Всё о Манюне (сборник)
Шрифт:
– А вас зачем позвали? – крикнул пробегающий мимо Серго Михайлович.
– Играть будем!
– Что будете играть?
– Да фиг его знает. Сбацаем обычный репертуар в мажоре, – откликнулась зурна.
– Совсем с ума сошли, – притормозил Серго Михайлович. – Чайковского будете в мажоре играть? Или, может быть, Верди?
– Ну зачем сразу классика? Народное возьмем, наше, родное.
– Это что, например?
– «Песню взрослого мужчины».
Серго Михайлович пожевал губами, а потом махнул рукой и побежал дальше. «Пятьдесят лет постучались в
В девять ноль-ноль к автовокзалу подъехал оранжевый «москвич» третьего секретаря райкома. Передний и задний бампер машины были оформлены в гвоздики и флажки, усатый водитель дядя Акоп в огромной кепке-аэродроме и широком желтом галстуке, туго повязанном над кадыком, отливал в тон флажкам и гвоздикам помидорной пунцовостью. Затормозив в левый фланг демонстрантов, он какое-то время шарил невидящими глазами по разодетым до неузнаваемости в элегантное землякам. Потом все-таки стряхнул оцепенение, вылез из машины и открыл правую дверцу. Из салона, искрясь блескучей лысиной, вывалился товарищ Минасян. Темно-синий, застегнутый на все возможные пуговицы костюм ерошился лацканами и стрелками вусмерть отутюженных брюк, красный галстук удачно оттенял рыжие веснушки и праздничную взъеро– шенность взволнованного щекастого лица.
– Товарищи, – проорал в рупор третий секретарь райкома, – я сейчас поднимусь в кузов грузовика и руководить демонстрацией буду оттуда!
Далее он какое-то время прыгал вокруг машины, пытаясь забраться в кузов, пока водитель дядя Акоп не догадался мощным пинком подбросить его наверх.
– Товарищи! – через секунду раздалось откуда-то из-за кабины. Передняя спинка кузова возвышалась над кабиной на целых полметра, и, чтобы видеть демонстрацию «в лицо», маленькому третьему секретарю пришлось высунуться сильно вбок. – Товарищи! Разворачиваем транспаранты!
Колонны по команде развернули транспаранты. Третий секретарь крякнул в рупор и чуть не вывалился за борт – надписи и портреты были оформлены в смелый ядовито-зеленый, канареечно-желтый и прочий неожиданный колер. Особенно радовали глаз охровая лысина Ленина и болотно-зеленые усы Сталина.
– Патрик Мовсесович! – взревел товарищ Минасян.
– Я здесь! – откликнулся из-под небесно-голубого Брежнева директор художественной школы.
– Что это за ххх… цвета?
– Какие на складе выдали краски, такие и цвета! – обиделся Патрик Мовсесович.
– А смешать их в такой пропорции, чтобы получить нормальные, вы не могли?
– Это какие такие нормальные?
– Красный. Синий. Белый.
– Чтобы получить красный-синий-белый, надо выдавать красный– синий-белый. А если смешать то, что нам выдали, получится цвет натуральных, хм, какашек!
Третий секретарь райкома несколько секунд придумывал язвительный ответ. Потом махнул рукой – не ругаться же на весь город в столь светлый и прекрасный праздник!
– Ладно, черт с вами. Товарищи! Медленным шагом идем за грузовиком. Гево! – заколотил рупором по крыше кабины Минасян.
Грузовик от неожиданности зашерудел дворниками.
– Да! – высунулся из кабины несколько контуженный Гево.
– Едешь тихо, задним ходом. Чтобы все видели на двигающемся постаменте статую Мухиной.
– На каком двигающемся постаменте? – удивился Гево.
– На твоем двигающемся задом постаменте на колесах!
– А-а-а-а-а!
– Бэ! Так! Где у нас хор?
– Мы тут! – сбавил свой взволнованный кросс Серго Михайлович.
– По моей отмашке поем песни.
– По какой отмашке?
– Вот так махну рупором. Слева направо, ясно?
– Ясно!
– Статуя!
– Да!
– Подняли орудия труда, встали рядом. Вот так. По ходу движения Рабочий поддерживает Колхозницу. Парень, отцепись от ее бока! Поддерживать надо незаметно. Колхозница, подправь бок. Ну подними с этой стороны немного, а то он тебе зад порушил. Машина поедет очень медленно, так что не волнуйтесь, не свалитесь. Главное – смотрите вперед и не моргайте. Ясно?
– Ясно.
– Оркестр!
– Мы!
– По моей отмашке справа налево, справа налево говорю!
– Поняли!
– По моей отмашке справа налево исполняем… А что вы исполнять будете?
– «Песню взрослого мужчины».
– Совсем рехнулись? Исполняйте классику.
– Сыграем Шопена в мажоре.
– Сыграйте Шопена. Теперь внимание. Между вашими выступлениями я буду выкрикивать в рупор лозунги. Говорю «ура», вы повторяете «ура». Понятно, товарищи?
– Понятно! – заголосила толпа.
– Вперед! – заорал товарищ Минасян, вцепился одной рукой в борт грузовика, а рупором махнул в сторону восьмилетней школы.
– Кха-а-а-а-а-арррррр! – дернулся с места грузовик. – Кха-кха-кха– АаАаАррррр!
– Да здравствует Первомай! Ура! – провопил в рупор товарищ Минасян.
– Ура-а-а-а! – многоголосо отозвалась толпа и рьяно замахала транспарантами. В соседних дворах поднялась несусветная шумиха – закукарекали петухи, заверещали индюки, всполошенно залаяли дворовые собаки.
Демонстрация двинулась в путь. Грузовик кряхтел и переваливался с боку на бок, попадая колесом то в одну, то в другую выбоину. Гево, вытянув в напряжении шею, выглядывал в круглом зеркале бокового видения дорогу. С честью взял небольшой поворот и победно выкатился на главную улицу нашего городка.
– Да здравствует Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза, ура! – прокаркал рупор.
– Ура-а-а-а-а!!!
Товарищ Минасян вытянулся через борт грузовика и помахал рукой справа налево.
Оркестр грянул туш, а потом сымпровизировал в мажоре «Похоронный марш» Шопена. Зурна выделывала национальные пируэты, тарелки ударились в тамтамный бой. Импровизация сопровождалась воинственным кряхтеньем грузовика.