Всё, кроме любви

Красовская Марианна

Голос его звучал холодно, впрочем, как всегда, но накрутившая себя Пенелопа услышала в нём отражение своих страхов.

— Хурт, ну пожалуйста, — голос сорвался на умоляющий, а на щеках появились две влажные дорожки. — Я сильная, я потерплю, я честно-честно взрослая! И сделаю всё, что ты скажешь, только не уходи! Не бросай меня, Хурт, не бросай меня опять одну!

Контрабандист и убийца достал платок, протянул руку и мягко вытер слёзы на её щеках, а потом, приставив платок к её носу, сказал.

— Сморкайся.

Пеппи округлила глаза.

— Ты

же сказала, что сделаешь всё, что я скажу. Сморкайся.

Пенелопа со всей силы дунула в ткань, Хурт вытер ей нос и, свернув платок, положил в карман.

Вновь возникшим удивлением, смешанным с каким-то новым, тёплым чувством он насладится позже, распробовав все его оттенки. Она, больше него самого — убийцу, боится, что он уйдёт.

Спасибо, Всевышний, это очень… приятный подарок.

Пеппи не понимала. Она совершенно не понимала этого странного страшного человека. Такого нужного и близкого. А больше всего она не понимала себя.

Он обходился с ней грубо — но с другими был просто жесток, ей же всеми силами старался не причинять боль и постоянно об этом напоминал. Он пугал её до чёртиков, но при этом защищал от всего мира. Он говорил прямо, что использует её, но при этом решал её проблемы.

Он в розыске. Он убийца. Он сделал её соучастницей.

Он сказал, что они поженятся. И после этого поговорят о детях.

Она чувствовала себя загнанным в угол мышонком, понимая, что теперь он её просто так не отпустит, и при этом едва не умирала от страха, решив, что он её бросит.

Хурт Вагнер. Человек в рабском ошейнике, которому она готова беспрекословно подчиняться. Что он с ней сделал?

Пеппи сказала ему правду — она действительно готова на всё, только бы он не бросил её одну. А он просто вытер ей нос, хмыкнул и развернулся к двери.

— Нет! — выкрикнула девушка, кинувшись в ту же сторону, обогнала его, едва не сбив с ног, захлопнула дверь и дважды повернула в ней старомодный железный ключ — символ аристократизма и приверженности традициям. Такие были здесь в каждой двери — просто потому, что ее покойный отец любил антиквариат.

Хурт легонько приподнял брови. Это означало удивление.

— Ты меня заперла? — уточнил он.

— Нет конечно, — почти прошептала Пенелопа. — Я же не активировала магнитные замки. А этот тебе — на один удар.

— Тогда что это за цирк?

— Это символ. Ну, как этот ключ. Я не хочу, чтобы ты уходил.

— Прикажешь жить в кабинете?

— Хурт, пожалуйста. Ты же всё понимаешь. Я не могу так. Скажи, что простил меня. Или накажи. Но только не уходи так, пожалуйста. — Пеппи подошла к нему и, глядя в глаза — причём неожиданно сразу в оба — медленно опустилась на колени. Её руки потянулись к поясу его брюк.

Мужчина перехватил их.

— Тянешься к бластеру? Это опасная игрушка, девочка, можно пораниться.

— Что? Нет! Я…

— Пеппи, я пошутил. Вставай давай.

— Но почему? Мужчинам ведь это нравится. Тебе тоже ведь понравилось? Там, на балконе.

Я буду стараться, тебе снова понравится…

— Вставай, я сказал, ну! — Хурт потянул её за руки, поднимая. — Что за склонность к драматизму? Я же сказал, что не буду тебя наказывать. Это всё равно бессмысленно, ты делаешь глупость за глупостью, совершенно не отдавая себе в этом отчёт. Чтоб усвоенный урок работал, нужно о нём помнить, а у тебя от страха память становится как у глубоководной рыбки.

— Это очень плохо, да? — дрожащим голосом спросила перепуганная “рыбка”.

— Да, девочка. Ну а сейчас чего ты боишься?

Он знал. Но хотел услышать ещё раз. Отчего-то ему было приятно это слышать.

— Что ты уйдёшь. И… я хоть всё ещё не такая красивая, как Гвен, но стараюсь… Просто скажи, что делать, чтоб тебе понравилось…

— Всевышний, если бы мне нужен был просто секс, я бы пошел в бордель. Так что прекрати зацикливаться. Никуда я не уйду. И не уйду я потому, что ты — моя, независимо от того, насколько ты хорошая любовница. О-о, — простонал он, увидев, как вытянулась её заплаканная мордашка, — да хорошая ты любовница! Я просто пытаюсь донести до тебя, что это не самое важное…

Он осёкся, понимая, что делает только хуже. Пеппи всхлипнула.

— А-а, ладно, — сдался Хурт, прижимая её к себе. — Иди сюда. Будешь доказывать самой себе, насколько ты классная любовница.

Он накрыл её губы своими в настоящем, чувственном поцелуе. Но в то же время — неожиданно мягком. Истерика вроде прошла, но он планировал полностью её успокоить.

Идея подчинить себе эту девочку, попросту запугав, на глазах претерпевала изменения. И дело было не только, и не столько в том, что с перепугу она косячила в разы больше, сколько в том, что он уже всё больше видел в ней партнёра. А контролировать партнёра только страхом — опасно, ведь рано или поздно найдётся то, что испугает сильнее. Или тот.

Нет, разумно опасаться своего мужчину ей всё-таки стоит, но вот глубинный страх нужно заменить на доверие. И как можно деликатнее. Он воспитает в своей девочке не только покорность и уважение, но и преданность. Хурт был уверен, что на почве её влюбленности эти семена дадут шикарные всходы.

Эта мысль даже заставила Вагнера на пару секунд отстраниться от сладких губок Пеппи, чтоб внимательнее вглядеться в её затуманенные желанием глаза. Да она же действительно влюблена в него по уши! Хотя, похоже, сама этого пока не осознала.

Потому и шугается, а загнанная в угол — шерсть на шкирке дыбом ставит. Но она — маленький затравленный опекуном зверёк, ей простительно.

Ничего, он быстро её приручит, и даже одомашнивать не будет. Дикий преданный зверь гораздо интереснее, да и ценнее домашнего питомца. Пусть его девочка остаётся дикой рысью — главное, чтобы только с ним она мурлыкала.

Хурт улыбнулся этому сравнению с земной хищницей, навеянному, видимо, её серёжками-кисточками. Вот как есть — рысенок. Но она вырастет.