Все хроники Дюны (авторский сборник)
Шрифт:
А вот ляп просто прелестный: комната Атрейдеса-младшего, а в ней… «Слева у стены высился книжный шкаф. Его можно сдвинуть вбок, при этом открывался клозет с полками по левую сторону». Но «closet» – это на самом деле «шкаф» или «гардероб»! Аналогичная ошибка, кстати, встретилась мне в переводе одной из повестей Сильверберга: там сообщалось, что «из всех клозетов в городе стали вылезать скелеты». Зрелище почище Апокалипсиса – а речь-то шла о «скелетах в шкафу», то есть все неприятные тайны вдруг стали всплывать на поверхность!
Фактическая ошибка: вдова и сын герцога наблюдают бурю в пустыне. «Глянув на остроконечную скалу, он внезапно увидел, как внезапный порыв ветра буквально сточил её бурую вершину». И от этой-то бури герои прячутся в палатке! На самом-то деле ветер мгновенно засыпал скалу песком, превратив ее в пологий холм.
«Дороги на Арракисе нелегки» – английское «ways» переводится как «образ жизни», «обычаи», и фраза переводится как «Нелегка жизнь на Арракисе». «Голытьба», живущая в «деревнях», вызывает мираж затерявшихся в арракийских песках бревенчатых изб и поля, где сиротливо несжата полоска одна. К барону Харконнену – заплывшему жиром гиганту – никак не подходит слово «старикашка» (старикашка должен быть маленький, дохленький, скрюченный).
Про Гильдию сказано, что она «insidious», и это переведено как «внутренний паразит: сперва сосёт кровь понемногу, пока хозяин не возражает, а потом – ты у нее в кулаке: плати, плати и плати». Между тем это слово значит просто «хитрый», хотя и имеет общий корень с «inside» – «внутри». «Паразит» там не упоминался, вдобавок – как это возможно оказаться в кулаке у внутреннего паразита ?! А в другом месте спутаны «pheasants» – «фазаны» и «peasants» – «крестьяне».
«Человек выполз на гребень дюны – ночной мотылёк, оцепеневший под утренним солнцем». Оцепеневший мотылёк никуда не уползет, да и не цепенел никто у автора – там было «mote», а не «moth», то есть человек выглядел точкой, крошечным пятнышком. Про оцепенение переводчик добавил от себя, чтобы объяснить «мотылька». «Из-под повязки (выше сказано, что это был тюрбан) свисали соломенного цвета пряди волос, торчала редкая бородёнка и густые брови». Мысленно нарисуйте торчащую из-под тюрбана бородёнку… «Кому-то приятно было думать, что он умрёт именно так, от рук собственной планеты». От рук планеты – это сильно. Далее следует «хрупкая коробочка наветренной стороны дюны» – это просто опечатка, имелась в виду «корочка». Ну и нелепая «котловина Пластыря» (а то ещё была – Пластиковая!). То есть Гипсовая (plaster). А ниже – «зелёные формы жизни. Тут – растение, там – животное, а здесь – человек». Это опять опечатка, имелись в виду земные формы. И вот опечатка – «Культы мертвых» назывался фильм, показанный как-то Паулю матерью. Ошибка корректора – и появляются «кулы». Но это что, в одном из переводов, кажется, Лавкрафта возникли и вовсе «культи»…
Пола (Пауля) одолевают «думы партизана». Скульптурную группу на станции метро «Белорусская» в Москве видели? Вот такие думы. А Джамис дерётся с ним «в исподнем». Такой бедуин в кальсонах с тесёмочками… Или как вам понравится следующее: «Когда дед наш солнышко садится, в темноте хромопласт становится прозрачным». Стиль очарователен, не правда ли?.. «В нас одинаковые потери», думает Пауль о Чани (в этом переводе Чени). Это согласование – действительно потеря во всех, для кому дорога красота и правильность из русского языку. А вот чудесное изменение смысла: «Я родила тебе сына», говорит Чани и добавляет: «И получишь всё остальное, как только сможешь». Тут путаница со словом «rest» – переводчик понял его как «остальное», тогда как здесь это «отдых»: «Ты должен отдохнуть теперь, насколько сумеешь» (Паулю предстоит серьезное испытание). О сухом, тощем человеке: «Он был похож на сушёную мумию». Чтоб никто не подумал, что он мог быть похож на мочёную мумию…
Приводится название книги – «Граф Фенринг – в профиль». Почему же только в профиль, неужто анфас хуже? А потому, что «profile» – это «краткий биографический очерк». Опять лень в словарь посмотреть! А «crest» – не крест, а венец, корона. «Глубокие морщины прорезали лоб Фейд-Рауты. Он нахмурился» – тот есть он сначала нахмурился, а потом его лоб прорезали морщины? А вот Фейд-Раута на арене одет в черную блузу. Как она стала «яркой» – ведомо лишь «Фее». Зато ей неведомо, что «белая ложь» – это ложь невинная, восклицание «O goodness!» переводится как «О Боже!», а не «О добродетель!»; появляются довольно нелепые в свете реалий романа «автомобили» и «аэропланы»… Пауль называет Чани «сихайя» – это тут же переводится как «ручеёк». Да, «spring» – это не только «весна», но и «ручеек», но на Арракисе ручьёв нет. Слово «сихайя» – это по-фременски «весна в пустыне»…
Бывают и такие прелести, как вопросительные междометие «эх?», «хах?» и «хе?» или непонятно какое «учз-х-х?», произнесённое Стилгаром, когда Джессика взяла его на болевой прием. Тут искажено и звучание, и смысл.
«Этой ночью, – думает Джессика, – лишь тот, кто устроился на ночлег под землей, имеет право хвастать». А у автора все наоборот: «Имеет ли право хвастать тот, кто сегодня забился на ночь под землю?»
Масса путаницы по мелочам: в оригинале «сидел, поджав ноги» – в переводе «развалившись». В оригинале «поджал губы» – в переводе «надул губы». И так далее. Приводить все ляпы, ошибки, опечатки и нелепости – проще опубликовать для сравнения весь текст книги.
Но все-таки «синяя Дюна» была ближе прочих к оригиналу. Хотя Герберта и засушили – все эмоции, весь накал испарился, и получилось, по-моему, довольно скучно. А в иных местах, пытаясь «оживить» речь, переводчик (редактор?) сделали ее довольно нелепой, просто вследствие слабоватого владения языком родным, доходящего порой едва ли не до алексии. А может быть, я просто слишком ревниво отношусь к собственному переводу.
А вообще каждое очередное переложение «Дюны» все более укрепляло меня в мысли о необходимости издания человеческого перевода. Я закончил свой перевод еще в 1991 году, но у издательства все время были разные трудности. А книга сложная, работы редакторам и корректорам много… да и наборщикам тоже. Сознаюсь, я сдал в редакцию рукопись в самом полном и изначальном смысле этого слова, то есть текст, написанный от руки. Посему пользуюсь случаем извиниться перед сотрудниками редакции за связанные с этим проблемы и поблагодарить их за титанический труд. Зато теперь наконец те, кто не может прочесть Герберта по-английски, прочтёт – как мне кажется – примерно ту «Дюну», какую писал автор. А не ту, какую переводил… не знаю кто. Программа-переводчик, наверное? Это мне попалась как-то инструкция к популярной компьютерной игрушке, переведённая такой программой. Так вот там рекомендовалось, в частности: «Когда вы приклеились в а мёртвый конец давите космическую преграду», что в оригинале означало: «Когда вы попали в тупик, нажмите клавишу пробела». Словом, старая история про то, как «голый кондуктор бежит под вагоном» (сиречь «неизолированный проводник проходит под вагонеткой (крана)»). Только в старые времена такие ляпы умели ещё делать без помощи компьютеров.
Коль скоро мне досталась возможность высказать наболевшее, скажу вообще о переводах: не верьте! Если вы видите какую-нибудь нелепость в русском тексте, это еще не значит, что она была и у автора. Сколько я встречал дичайших ошибок, причем порой даже в довольно хороших переводах! То в викторианской Англии джентльменов приглашают в публичный дом – а ошибка эта так стара, что её приводят примером все, кто пишет об Англии. Речь идет о пабе, то есть пивной (по-английски буквально действительно «public house»). То описывается военный: сидит это офицер в ресторане, а «грудь его туники заляпана фруктовым салатом». И этот неряха преспокойно беседует с сенатором и его супругой. А всё потому, что «фруктовым салатом» военные прозвали орденские планки – такие, знаете, пёстренькие полосочки, которые носят вместо медалей, чтоб не слишком звенело. А «туника» – это «мундир» или «китель», и прошу вас, читая переводную литературу, помните об этом. Гражданские, особенно в будущем – Бог с ними, может, они и впрямь носят туники, тоги и столы. Но военные, полагаю, и в будущем не станут обряжаться в античные хламиды! С военными вообще у переводчиков много хлопот. То они требуют срочно подвезти на позиции амуницию – хотя зачем в разгар боя нужны ремни и портупеи, неясно: ведь по-английски «ammunition» – «боеприпасы», а русское слово «амуниция» обозначает все то, что носят военные, кроме непосредственно формы и оружия, а также конскую сбрую, когда речь идет о кавалерии. Или вот: «там лежали стволы, набитые порохом». Если бы переводчик смутился нелепостью фразы и посмотрел бы в словарь, то бочонки с порохом не превратились бы в стволы. А безоткатные пушки (recoilless guns) не стали бы загадочными безоткатными (и даже в какой-то повести «несжимаемыми») ружьями. Офицер, услышав приказ старшего по званию, не заорал бы «ай-яй-яй, сэр!», а ответил бы «Слушаюсь!» или «Есть!», потому что «Aye, aye, sir!» – это именно «Есть!» и есть. И средневековый негодяй не целился бы в положительного героя из непонятного жавелина, и не носил бы вельветовый костюм, – он, разряженный в бархатный камзол, наставил бы в грудь смельчака копьё. Всадник не стал бы натягивать вожжи (впрочем, тут уже не ошибка перевода, а незнание реалий: у всадника – поводья, а вожжи – у кучера. Как и в случае, когда получившему удар в пах герою кажется, что «его яйца раздулись до масонского кувшина». Не было у масонов никаких особенных кувшинов – речь идет о широкогорлых бутылках популярного калифорнийского вина «Paul Masson», сейчас оно продаётся и у нас.). При взгляде на симпатяшку-официантку космопроходец не чувствовал бы себя рогоносцем – он ощутил бы себя готовым к атаке на невинность красотки (horny). «Навстречу мне по дороге ехал перамбулятор с женщиной-водителем». Кто знает, как выглядит эта жуткая машина? Никто? Так я скажу: четыре колеса, люлька с ребенком, ручка. «Perambulator» – это детская коляска (обычнео сокращается в «pram», но в словаре есть! И женщина, ясно, не за рулем – просто катит колясочку… А как вы думаете, кто такой «гопстер»? Гопник-гангстер? Почти. Это – член республиканской партии… Бесперечь путаются слова «кремнёвый» и «крeмниевый»: то покажут нам средневековый кремниевый пистолет – еще бы германиевую шпагу и селеновую аркебузу, все утеряны пришельцами; – то, напротив, продемонстрируют кремнёвые транзисторы. Не иначе как вытесанные вручную лучшим мастером племени Серого Медведя, Уыхом. Подводит переводчиков и словообразование, вызывая к жизни жуткую птицу рыбо-ястреба. Это ведь был ястреб-рыболов, а переводчик как-то забыл, что примененный им тип словосложения обозначает гибридов или «нечто среднее между». Например: «звероящер», «козлотур», «овцебык» (если вам пришли в голову «короед» и «птицеяд» – это не то, второй корень в этих видовых названиях происходит от глагола «есть»).
Еще одна распространённейшая ошибка: вот диалог, речь идет о пропавшем ребенке. «Теперь нам его, думаю, уже не найти, – говорит один. – Живым…» – «Какой стыд!» – реагирует собеседник (между прочим, злодей). Вот именно – какой стыд для переводчика (и ведь сделавшего вполне удачный перевод, даже абсолютно правильно справившегося с неоднозначным заглавием книги – это был «Salem's Lot», «Салимов Удел», где «удел» – это и название городка («владения, территория, поместье»), и «участь». А усеченное «Салим» (от «Иерусалим») напоминает о городке Салем, знаменитом самым крупным в истории Америки процессом над ведьмами). Так вот, перевод очень недурен, и тем досаднее ошибка: «What a shame!» означает вовсе не «позор» и не «стыд», а «какая жалость!». А «cheese!» или «Say 'cheese'!», часто встречающиеся в англоязычных книгах – это вовсе не «сыр», а «улыбочка!» или «спокойно – снимаю!», в зависимости от контекста. Сыр тут ни при чем – просто при произнесении этого слова губы растягиваются в улыбку, потому фотографы и просят произнести его. Общее место, как и случай с «публичным домом» или «стыдом». А вот поди ж ты, раз за разом переводчики наступают всё на те же грабли…
Или, скажем, керосиновая проблема. То персонажи маются при свете масляной лампы на манер какого-нибудь Аладдина, потому что переводчик поленился слазить в словарь и узнать, что «oil lamp» – это и керосиновая лампа, а не только масляная плошка. То, выйдя из залетевшего в прошлое самолета на летное поле, герой замечает: странно, мол, что нет запаха газа (помните? «Если вы почувствовали запах газа, звоните 04). Только человек, в жизни не бывавший на аэродроме, может не знать, что на летном поле пахнет не газом, а керосином, потому что керосин как раз и есть топливо для современных самолетов. Аналогичная история – с „песком“, которым что-нибудь начищают или шлифуют: в большинстве случаев это вовсе не песок, а „шкурка“, наждачная бумага. Или вот еще: человек звонит в гостиницу и бронирует номер, а затем сообщает – „Я приезжаю завтра. Номер моего американского экспресса такой-то“. Мол, встречайте! Вагон бы еще указал. Это в каком же Урюпинске (не настоящем, а из анекдота) жить надо, чтобы не знать, что такое кредитная карточка „American Express“?! Герой просто сообщал, как будет платить за номер. А вот некий гангстер говорит о провинившемся чем-то перед ним бедняге: „Отправьте его в Детройт“ – и никаких пояснений при этом не дается, словно речь идет о высылке революционера в глухую Сибирь. А между тем Детройт, столица автомобильной промышленности Америки, отнюдь не Шушенское и не Тьмутаракань. Это народная гангстерская забава – вроде более известных „цементных ботинок“. Ненужный человек связывается и помещается в багажник автомобиля, который отправляется под пресс и на переплавку (не обязательно именно в Детройте) – и никаких следов!