Всё на земле

Кириллов Олег Евгеньевич

Идут они с Рокотовым по полю. Газик на обочине, а следом — председательская «Волга» приткнулась.

— Ночами, понимаешь, не сплю… Горько, и все… Вроде и жизнь впустую прожил. А она-то, земля, бессловесная… С ней что хошь твори. Молчит.

— Колхоз не сразу ликвидируется… Вначале Красное с окрестностями, а потом уже Матвеевка… Это лет через десяток… Остальные земли отойдут к соседним хозяйствам… Вы понимаете, прямо под вашими селами выход руды. Ну, километров на шесть к речке построились бы в свое время — и остались бы в стороне.

— Тут уж в стороне не останешься, — сказал Насонов, — все одно рано или поздно

прижмут. Вон в «Победе» как? Вроде и далеко от них и карьер и ГОКи, а жизни нет. Все поля дорогами переполосовали. Коммуникации. Скоро у Колыванова, говорят, очистные строить начнут. Вот тебе и все. Да самое-то обидное, что лучшие земли забирают. У меня вон в Кореневке если б забрали земли, так перекрестился бы с радости. Одни овраги. Скот там пасем. Так нет, самое лучшее берут… Да еще села под снос.

Хитер мужик. Нет-нет да и бросит взгляд, чтоб поглядеть, как его слова действуют. Да только на лице у Рокотова ничего не прочтешь. Дорошинский выученик. Насонов уже с соседями-председателями перемолвился! ежели первый секретарь в районе инженер, видно, сель ское хозяйство теперь под корень. Таких штук понастроили. Только при одном горно-обогатительном комбинате водохранилище на полторы тысячи гектаров… И то расширять собираются.

Целый день возит Насонов первого секретаря по колхозу. Специально ковырял фундамент Дворца куль туры, чтобы показать: на века строили. Фермы показал, школы в обоих селах. Предложил было заехать в больницу… шутка ли, на сто коек отгрохали, четырех врачей держим, парк, понимаешь, насадили, чтобы больной труженик побольше кислорода вдыхал… И все это под корень? Больницу осматривать первый секретарь отказался, причем торопливо как-то… Не понял ничего Насонов, но на всякий случай решил еще попробовать эту мозоль у Рокотова. Опять предложил глянуть хоть глазом на больницу. И сразу же глаза у шефа округлились от злости. Резко оборвал. Чего-чего, а характера у него хватает. Ясности в этом вопросе у Насонова не осталось, решил подумать на досуге: чем же так не ко двору Рокотову больница? Проголодался? Не может быть. Совсем недавно обедали в закутке колхозной столовой. Шикнул на повариху, когда вел умываться начальство, чтоб тащила все самое лучшее. От рюмки Рокотов отказался: и опять тут поневоле сравнишь его с Логуновым. Тот спуску не давал, когда за дело, а рюмку с председателем не брезговал пропустить.

Дело уже шло к восьми вечера. Была одна мысль у Рокотова, и для того чтобы уточнить кое-что, потребовал он у Насована карту угодий колхоза. Заехали в правление. Засел первый секретарь за карту, а председатель стой около него чурбан чурбаном… Хоть бы сказал, в чем дело. Сопит, и все. Еще брови хмурит.

— Ну-ка, кореневские пастбища…. ну овраги, очертите… Сколько здесь гектаров будет?

Насонов кинулся к карте и начал черкать:

— Вот тут… тут и сюда… Да кругом тыщи четыре гектаров… Земля, коли есть, так сплошной мел… Ни шута не растет, а на колхозе числится: угодья.

Ай да секретарь… Никак задумал?.. Еще Дорошину пытался всучить эту земельку Насонов, да тот сразу отыгрался: ты что, дескать, государство надуть норовишь? Это тебе не на колхозной ярмарке торговаться…

— Карту возьму, — сказал Рокотов, — потом верну… До свиданья.

Он вышел из правления, а Насонов торопливо поспевал за ним, чуть ли не бегом, прикидывая: а вдруг получится? Ну может же такое чудо статься?

Рокотов сел

в машину, торопливо пожал руку Насонову и укатил, оставив председателя в чувствах неопределенных: как оно еще повернется? Если будет решение исполкома об отчуждении, считай, что все. Потому что и в области решат, и в Москве утвердят. Без Москвы оно, конечно, ничего не выйдет, и можно будет еще и с жалобой туда поехать, да только коли на месте решат… Одна надежда на бумагу, которую всучил в свое время Дорошину. Да только за трюк этот может такое нагореть. Ох, боже ж ты мой…

А Рокотов гнал машину так, будто по меньшей мере судьба человечества решалась. Сейчас ему нужно было увидеть Саньку Григорьева, нынешнего главу «могучей кучки» дорошинской… Только бы застать его в кабинете и глянуть на геологическую карту района… Что там, в Кореневке? Какие выходы? На какой глубине?

Окна в кабинете отливают багрянцем. Солнце садится. Затормозил у самого крыльца, выключил мотор. Быстро вошел в прихожую. Вахтерша тетя Варя сбросила со лба на нос очки, руками всплеснула:

— Владимир Алексеевич… чего ж так-то поздно?

— Григорьев у себя?

— Там… И сам тоже у него…

«Сам» — это Дорошин. Что ж, тем лучше. Через три-четыре ступеньки Рокотов взлетел на третий этаж, пробежал по коридору, рванул дверь комнаты, которую с легкой руки Дорошина называли «мыслительной». Так и есть, все на месте… И Дорошин, и Санька, и Петя Ряднов… в общем, друзья-единомышленники… В сборе.

— Тра-та-та… — пропел Санька, — само начальство… Команду почему не подаешь, Ряднов? В кои века эта скромная келья видала умы, которые не испугались даже лестницы, имея персональный лифт…

— Юродствуешь? — спросил Рокотов. — И вообще, отдай циркуль. Я его здесь забыл, а ты уже просто — напросто приласкал… Любитель чужих вещей.

Санька хихикнул:

— Не приласкал, а оставил в качестве сувенира. Когда теперь возможность выпадет накоротке с начальством пообщаться? Небось в приемной у Владимира Алексеевича насидишься?

— Глупо, — сказал Дорошин, — глупо, Саша. Не юродствуй, Петя, согрей чаю. Вот мы тут заодно и спор наш решим. Володя третейским судьей будет.

— Не хочу Шемякина суда! — закричал Санька.

Не хочу… Вы все заодно.

Рокотов подошел к карте района, висевшей на стене, отдернул занавеску.

— Так… — Санька подошел поближе, стал у него за спиной. — Действие второе… По-моему, начинается что-то сверх программы.

Рокотов вынул карту Насована и стал сверять. Так и есть. Здесь тот же самый выход. Разница только в глубине. Здесь — сто семьдесят — двести метров.

— Кореневка… — заглядывая через плечо Рокотова, сказал Дорошин. — И ты, Брут? Ты тоже кинулся на эту приманку, Володя? Здесь нет богатых руд… Ты можешь меня назвать старым, выжившим из ума болваном, если я ошибаюсь…

— А вы были в «этих селах, Павел Никифорович?

Был… Много раз был… Ну и что? Давай слюни распустим и будем копаться в дерьме… Под селами лежит руда с почти шестидесятипроцентным содержанием металла… Эту руду можно прямо отправлять в домны… В Кореневке ты получишь бедную руду, которую нужно будет пропускать через обогатительные фабрики… А теперь прикинь, во что это обойдется? Во что обойдется государству твоя сентиментальность?

— Здесь, под нами, тоже лежит руда, — сказал Рокотов. — Так что же, давайте начнем взрывать то, что построили…