что она передумает и ничего мне не скажет. — Что ты говорила до этого, когда я высунулся в окно.
Она наморщила лобик и тут же по нему себя стукнула.
— Ах, да! Серебряный форд! Он же мой! И Макс тут вообще ни при чем! Только… Погоди… Но ты откуда знаешь, что у меня есть машина? Нет, не то! Почему ты решил, что это форд Макса? — ее голос тревожно зазвенел в тишине. — Ты что… Ты видел, как он и эта… Да еще на моей машине? Глупость какая-то! У него прекрасный автомобиль, не то, что моя развалюха. Нет, этого не может быть!
— Но возможно, его просто испортился?
— Ничего не испортился! Макс сегодня сам меня подвозил на своем бентли в больницу, на практику.
— Но ключи от твоей машины были у Макса?
— Еще бы! И от машины, и от гаража, и от квартиры. Я сама их отдала. Потому что все теряю. А Макс ничего никогда не теряет. И мне так было спокойнее. Чтобы дубликаты хранились у него. У него все надежно, как в швейцарском банке.
— Надеюсь, деньги ты у него не хранишь?
— Если бы они были, точно бы хранила. И не пожалела бы об этом, можешь быть уверен! А тебя что, интересуют мои деньги?
— В данном случае, Тонечка меня интересует твоя машина. Ты давно на ней ездила?
— Тысячу лет не пользовалась. Я боюсь машин. Вид улиц вводит меня в стопор. Я вообще не понимаю, как они не врезаются друг в друга. Если бы я имела такую дурную привычку — ездить, точно бы врезалась. А зачем мне это нужно? Самолетов я боюсь меньше. Там нет шанса выжить. Конец — и все. А здесь? Не хватало еще жить покалеченной. Нет уж, это не для меня.
— Замечательная логика! Ну что, твоя логика не подсказывает, что стоит проехаться в гараж? Вдруг кто-нибудь все же воспользовался твоей машиной?
Тоня пожала плечами.
— Этот кто-нибудь, конечно, Макс? Но зачем ему это нужно? Я не понимаю.
— Может, на месте разберемся?
Мы выскользнули из квартиры. Я старался остаться незамеченным, не хватало, чтобы Макс нас двоих застукал. Но Тоня не выдержала, подбежала к двери Макса и приложила ушко к замочной скважине. Словно за стальной пуленепробиваемой дверью можно было услышать музыку, звон бокалов и томные вздохи. Как я и полагал, она ничего не услышала, и лишь показала стальной двери язык. Похоже, девушка и впрямь мало расстраивалась по поводу расставания с Максом. Иногда мне казалось, что эта ситуация ее даже забавляла.