Все мы врём. Как ложь, жульничество и самообман делают нас людьми

Стенвик Бор

В работе «Любовь и Западный мир» (L’Amour et l’Occident; 1940)^[43] философ Дени де Ружмон говорит о том, что современный брак немалого требует от супругов. По его мнению, количество разводов вызвано разочарованием в романтической любви. Чтобы избежать подобного, де Ружмон предлагает альтернативу — разумное партнерство, основанное на сотрудничестве. С ним отчасти соглашается профессор Лора Кипнис. Утверждения о том, будто брак на протяжении многих лет должен держаться на любви, страсти и доверии, — это обман, — такое мнение она высказывает в книге «Против любви» (Against Love; 2003). Однако ее толкование проблемы отличается от приводимого де Ружмоном:

Пожертвовать романтическими влюбленностями

и сексуальным влечением ради более спокойных радостей зрелой любви — это все равно что добровольно ампутировать вполне здоровый орган. Во-первых, проделать это можно лишь с хорошей анестезией, а во-вторых, будьте готовы к тому, что фантомные боли полностью никогда не исчезнут. Но если в обществе принято считать, что желание привнести в свою жизнь нечто новое постыдно, что хотеть удовлетворения непозволительно, — в этом случае придется готовиться к ампутации.

Абсурдно, но современные люди добровольно заключают договор, лишающий их львиной доли свободы, и стараются убедить себя в том, что они до самой смерти будут испытывать страсть к одному и тому же человеку, — удивляется Кипнис. Моногамия представляет угрозу счастью и независимости, однако большинство из нас принимают ее, видимо, поверив сказкам про «любовь». Другие ученые, например Аарон Бен-Зеев и социолог Рухама Гуссински, полагают, что опасность еще серьезнее. В своей работе «Во имя любви» (In the Name of Love) они называют романтическую идеологию смертельно опасной, причем в буквальном смысле. Авторы тщательно опросили 18 мужчин, убивших собственных жен или совершивших покушение на их жизнь, и пришли к выводу, что подобные поступки вызваны вовсе не ревностью, как это часто предполагается, а необоснованной верой в романтическую любовь. У всех женоубийц имеется одна общая черта: они верят в чистую, глубокую и вечную любовь. «Опасность любви заключается в том, что это в высшей степени изменчивое явление имеет тенденцию занимать основное место в жизни человека», — говорит Бен-Зеев.

Похожую точку зрения излагает Саймон Мэй. В книге «Любовь: история» (Love: А History) он подробно рассказывает, каким образом идея о вечной и беззаветной любви связана с христианской верой в единого Бога. Согласно христианскому учению, Божья любовь совершенно бескорыстна (у Него есть всё, поэтому взамен Он ничего не требует) и должна служить образцом для любви человеческой. Это требование практически невыполнимо, заявляет Мэй. Иными словами, мы пытаемся примерить на себя чувство, доставшееся нам в наследство от богов. Любовь превратилась в особое верование, причем такое же авторитарное, как и религия.

Согласно гипотезе, выдвинутой Гаретом и Митчелл, брак — искусственный способ продлить на долгий срок жизнь «любовным отношениям», а вот Лора Кипнис вообще сомневается в существовании подобной долгосрочной любви. Митчелл же, в свою очередь, допускает такую возможность, но уточняет, что долгосрочная любовь бывает истинной и ложной. Истинная любовь живет не благодаря обычаям и привычкам — она вырастает из сердца. Вот только в сердце ли зарождается настоящая любовь? И действительно ли такая любовь настоящая?

Взаимоисключающие импульсы

Робота Кэндзи ученые из научно-исследовательского института Toshiba создали в рамках специальной программы. Ее задача — научить роботов реагировать на эмоциональные стимулы. Кэндзи удался лучше других экземпляров. Стараниями ученых этот робот привязался к кукле — он часто обнимал ее и скучал, когда куклу уносили. А потом случилось кое-что непредвиденное: Кэндзи влюбился в молодую стажерку. Однажды, когда она собралась уходить, Кэндзи перекрыл своим громоздким телом выход из помещения и отказался выпускать девушку. Перепуганная стажерка вызвала коллег, которым пришлось отключить строптивого робота.

Эта история чересчур хорошая, чтобы вдобавок оказаться еще и правдивой.

В ней все, до единого слова, — выдумка. Она расползлась по Интернету в 2009 году, затем про нее забыли, однако время от времени кто-нибудь вновь выкладывает ее в социальных сетях, и интерес к этой выдумке возрождается. Я увидел ее в ленте новостей Facebook, когда работал над этой книгой. Если столько народа верит в эти россказни, наверняка на то есть определенные причины. Видимо, происходит это отчасти оттого, что в истории обыгрываются идеи, в высшей степени характерные для нашей эпохи, ведь мы практически ежедневно слышим о том, что разумные роботы и основанные на чувствах технологии вот-вот станут частью нашей жизни. Только представьте: пылесос, который отодвинется подальше, почувствовав, что вы не в духе! Или автомагнитола, которая заметит, что вы ведете машину чересчур агрессивно, и включит вам джаз. Как вам такое? Кроме того, выдумка о Кэндзи прекрасно вписывается в традицию историй о том, как созданные человеком существа развивают в себе способность любить. Примером подобных рассказов может служить история о Франкенштейне и фильм Стивена Спилберга «Искусственный разум» о роботе-мальчике по имени Дэвид.

Статья о Кэндзи отчасти напоминает повести Дэвида Фостера Уоллеса, пародирующие язык газетчиков, — достаточно посмотреть на следующий абзац:

С тех пор каждый раз, когда Кэндзи активируют, он мгновенно пытается встретиться с девушкой-стажером взглядом и спешит обнять ее своими двумя гидравлическими руками. Если это не удается, Кэндзи транслирует через 20-ваттный динамик в груди предварительно записанные шумы, с помощью которых он может общаться и способен озвучить свою любовь.

Подобно предшествующим произведениям на ту же тему, этот рассказ заставляет читателей задаться вопросом: а что же такое любовь?

«Несмотря на наши первые восторги, сейчас стало ясно, что импульсы Кэндзи и его поведение не совсем рациональны и правильны и выбиваются из заданной программы» — ссылается автор статьи на слова некоего «доктора Такахаси». Получается, что «рациональный» и «правильный» — основные понятия, позволяющие постичь, что такое любовь, но непосредственную связь между ними искать не стоит. Разве мы не сходимся во мнении, что любовь — чувство в высшей степени нерациональное? И можно ли тогда считать ее правильной? Действия робота определяются заранее заложенными в него программами, поэтому его поведение едва ли можно назвать любовью. Помимо этого, такое явление, как влюбленный робот, вызывает у нас определенное беспокойство, ведь где-то в глубине души мы осознаем, что нами руководят врожденные склонности и пристрастия. Тем не менее наши импульсы намного менее предсказуемы и более противоречивы, чем те, что зарегистрированы у робота Кэндзи, — именно поэтому наши чувства настолько нерациональны и внезапны. Все общие выводы о любви сталкиваются с одним очевидным несоответствием: любовь сама по себе — понятие противоречивое. Оно состоит из множества самых разнородных и отчасти взаимоисключающих эмоций: влюбленности, страсти и верности. Разве можно «запрограммировать» нечто подобное?

Антрополог Хелен Фишер попыталась систематизировать эти чувства. В конце 1990-х годов она в сотрудничестве с нейрохирургом Люси Браун разработали научно-исследовательский проект, основанный на предположении, что любовь состоит из трех различных элементов, а именно: секса, романтики и длительной привязанности. Во время сканирования мозга участникам эксперимента показывали фотографии любимых или просили их думать о сексе. Оказалось, что во время сексуального возбуждения задействуется гипоталамус, отдел мозга, отвечающий, в частности, за выделение гормонов. Романтическая любовь проявляется сразу в двух отделах мозга — гипоталамусе и некоторых участках базальных ганглиев, участвующих в процессах усваивания информации. Длительная привязанность тоже задействует базальные ганглии, но используются другие их участки.