Все хроники Дюны (авторский сборник)
Шрифт:
Черт возьми! Ему нужен был доступ к другой информации, к более глубоким ее источникам. Нынешние его источники информации не соответствовали его требованиям даже отдаленно. Орудие для достижения ограниченной цели, его информационная машина могла бы быть переоборудована для соответствия новым требованиям, но переоборудовать ее не удавалось. Ему придется поработать, как Ментату!
Меня просто связали по рукам и ногам, а это ошибка. Разве Одрейд мне не доверяет? Атридес, будь она неладна! Она знает, чем я обязан ее семье. Больше одной жизни прошло, а я до сих пор в неоплатном долгу!
Он знал, что нервничает. Его разум на мгновение замкнулся на этом. Нервничающий Ментат! Знак того, что он стоит на пороге прорыва. Первая Проекция! Что-то, что они не сообщили ему о Тэге?
Вопросы! Незаданные вопросы хлестали его, как плети.
Мне нужна перспектива! Дело не обязательно в расстояниях. Перспективы можно достичь и здесь, если в твои вопросы вкрадываются некоторые искажения.
Он чувствовал, что где-то в опыте Бене Джессерит (возможно, в ревниво охраняемых Белл Архивах) и были недостающие фрагменты. Белл должна это оценить! Другой Ментат должен знать восхитительный подъем в такие мгновения. Его мысли напоминали головоломку: большинство фрагментов под рукой и только того и ждут, чтобы быть вставленными в общую мозаику. Здесь дело было не в решениях.
Он буквально слышал слова своего первого учителя Ментата — они отдавались в его памяти: «Раздели свои вопросы на две противоположных группы и раздели имеющиеся факты — брось их на обе чаши весов. Решения выводят каждую ситуацию из состояния равновесия. Дисбаланс позволяет обнаружить то, что ты ищешь.?
Да! Достижение дисбаланса с помощью вопросов — вот плутовство Ментата.
Что-то Мурбелла говорила прошлой ночью — что? Они были в постели. Он вспомнил время — цифры, проецирующиеся на потолок: 9:47. Он тогда подумал: Эта проекция требует энергетических затрат.
Он почти физически чувствовал поток энергии, излучаемой кораблем, этим огромным замкнутым куском, вырванным из Времени. Работа сложных механизмов делала корабль неотличимым от местности для любых механизмов обнаружения. Сейчас, правда, в статическом положении он был доступен взгляду, но не предвидению.
Мурбелла рядом с ним: еще одна сила, и оба они знают о том, что властно влечет их друг к другу. Какое количество энергии было необходимо, чтобы преодолеть это взаимное притяжение! Все нарастающее, нарастающее, нарастающее сексуальное влечение.
Мурбелла говорила. Да, именно это. Странный самоанализ. Она подходила к своей жизни с позиций новой зрелости, с позиций Бене Джессерит повышенная чувствительность и уверенность в том, что в ней растет великая сила.
Каждый раз, видя в ней эти изменения, происходившие под влиянием Бене Джессерит, он чувствовал печаль. Еще на один день приблизилось наше расставание.
Но Мурбелла говорила. «Она (Одрейд часто именовалась „Она“) продолжает задавать мне вопросы, чтобы добраться до истоков моей любви к тебе.?
Вспомнив об этом, Айдахо позволил всей сцене заново пройти перед его мысленным взором…
— …Она пыталась применить ко мне тот же подход.
— Что ты говоришь?
— Odi et amo. Excrucior.
Она приподнялась на локте и взглянула на него сверху вниз:
— Что это за язык?
— Очень старый. Лито как-то заставил меня выучить его.
— Переведи.
Повелительный тон. Ее прежнее «я» Чтимой Матре.
— Я ненавижу ее и люблю ее. Я измучен.
— Ты действительно меня ненавидишь? — недоверчиво.
— Я ненавижу быть связанным вот так, когда я не властен над собственным «я».
— Ты бы оставил меня, если бы мог?
— Я хочу, чтобы решение вызревало по капле. Я хочу контролировать его рождение.
— Это игра, в которой один из элементов головоломки нельзя двигать… Вот оно! Ее слова.
Вспомнив, Айдахо не ощутил озарения; просто было ощущение, что он открыл глаза после долгого сна. Игра, в которой один из элементов головоломки нельзя двигать. Игра. Его взгляд на не-корабль и на то, что делали здесь Сестры.
Но в разговоре было кое-что еще.
— Корабль — наша собственная специальная школа, — сказала Мурбелла.
Он не мог не согласиться с этим. Сестры усиливали его способности Ментата в том, чтобы изучать данные и выявить то, что не проходит. Он понял, куда это может завести, и ощутил свинцово-тяжелый страх.
«Ты очищаешь нервную систему. Ты защищаешь свои мозг от отвлекающих факторов и бесполезных блужданий мысли.?
Ты направляешь свои реакции в то опасное русло, от которого предостерегают любого Ментата. «На этом пути ты можешь утратить себя.» Учеников водили смотреть на людей-растения, «Ментатов-неудачников», которых оставляли жить, чтобы продемонстрировать опасность другим.
И все же — какое искушение. В этом чувствовалась сила и власть. Ничто не скрыто. Все известно.
Среди всех этих страхов и опасений Мурбелла повернулась к нему, и сексуальное напряжение стало почти невыносимым.
Не сейчас. Не сейчас!
Кто-то из них сказал что-то еще. Что? Он думал тогда об ограниченности логики как орудия, способного раскрыть мотивы Сестер.
— Ты часто пытаешься анализировать их? — спросила Мурбелла. Поразительно, как она умела отвечать на невысказанное. При этом она утверждала, что не умеет читать мысли.
— Я просто читаю тебя, гхола мой. Ты ведь мой, ты знаешь.
— И наоборот.
— Слишком верно, — сказано было почти шутливо, но за веселостью скрывалось какое-то более глубокое чувство.
В любом анализе человеческой души всегда был какой-то просчет, и он сказал ей об этом:
— Думая, что знаешь, почему ты ведешь себя так, а не иначе, ты подыскиваешь оправдания для неординарного поведения.
Оправдания для неординарного поведения. Вот еще один фрагмент его мозаики.