Все мы люди

Уэстлейк Дональд Эдвин

Громкий и довольно сердитый голос ворвался в фоновую музыку Ангелов с грязными лицами:

– Где он?

Дортмундер воздохнул. Он наполнил свой рот хлебом с майонезом, сел немного прямее и стал ждать неизбежного. Из фойе послышалось, как Мэй говорила что-то успокаивающе, но было очевидно, что она не справляется с задачей.

– Просто пусти меня к нему, – настаивал громкий раздраженный голос.

Послышались

тяжелые шаги, и вошел коренастый остроносый парень.

– Ты! – сказал он, указывая пальцем на Дортмундера.

Обеспокоенная Мэй проследовала за остроносым мужчиной в комнату и, пытаясь разрядить обстановку, произнесла:

– Посмотри, кто пришел. Это Энди Келп.

Дортмундер проглотил булку с майонезом.

– Я вижу его, – пробурчал он. – Он между мной и ТВ.

– У тебя есть работа! – кричал Келп голосом полным возмущения.

Дортмундер отмахнулся от него бутербродом, словно прогоняя муху.

– Не мог бы ты отойти немного? Я не вижу экран.

– Я не отойду.

Келп скрестил руки на груди и припечатал своими ботинками коврик, расставив слегка ноги, чтобы подчеркнуть свою решимость. Дортмундер мог видеть теперь только около трети экрана, как раз между ног Келпа. Он сполз с дивана вниз, пытаясь увидеть больше, но его собственные ноги соскользнули с кофейного столика.

А Келп снова повторил:

– У тебя есть работа, Дортмундер. Есть работа, но ты не сказал мне.

– Верно, – произнес Дортмундер, потягивая пиво.

– Я находил много дел, – сказал Келп обиженно. – А теперь ты получил одно и ты «кинул» меня?

Очнувшись от своей летаргии, Дортмундер сел прямо, пролив пиво на большой палец, сказал:

– О да, это верно. Ты принес мне работу. Ребенка, который потом похитил нас.

– Он никогда не делал это.

– А касса, – продолжал Дортмундер, – и мы теряем ее в проклятом Атлантическом океане.

– Мы взяли более двух тысяч штук из этой кассы, – подчеркнул Келп.

Дортмундер ответил взглядом полным отвращения.

– Две тысячи штук, – повторил он. – Напомни мне, это были доллары или песо?

Келп резко изменил позицию. Перешел от враждебной позиции к примирению, развел руками и сказал:

– Да ладно, Дортмундер. Это не справедливо.

– А я и не пытаюсь быть справедливым. Я не судья. Я вор и я пытаюсь заработать себе на жизнь.

– Дортмундер, не будь таким, – жалобно попросил Келп. – Мы такая потрясающая команда.

– Если бы мы не были так хороши, то умерли бы от голоду, – заметил Дортмундер и посмотрел на сэндвич в своей левой

руке. – Если бы не было Мэй, я бы умер с голоду, – и он откусил большой кусок бутерброда.

Келп отчаянно смотрел на то, как Дортмундер жевал.

– Дортмундер… – начала он, но потом просто развел руками и наконец, обратился к Мэй.

– Поговори с ним, Мэй. Разве я виноват, что касса упала в океан?

– Да, – ответил Дортмундер.

Келпа затрясло:

– Б-б-б-как?

– Я не знаю, но это была твоя вина. И это была твоя ошибка, что мы вынуждены были красть один и тот же изумруд шесть раз. Твоя вина, что мы похитили ребенка-гения, который поднял выкуп за нас. Это была твоя вина.

Келп даже пошатнулся от такого числа и многообразия обвинений. С широко распростертыми руками, он качнул головой и, взывая к небесам, взмолился:

– Я не могу поверить, что слышу такое в этой комнате.

– Тогда иди в другую комнату.

Не получив никакой помощи от Бога, Келп снова обратился к Мэй:

– Мэй, ты разве ничего не сделаешь?

Она не могла и она знала, что не сможет, но все же попыталась:

– Джон, ты и Энди были вместе так долго…

Дортмундер бросил на нее взгляд и произнес:

– Да-а. Мы только что вспоминали прошлое.

Затем он уставился в телевизор, где сейчас показывали рекламу, в которой балерина в пачке танцевала на верхушке огромной банки дезодоранта под музыку Prelude `a l'apr`es midi d'un faune.

– Мне жаль, Энди, – покачала головой Мэй.

Келп вздохнул. Его манера поведения была теперь строгой и деловой. Он произнес:

– Дортмундер, это конец?

Дортмундер не отрывался от балерины:

– Да, – ответил он.

Келп собрал изорванное в клочья чувство собственного достоинства.

– До свидания, Мэй, – попрощался он очень формально. – Мне жаль, что все закончилось так.

– Мы еще увидимся, Энди, – ответила Мэй, грустно посмотрев.

– Я так не думаю, Мэй. Спасибо за все. Прощай.

– Пока, Энди.

Келп вышел, даже не взглянув на Дортмундера, и через несколько секунд они услышали, как хлопнула входная дверь. Мэй обернулась к Дортмундеру, и теперь ее взгляд выражал больше раздражения, чем грусти:

– Ты был не прав, Джон.

На смену балеринам пришли ангелы с грязными лицами.

– Я попытаюсь посмотреть этот фильм.

– Ты не любишь фильмы, – возразила Мэй.

– Я не люблю новые фильмы и фильмы в кинотеатрах. Мне нравятся старое кино по ТВ.