Все лучшие повести о больших приключениях
Шрифт:
— Есть. Еще одна фамилия, совсем последняя — Цыпленок.
— А чем Цыпленок-то не годится? — удивился папа.
— Тем, что паспортистка приписала к нему «жареный». Берите, если хотите.
Остановились на Голиццыне с двумя «ц». Правда, Жаб Жабыч настоял, чтобы фамилия была сдвоенная: Голиццын-Сковородкин.
После этого начальник торжественно вклеил фотографию Жаб Жабыча, написал место рождения — «Суринам», национальность «пип», расписался и вручил документ счастливому Жаб Жабычу.
Жаб Жабыч не знал, куда деть паспорт. Карманов у него не было, а держать во рту — паспорт расклеится.
Когда
Теперь он мог носить там не только паспорт, но еще и ключ от квартиры.
Глава десятая
Жаб Жабыч собирается в спячку
Постепенно наступала холодная осень. Жаб Жабыч становился все вялее и вялее. Его все труднее было вытащить из будки. Практически его приходилось вытряхивать и выкатывать.
Как-то раз в один из последних солнечных дней Жаб Жабыч сказал Владику:
— Я все-таки земноводный. А земноводные зимой спят. Меня пора упаковывать.
— Как? — спросил Владик.
— Очень просто. Твои папа и мама меня уже укладывали. Меня надо положить в коробку из-под телевизора и пересыпать опилками, а весной разбудить, чтоб я не видел этого кошмара.
— Какого кошмара? — удивился мальчик.
— Ну, снега там. Всякой метели.
— Жаб Жабыч, а откуда ты знаешь, что снег и метели — это кошмар? Ты же их никогда не видел.
— А откуда ты знаешь, что тараканы несъедобные? — спросил Жаб Жабыч. — Ты же их никогда не пробовал.
— Это врожденное, — ответил Владик.
— Вот и у меня врожденное!
Раз так, стали готовить Жаб Жабыча к упаковке. Нашли ящик из-под телевизора. Засыпали в него опилки и стружки всякие. И стали ждать первых морозов.
Но тут вдруг все резко изменилось. Однажды Жаб Жабыч заявил:
— Скоро мы будем прощаться. Я улетаю на юг.
— Как на юг?! — поразился Владик. — Разве жабы на зиму улетают?
— А я не в стае, — ответил Жаб Жабыч. — Я в самолете. Мы летим с фотографом Стенькиным зарабатывать первоначальный капитал.
— С каким Стенькиным? — спросил потрясенный папа.
— С фотографом. С моим другом. У которого я жил в сарае.
Оказывается, пока папа с мамой были на работе, а Владик стремился к знаниям в школе, к их дому постоянно приходил блудливоватый фотограф Стенькин и уговаривал Жаб Жабыча лететь с ним на юг, работать фотомоделью на пляжах.
— Мы поработаем годик. Зато домой вернемся на двух «мерседесах». На юге тепло, девушки в купальниках.
Девушки в купальниках Жаб Жабыча не интересовали, а вот «мерседес» его заинтересовал. Он давно хотел сделать Владику какой-нибудь подарок.
Теперь у Жаб Жабыча был паспорт, и ему смело можно было покупать билет на самолет.
— А как же мы? — спросила расстроенная мама.
— Я скоро вернусь, — успокоил Жаб Жабыч Голиццын-Сковородкин. — Я приеду гордым и богатым.
Теперь это уже был не тот скромный Жаб Жабыч, который сбежал из института генетики и всего боялся, теперь это была важная птица, практически князь. Фамилия Голиццын обязывала.
Как его ни уговаривали, в субботу утром он собрал свои вещи — жилетку и кепочку, взял свои документы — паспорт и таможенную декларацию «За мной следует груз» —
— Возвращайся. Мы всегда тебя ждем.
Без Жаб Жабыча Владику было скучно. Когда он приходил из школы, никто его не встречал. Никто его не обнимал мокрыми руками. Никого он не дрессировал, ни на ком верхом не катался. Жизнь просто опустела.
Владик приставал к родителям:
— Родите мне братика.
— Родите мне братика. Или купите духовой пистолет.
И братика ему не родили, и пистолета не купили — жизнь не удалась. Вся надежда была на весну, на возвращение князя Голиццына-Сковородкина, в просторечии Жаб Жабыча.
Владик ждал весны, как соловей лета.
И вот дни начали длиннеть, ночи уменьшаться. Учителя стали улыбчивыми и нарядными. И в это самое зимне-весеннее время из Крыма из города Ялты пришло письмо.
Глава одиннадцатая
Письмо из города Ялты
Письмо было написано на дохленькой бумажке синей ученической ручкой. Писал не сам Жаб Жабыч, а мальчик, у родителей которого снимал комнату фотограф Стенькин.
«Здравствуйте, мои друзья и знакомые!
Живу я хорошо в солнечном городе Ялте. Правда, он совсем не солнечный, потому что все время идет снег.
В солнечные дни мы с моим другом работаем на пляже, а когда идет дождь, начинается война и все тогда живут в сараях. Мы живем в разных сараях. Мой сарай лучше, потому что он деревянный.
У нас очень хорошая хозяйка. Очень остроумная. Когда идет мимо меня, она всегда так смешно говорит: «Видеть не могу это чучело!» Хотя меня видно за километр.
Кормят меня хорошо, но невкусно. Мой друг приносит мне из ресторана крабовые очистки. Я немного похудел. Но мой друг меня успокаивает. Он говорит, что похудеть — это поправиться наоборот.
Я дружу с мальчиком Вовой, который сейчас пишет это письмо. Мы с ним ходим купаться по ночам, если тепло. Вова ловит для меня креветок. Это такие вкусные морские тараканы. Они меня очень поддерживают.
На пляже все меня любят, особенно дети. Все со мной фотографируются. Мой друг говорит, что лет за десять я насобираю денег на автомобиль и вернусь к вам на своей машине.
Еще он хочет, чтобы я был не только фотомоделью, но и осликомоделью. Он хочет меня запрягать в тележку, чтобы я катал детей.
Я посылаю тебе свою фотографию вместе с Вовой и с нетерпением жду, когда пройдет десять лет. Вы тоже меня ждите и не забывайте. Я без вас очень скучаю. Иногда даже плакаю».
На фотографии был заснят грустный Жаб Жабыч в обнимку с толстым, добродушным мальчиком. Мальчик был в шортах, коротких сапожках и синей куртке. На Жаб Жабыче почему-то была надета большая женская шляпа.
На обратной стороне фотографии имелась надпись:
«Ваш Жаб Жабыч очень хороший. Приезжайте к нему в родительский день. Вова Новиков».
На конверте был очень простой адрес: «Ялта, ул. Школьная, дом 1».
Владик прочитал письмо и немедленно позвал для совещания ближайших друзей — Витю Верхотурцева и Любу Кукарекову. Они тоже прочитали послание.