Все лучшие повести о больших приключениях

Успенский Эдуард Николаевич

Мохнурка сразу повел в атаку нескольких интернатников: Фьюалку, Устина, Снежную Королеву и Севу Боброва. Они бесшумно скрылись. А через две минуты так же бесшумно появились. Только их все время разбрасывало в разные стороны или стягивало вместе. Потому что они несли Плюмбум-Чоки в сиреневых трусищах. А он, тоже бесшумно, бушевал и сопротивлялся.

— Плюмбум-Чоки, разве ты не хочешь к нам? — спросила Люся.

— Ккккк вамк кхочу! — проскрипел Чоки. — А они ксказали, кчто кбудут ккктанцы. Кккк ктанцам я кне кхочу.

Он, наверно, думал,

что танцы — это какие-то иностранцы: американцы, испанцы… в общем, танцы — жители Тании.

— Танцы — это когда парами кружатся под музыку! — объяснила Люся Плюмбуму.

— Значит, у нас будет кружильный праздник! — захлопала в ладоши Цоки-Цоки. — Ура!

Она принесла из чулана барабан и села на стул. Другие оркестранты тоже принесли стулья и поставили перед собой стойки с нотами. А инструментов у них не было.

Все они были важные и напоминали оркестр из басни Крылова. Так и хотелось сказать:

Однажды белка, волк, ежонок И Плюмбум, то есть медвежонок, А также муравьед Задумали сыграть квартет.

Биби-Моки топнула ногой несколько раз, задавая ритм, Цоки-Цоки застучала на барабане, а Устин взвыл, как будто он труба. И полилась непривычная, но очень трогающая музыка.

Иглосски выскочил вперед, стал приплясывать и греметь иголками. При этом Плюмбум-Чоки как-то странно скрипел и тикал. Но очень музыкально. А Биби-Моки пела как саксофон.

Так весело получалось, что нельзя было устоять на месте. Люся и вся меховая братия задвигались, закачались.

Танец становился все веселее и быстрее. Все неожиданней. Кара-Кусек от восторга стал прыгать с передних лап на задние. Мохнурка катался по комнате колесом. А Снежная Королева прыгал на стенку, прилипал там под потолком и отлетал обратно.

И все подвывали в такт музыке.

Дверь распахнулась. В комнату вплыла матушка Зюм-Зюм с белым платочком, как будто ансамбль «Березка» приехал. И все еще больше завеселились.

Сева Бобров выскочил на середину комнаты и запел:

Сева, Сева, Сева, Сева. Сева, Сева — молодец!

Он победоносно на всех посмотрел, застеснялся и убежал. Тогда вышел вперед Бурундуковый Боря и тоже запел:

Боря, Боря, Боря, Боря! Боря, Боря — молодец!

В оркестре наступила пауза, и Боря ретировался.

Ёжик Иглосски выступил из оркестра и, клацая иголками, прошелся перед интернатниками, напевая:

И Иглосски, и Иглосски! И Иглосски — молодец!

Не выдержал и хулиганистый Кара-Кусек. Он стал прыгать вверх, переворачиваться в воздухе,

прилипать ногами к потолку… При этом он выкрикивал:

А уж, а уж, а уж, а уж Кара-Кусек лучше всех!

На этих не совсем воспитательных словах в ночевальню вошел Мехмех:

— Милостивые интернатники! Вы так развеселились, что скоро дом сломаете. Пора обедать!

Интернатники притормозили. Радостно загалдели и посыпались бесшумно по лестнице вниз. Туда, на первый этаж, где была кухня и столовая.

— Девочка Люся, зайдите ко мне в кабинет, — попросил директор.

В кабинете у него был какой-то здоровенный мужчина. Добродушный и на редкость спокойный.

— Здравствуйте, — сказала ему Люся.

— Здравствуйте, — слегка поклонился он.

— Это наш снабженец и рабочий кухни, — сказал дир. — Дядя Костя Сергеенко. А это учительница Люся.

Дядя Костя протянул руку. Она была как совковая лопата. На ней мог запросто танцевать Иглосски.

— Я хочу рассчитаться, — продолжал дир. — Вот ваши хендрики, дядя Костя. За половину месяца.

Он протянул дяде Косте два прозрачных полиэтиленовых пакета. В пакетах были какие-то разноцветные корешки и самые яркие травки. А снаружи на каждом пакете был нарисован сочный красный крест.

— Распишитесь, дядя Костя.

Дядя Костя взял карандаш двумя пальцами, как берут швейную иглу, и что-то вышил на разлинованном листе бумаги.

— А это ваши хендрики, девочка Люся.

Люсе тоже дали два пластмассовых пакета. И она тоже расписалась.

Дядя Костя вышел из кабинета. И было видно в окно, как он выкатывал с участка большую тележку на резиновом ходу.

— У него мать болеет, — сказал дир. — Ему очень нужны хендрики.

Дир помолчал, а потом сказал:

— Девочка Люся, нам срочно требуются эвкалиптовые листья, чтобы кормить Плюмбум-Чоки.

— Да, я постараюсь их купить, — ответила Люся.

— И еще. Вы обещали с папой поговорить про комиссию. Они нас замучили. Все спрашивают: «Кто вас открыл?», «Где выписка из решения?», «Покажите места общего пользования», «По какой программе у вас идут занятия?». Мы им все рассказываем, а потом, когда они уезжают, мы им вслед включаем забыванты на всю мощь. Они отъедут на два километра и снова возвращаются. И спрашивают: «Кто вас открыл?», «Где выписка из решения?».

— Я не успела поговорить с папой, — сказала Люся. — Но теперь у вас есть телефон. Вы позвоните мне, а я все узнаю.

Еще Люся поговорила про свою любимую подругу Киру Тарасову. Что ее тоже можно привлечь к работе. Конечно, в тактичной форме. Она молодая, но очень обещающая обманистка. Ни одного слова не скажет, чтоб не приврать. Но никогда в этом не признается.

Дир отказался:

— Девочка Люся. У нас сейчас очень трудное положение. Мы не можем увеличивать связи с городом. Вы видели, что делается возле добродушей и забывантов?