Все монархи мира - Древняя Греция, Древний Рим, Византия
Шрифт:
Расположившись лагерем на открытом месте, царь стал совещаться о том, что делать дальше. Люди, знавшие местность, говорили Александру, что в Персеиду легко попасть через Мидию, но совесть не позволяла Александру оставить без погребения убитых воинов. Он призвал к себе недавно взятых пленников, среди которых был один, знавший персидский и греческий языки. Пленник сказал, что царь напрасно ведет войско в Персеиду по горным хребтам; есть лесные тропинки, едва доступные людям, где все закрыто зеленью, и сплетающиеся деревья делают лес непроходимым. Александр немедленно ухватился за эту возможность зайти Ариобарзану в тыл (Курций Руф: 5; 3-4). Он оставил в лагере полки Кратера и Мелеагра и велел им штурмовать стену, как только они узнают, что Александр уже обошел кругом и подходит к персидскому лагерю (об этом должен был известить сигнал трубы). Сам он с полками Пердикки и легковооруженными ночью осторожно вышел из лагеря и двинулся в горы (Арриан: 3; 18). Путь его был чрезвычайно тяжел. Помимо труднопроходимых скал и откосов, воинам приходилось преодолевать снежные заносы; перебравшись через перевал, воины оказались среди болот и непроходимых лесов (Курций Руф: 5; 4). Тем не менее, оставив позади все трудности, македонцы внезапно напали на сторожевые посты
Рассеяв врага, македонцы двинулись к Персеполю. В пути Александру было доставлено письмо хранителя царской казны Тирида-та. Тот писал, что жители, оставшиеся в городе, услыхав о приближении македонцев, хотят разграбить сокровищницу; пусть же он поторопится ее захватить. Александр оставил пешие войска и с одними всадниками поспешил к Персеполю, который успел захватить раньше, чем охрана расхитила казну. Он уже завоевал и частью принял на сдачу много городов с обильными царскими богатствами, но сокровища этого города намного превзошли все остальное. Сюда варвары свезли богатства со всей Азии, золото и серебро лежало в сокровищницах грудами. Общая сумма добычи достигала 120 000 талантов (Курций Руф: 5; б), если перевести золото в цену серебра. Желая взять часть этих денег с собой для военных нужд, а другую поместить для сохранности в Сузах, Александр потребовал из Вавилона, Месопотамии, а также Суз караван мулов и, кроме того, 3 000 вьючных верблюдов. Весь город кроме царского дворца был отдан на разграбление воинам. А был этот город самым богатым из существующих под солнцем, и в домах частных лиц с давних пор было полным-полно всякого добра. Македонцы, врываясь, убивали всех мужчин и расхищали имущество, которого имелось очень много (Диодор: 17; 70-71). Дворец вскоре разделил судьбу персидской столицы. Рассказывают, что, собираясь выступить против Дария, Александр как-то вместе с друзьями пировал и забавлялся. На пирушку к своим возлюбленным пришли и женщины, пившие вместе с остальными. Самой известной была Таис, родом из Аттики. В разгар веселья она воскликнула, что всего сладостнее для нее было бы поджечь дом Ксеркса, сжегшего некогда Афины, самой подложить под него огонь, чтобы по всему миру пошла об этом молва и чтобы говорили, что женщина сильнее отомстила персам за Элладу, чем знаменитые военачальники Александра. В ответ поднялся крик. Сотрапезники стали уговаривать и подгонять друг друга. Царь, увлеченный общим порывом, вскочил с венком на голове и с факелом в руках пошел впереди. Спутники его веселой толпой окружили дворец (Плутарх: "Александр"; 38). Александр первым бросил факел, затем это сделали и другие, и вскоре дворец со всеми постройками был охвачен огромным пламенем (Диодор: 17; 72).
Александр провел в Персеполе четыре месяца, обладая теперь сказочными богатствами. Он осыпал подарками своих друзей. По природе своей он был очень щедр, и когда дела его пошли все лучше и лучше, он стал раздавать еще больше. Вел он при этом себя с такой приветливостью, которая делала подарок по-настоящему приятным. Однако, когда он увидел, что его сподвижники утопают в наслаждениях и образ жизни их становится просто противным (у теосца Гаг-нона, например, сапоги были подбиты серебряными гвоздями; Лео-нату караваном верблюдов привозили для гимнастики песок из Египта; Филота заказал себе охотничьих тенет на 100 стадиев длины; миррой натирались теперь в бане больше, чем раньше оливковым маслом, и держали при себе постельничных и массажистов), он стал ласково и разумно упрекать их. Сам он, упражняясь и побуждая к этому других, подвергал себя ради доблести постоянной опасности. Друзья же его, получив богатства и высокие звания, хотели жить в роскоши и безделье. Их тяготили стран -ствия и походы. Постепенно они дошли до того, что стали злословить на царя. Тогда он относился к этому еще спокойно, говоря, что это царский удел: слушать брань за оказанные милости (Плутарх: "Александр"; 38-41).
В начале 329 г. до Р.Х. Александр выступил из Персеполя с намерением нанести окончательное поражение Дарию Дарий тем временем собирал войско в Бактриане и глубинных сатрапиях. Но Александр не дал собраться ему с силами. Стремительность продвижения македонцев превзошла все мыслимые возможности (Диодор: 17; 73). Выйдя из Персеполя, Александр через две недели овладел уже всей Мидией и вступил в ее столицу Экбатаны. Здесь он узнал, что у Дария фактически нет боеспособного войска и единственное свое спасение тот видит в бегстве. Пробыв в Экбата-нах ровно столько, сколько требовали от него дела по налаживанию управления страной, Александр вновь устремился в погоню, - на этот раз через земли Парфии. В пути до него дошли известия, что армия Дария разбежалась, а сам Дарий оказался в полной власти бактрий-ского сатрапа Бесса, который держит царя на положении пленника. Услышав об этом, Александр заторопился еще больше. Через несколько дней изнурительной погони македонская конница настигла варваров. Все они обратились в бегство, даже не начав сражения. Бесс и его единомышленники старались увезти с собой в повозке Дария, но, когда Александр уже совсем настиг их, нанесли Дарию множество ран, бросили его, а сами бежали. Дарий умер раньше, чем его увидел Александр (Арриан: 3; 19-21).
Бесс же ускользнул от Александра вместе с Набарзаном и многими другими и добрался до Бактрии. Здесь он стал призывать народ к защите своей свободы. При этом Бесс указывал, что сама их земля во многом будет им помощницей: она недоступна, и населения в ней достаточно, чтобы приобрести независимость. Он заявил, что будет предводителем на войне, уговорил народ и объявил себя царем; набрал солдат, заготовил много оружия и ревностно занялся тем, что насущно требовалось в данный момент.
Между тем Александр видел, что македонцы рвутся домой, считая, что со смертью Дария война закончена. Собрав их всех и воодушевив подходящей речью, он уговорил их продолжать поход. Воинов из союзных греческих городов Александр созвал отдельно, поблагодарил за то, что они сделали, и отпустил, подарив каждому всаднику по одному таланту и каждому пехотинцу по 10 мин. Кроме того, он выплатил причитающееся им жалование, добавив к нему плату за все время, какое они пробудут на возвратном пути домой. Тем же, кто предпочел остаться вместе с царем, он выдал каждому по три таланта. Так богато одарил он воинов потому, что, преследуя Дария, захватил много денег.
Устроив таким образом свои дела, Александр отправился в Гир-канию и завладел всеми городами этой страны вплоть до Каспийского моря. Вслед за Гирканией македонцам покорились и смежные с ней племена. Многие из военачальников, бежавших к Дарию, сами сдались ему. Милостиво обойдясь с ними, он прославился своим великодушием. Вскоре эллинские наемники, служившие в войске Дария, - а их было около полутора тысяч и они отличались своим мужеством - пришли к Александру с повинной, получили прощение и были зачислены в его полки с тем же жалованием (Диодор: 17; 74- 76).
Из Гиркании Александр пошел в Задракарты, самый большой город Гиркании, где находился царский дворец. Проведя там 15 дней, он двинулся дальше и вторгся в Парфию, а оттуда к границам Арии. В Сузию, столицу Арии, к нему явился Сатибарзан, сатрап этой страны. Александр оставил ему его сатрапию, но послал с ним небольшой отряд македонцев (Арриан: 3; 25).
Именно в это время Александр стал исподволь вводить у себя персидские обычаи. Сначала он завел во дворце жезлоносцев и поставил на эту должность уроженцев Азии, затем сделал своими телохранителями виднейших персов (Диодор: 17; 77). Еще находясь в Парфии, он как-то на досуге впервые надел варварскую одежду. Может быть, он хотел только приобщиться к местным нравам - принятие того, к чему люди привыкли и с чем сроднились, весьма способствует их умиротворению, - может быть, он незаметно пытался внушить македонцам мысль о том, что ему, как и персидскому царю, подобает кланяться в ноги, и постепенно приучал их мириться с переменой в образе жизни. Однако он, не принял целиком персидского облика: не надел ни штанов, ни верхней одежды с рукавами, ни тиары, но устроил себе что-то среднее между персидской и македонской одеждой: она была скромнее первой и пышнее второй. Он надевал ее сначала только дома, принимая варваров и друзей, а затем стал появляться в таком виде на людях и на больших приемах. Македонцев огорчало это зрелище, но, чтя доблесть царя, они рассуждали так: ему следует иногда уступать в том, что доставляет ему удовольствие и служит его славе (Плутарх: "Александр"; 45). Видя это, Александр стал действовать более смело. По примеру Дария он окружил себя наложницами; их было не меньше, чем дней в году, и они отличались красотой, так как были выбраны из всех азиатских женщин. Каждый вечер они становились вокруг царского ложа, чтобы он мог выбрать ту, которая проведет с ним ночь (Диодор: 17; 77). А чтобы не показалось, будто только он один опустился до порочной жизни тех, кто был побежден его армией, Александр позволил также и своим воинам брать в жены тех пленных женщин, с которыми они были в связи, полагая, что у солдат будет меньше желания вернуться на родину, если в лагере они почувствуют некоторое подобие домашнего очага и семейной обстановки (Юс-тин: 12; 4).
Чем дальше, тем более Александр усваивал местный образ жизни; коренных же обитателей приучал к обычаям македонским. Он считал, что во время его длительного отсутствия все устроится лучше без насилия, путем дружественного общения и взаимного приспособления. Потому он отобрал 30 000 мальчиков и велел учить их греческой грамоте и приучать пользоваться македонским вооружением; к ним приставили много учителей (Плутарх: "Александр"; 47).
Занимаясь всем этим, Александр не терял из вида Бесса, который вызывал у него все большую тревогу. Приходили известия, что Бесс надел высокую тиару и персидскую столу, называет себя не Бессом, а Артаксерксом, и говорит, что он царь Азии. К нему собрались персы, бежавшие в Бакт-рию, много бактрийцев, и он поджидает прихода союзников-скифов. Александр, имея при себе уже все свое войско, пошел на Бактрию.
Уже по дороге он получил известие, что сатрап ариев Сатибарзан перебил отряд македонцев, вооружил ариев и собрал их в городе Артакоане. Узнав о продвижении Александра, он решил идти со своим войском к Бессу, чтобы вместе с ним напасть на македонцев где придется. Получив такое известие, Александр не пошел в Бактрию, а с частью войска поспешно двинулся на Сатибарзана и ариев (Арриан: 3; 25). Когда царь приблизился к нему, Сатибарзан испугался и его большой армии, и прославленного мужества македонцев. Поэтому, взяв с собой 2000 всадников, он поспешил к Бессу, чтобы побудить его скорее оказать ему помощь, а остальным велел бежать на высокую гору, где было много непроходимых мест и удобных убежищ. Приказ этот был выполнен, но Александр, с присущей ему решительностью, энергично повел осаду беглецов и принудил их сдаться. Затем в течение 30 дней он овладел всеми городами в Арии и отправился в Дрангиану. Там он поселился во дворце Дрангены и дал отдых войску.
Подавив это восстание, Александр вскоре столкнулся с опасностью более грозной, так как исходила она не от покоренного врага, а непосредственно от самих македонцев. Некто Лимн, один из друзей царя, за что-то упрекал его и, увлеченный гневом, решил составить против него заговор. Когда заговор раскрылся, обнаружилось, что Филота знал о нем и не донес царю. Александр поручил судить его македонцам (Диодор: 17; 78-79). Положение Филоты давно внушало зависть и ненависть, и теперь на него возвели бесконечное количество клеветы. Его схватили и стали допрашивать (Плутарх: "Александр"; 49). То ли не выдержав пыток, то ли от угрызений совести (это так и осталось неизвестным) Филота признался, что стоял во главе заговорщиков. После того как он и все его сообщники были казнены, Александр распорядился убить также Пармениона. Долгие годы тот оставался первым другом Александра и вторым после него человеком в армии. Его не было тогда при дворе, так как он остался управлять Мидией. Александр послал на драмадерах людей, которые опередили весть о казни Филоты и тайком убили его отца в Экботанах. Убийство Пармениона было воспринято неоднозначно. Если солдаты, находившиеся в Дрангиане и присутствовавшие при суде Филоты, отнеслись к нему как к должному, то воины мидийских гарнизонов сильно негодовали на царя. Александр велел вскрывать их письма, направленные в Македонию. Всех, кто дурно отзывался о царских намерениях, он решил соединять в один отряд под названием "отряд беспорядочных", так как боялся, чтобы они своим ропотом и речами не развратили остальное войско (Диодор: 17; 80).