Все или ничего
Шрифт:
Ах, благодетель… Ну, спасибо большое!
В голове начало шуметь, застучали в висках частые молоточки… Все поплыло перед глазами…
Ирина опустила голову на руки. Нет, так еще хуже… Тогда она сделала над собой усилие и поднялась.
Это водка… Вот теперь я точно пьяна… Фу, какое противное состояние… В рот больше не возьму эту гадость… Надо уйти… Пока я еще могу ходить…
На удивление, мысли работали ясно и четко, а не путались, как обычно. Вот только были они короткими и обрывочными, так было проще…
«Жук» чувствовал себя виноватым. Он тоже вскочил и взял Ирину под руку.
— А что мы все сидим? Вы ведь впервые у Владимира Павловича? Хотите я вам что-то покажу? Ты разрешишь, Володенька? Знаете, у него есть такое… Вам, Ирочка, будет очень интересно…
Владимир хотел что-то возразить, но «жук» уже резво тащил Ирину в коридор.
— Пустите, — она резко вырвалась из его цепких лапок. — Я сама ходить умею!
Что он ей хочет показать? Что ей здесь интересно еще увидеть?
Наверное, спальню… На что ей хотелось бы взглянуть — так это на широкое супружеское ложе… Наверное, шикарнее ее продавленного диванчика…
Давай, насмотрись вдоволь.
Она решительно зашагала вперед и наугад распахнула одну из дверей.
Надо же, не ошиблась! Точненько угадала.
Массивная темно-шоколадная кровать, застеленная шелковым золотистым покрывалом, стояла точно посередине спальни. Две тумбочки с двумя настольными лампами ясно говорили о том, что спят здесь все-таки двое… А рядом с огромным, во всю стену раздвижным шкафом стояла «зеленая гадюка»…
Впрочем, она больше не была зеленой. Свой шелковистый костюмчик, свою сброшенную шкурку она как раз аккуратно вешала на плечиках рядом со знакомым светлым костюмом Владимира…
Зинаида Леонидовна натянула на тугое литое тело кокетливое платьице с открытыми плечами почти такого же густо-кровавого цвета, как и у Ирины…
Она испуганно дернулась, оглянулась на распахнувшуюся дверь, словно ее застигли на месте преступления.
В одну секунду Ирина женским чутьем поняла, что ей подражают и что соперница потеряла уверенность…
— Вам это не поможет, — с вызовом заявила она.
Но тут «жук» подоспел на своих коротких ножках и опять ухватил Ирину за талию.
— Не сюда, не сюда… Нам напротив…
…Куда он меня ведет? Я хочу лечь на эту кровать… Зарыться лицом в подушку… Нет… Там чужой запах… Там властвует эта женщина…
Все равно хочу… Я уверена, что он тут же прибежит за мной следом, запрет двери… А всех выгонит… И ее тоже выгонит…
Зачем ко мне прицепился этот противный «жук»? Пусть отпустит! Я вернусь обратно…
— Ну как? — «Жук» был горд и доволен тем, что у Ирины глаза зажглись неподдельным восхищением.
Еще бы! Такой коллекции только позавидовать!
И хотя не он, а Владимир собирал эти раритеты, «жук» поневоле чувствовал и свою причастность — ведь именно он продемонстрировал их Ирине.
А она была единственной женщиной, способной оценить драгоценную коллекцию по достоинству.
И Ирина разом забыла и о Владимире, и о его «зеленой гадюке».
Глава 8
ХРУСТАЛЬ И ДАМАССКАЯ СТАЛЬ
В большой комнате, служившей Владимиру кабинетом, на высокой стене висел огромный восточный ковер. Он поневоле притягивал внимание тем, что совершенно не гармонировал с остальной обстановкой дома.
А на ковре, в лучших традициях горских народов, были размещены шпаги, кинжалы, кривые турецкие ятаганы, шашки, сабли.
Да легче сказать, чего там не было, чем перечислять с любовью и знанием дела подобранное холодное оружие.
Ирина подбежала к ковру, протянула руку…
Глаза разбегаются… Хочется тронуть и старинные посеребренные ножны, и длинный, прекрасно сохранившийся клинок с узкой бороздкой на лезвии…
О! По этому углублению должна стекать вражеская кровь после меткого, решительного удара…
Ирина без спросу снимала со стены то червленую тонкую сабельку, то массивный, тяжелый палаш. Прикидывала, взвешивала в руке, примеривала к себе…
Ну почему она не родилась мужчиной?! Сердце поет от восторга, а пальцы крепко и прочно ложатся в отполированные, едва заметные выемки на рукоятках — так привычно, словно это умение всосала она с молоком матери…
Нет, она наработала его тяжелым, изнурительным трудом… И тем приятнее, что труд этот был не напрасным…
Чуть позванивает гибкая дамасская сталь легкой изящной сабельки. Она как раз по руке Ирине… Может, ее делали для девушки? Для отважной амазонки? Или для хрупкого отважного юноши, по заказу, соразмеряя с его еще не великими силенками?
Кто был ее хозяином? Кому этот звонкий точеный клинок помогал в битвах?
На эфесе выгравирован 1837 год и что-то написано незнакомой вязью, видимо — имя мастера…
В этот год погиб на дуэли Пушкин… Глубокая старина для Ирины…
«Я вам пишу, чего же боле? Что я могу еще сказать?»
Интересно, почему только сейчас пришло в голову, что затертый и заученный образ Татьяны Лариной чем-то сродни ей, Ирине? Ведь Татьяна тоже бросилась в бой за свою любовь, сделала первый решительный шаг…
Но у пушкинской Татьяны не было такой острой легкой сабельки…
Выпад… укол… размах…
Со свистом рассекается воздух…
А «жук» почему-то испуганно отскочил в сторону…
Ирина улыбнулась и вложила свое оружие в потертые ножны.
— Не бойтесь. Не задену. У меня хорошая реакция.
— Ну что вы! Я просто отошел, чтоб не мешать… Вы, Ирочка, виртуоз! Просто загляденье!
В его лобастую голову пришла великолепная идея, и он опять потащил ее за собой, не дав вдоволь насладиться коллекцией, рассмотреть ее тщательно и с должным вниманием…