Всё исправить
Шрифт:
– Погоди-ка… – Алексей вдруг понял, что именно нужно сделать. Движение ладони, и замки с лязгом открылись. Путь свободен!
– Ну вот, – она снова негромко засмеялась. – Ты отнимаешь у меня возможность свершить подвиг, вызволив любимого из темницы!
– Виноват, – повинился он, широко улыбаясь. – Не буду больше!
Далее они шли уже так, как будто никаких преград не существовало вовсе. Перед сплошными стальными дверями Юля просто и естественно исчезала, в тот же миг возникая по ту сторону преграды, как и положено привидению. А хотя бы и овеществленному – какая разница?
– Юля, Юль…
– М?
– Я верно решил задачу?
– Решил с плюсом... Ты мог убить – и не убил. Ты мог сломать, сделать куклу – и не сломал. Ты мог сделать все просто грубой силой. Но ты дал ему возможность исправить содеянное самому. Как то и должно человеку.
– А отчего тогда он…
– Просто я успела раньше. Потому что я так хочу!
На улице царил острый предутренний морозец, враз забравшийся под рубаху. Чекалов оглядел стоящие машины, стоявшие во внутреннем дворике, прикидывая, но ничего предпринять не успел. Знакомая черная «Волга» с шумом остановилась возле самого входа.
– Я успел, я успел! – Борис Львович выскочил с водительского места – очевидно, сегодня он предпочел обойтись без шофера. – Я все сделал!
Он опустился на колени, не обращая внимания на свежевыпавший снег, белым покрывалом подернувший серость асфальта.
– Больше никто не побеспокоит тебя. Никто, пока ты сам того не захочешь. У меня все получилось. Я все исправил!
– Ну вот и ладненько, – тепло улыбнулся пожилому, измученному жизнью человеку Алексей. – Спасибо, Борис Львович. Познакомьтесь, кстати, это моя жена. Та самая, умершая.
Озорно блестя глазами, Юля сделала книксен, что при ее гардеробе вообще-то выглядело довольно двусмысленно.
– Да-да, конечно… – не выказывая ни малейшего удивления, гэбист галантно поклонился ожившей покойнице. – Садитесь, вам холодно… я подвезу… Господи, знал бы ты, как это было мучительно и больно… Но я успел! Я все сделал! Какое счастье…
Снежок сыпал с небес, точно кто-то там, в небесах, сеял муку – не снег даже, алмазная пыль… Чекалов поднял голову, обратив лицо к низко нависшей серой тверди – ну что это такое, давай уже настоящий снег, что ли… Давай, ну? Не жалей!
– Ну вот… – тесть тяжело опустился на скамеечку, врытую возле столика. – Вот мы и опять здесь. Здравствуй, дочка.
Теща тихонько заплакала, и Алексей вновь украдкой пощупал занывшее сердце. Вот ведь напасть… кардиограмму пора сделать. Интересно, а у тех, олимпийских богов, когда-нибудь болело сердце? Или во всемогуществе своем им достаточно было пожелать, и никаких проблем?
Неподалеку копошилась очередная траурная процессия. Кто-то невнятно рыдал, кто-то вполголоса разговаривал, остальные угрюмо молчали. Алексей оглядел сидевших за столиком. Тесть, теща, шурин… И он сам. Вот и все, кто помнит через год. Вера Николаевна, правда, осталась с Юльчонком дома…
– Как сердце ноет у меня чего-то сегодня… – внезапно пожаловался тесть. – У тебя нет? Я гляжу, все левый бок украдкой щупаешь…
– Ноет, – не стал отрицать Алексей. – Не театр тут потому что.
– Тебе нельзя, – мотнул головой старик. – Мне уже можно и помереть в случае чего, а тебе никак. Кто Юленьку поднимать будет?
– Нельзя, – согласился Чекалов. – Ты наливай уже, что ли, Пал Петрович.
Тесть тяжело вздохнул.
– Так ведь ты и не привык меня папой-то звать. Ладно еще Анну мамой кличешь… Впрочем, теперь уже и…
Махнув рукой, он налил стопки коричневой жидкостью.
– Коньяк на поминки не дело…
– Не пью я водку больше. Коньяк вот, он для сердца по крайней мере… Мама Аня, не держите уже, расплескаете. Пейте, тут не так много.
Выпили вчетвером.
– Может, зря я именно сегодня… – тесть зажевал маленьким соленым огурцом. – Да ведь уедем, и не поговорить толком по телефону… Короче, переговорил я с Верой Николаевной. Ничего плохого в том нет, что ты женщину завел. Не дело это, такому молодому одному жить. Юля бы наша тебя поняла… и не обиделась.
– А она и не обижается, – чуть улыбнулся Чекалов.
– Гм… кхм… – тесть посуровел. – Некстати шутка вышла…
На секунду Алексей зажмурился – так вдруг отчаянно захотелось, чтобы явилась здесь она. Пусть даже так, как привычно стало – прекрасная и нагая… И пусть они знают…
«Угу, сейчас разбежалась. Сдурел, Лешик?»
Он открыл глаза, оглянулся.
«Юля, Юль…»
«М?»
«Ты где?»
Короткий бесплотный смешок.
«Нигде. И везде. Да, теперь уже везде с тобой, Лешик. Год прошел… и ты меня не отпустил. Обратной дороги нет»
Пауза.
«Юля…»
«М?»
«Я счастлив. Хочешь верь, хочешь нет. Вот такое счастье у меня»
Вновь короткий бесплотный смешок.
«Я не верю. Я знаю»
Чекалов взял бутылку и налил по второй.
– Давайте без слов, ладно?
Тесть молча сгреб стопку.
– Мне пожалуй хватит… – все-таки подала голос теща. – Сегодня еще гостей встречать весь день…
– Все будет хорошо теперь, мама Аня, – вновь чуть улыбнулся Алексей. – И хватит уже про женщин, право. Юля со мной. Была, есть и будет. Пока я к ней не… а впрочем, это еще очень не скоро случится. И все теперь получится… собственно, уже получилось.
Неподалеку показалась еще одна похоронная процессия, и сердце немедленно отозвалось ноющей тупой болью.
– Да что ж это такое, в самом деле… – теперь уже тесть тер левый бок, засунув за пазуху руку. – Погода сегодня, что ли…
– Кладбище так влияет, – подкинул правдоподобную версию Чекалов, подавив ненужную улыбку. Все. Теперь уже точно все. Никаких сомнений больше быть не может.
Вот так он, стало быть, и действует, вирус Бога. Инкубационный период закончился. Имеет место развернутая клиническая картина.